Валентин Катаев - Квадратура круга. Пьесы (сборник)
Миша выглядывает и делает Шуре отчаянные знаки.
Шура. Анатолий Эсперович!
Экипажев. Нуте-с?
Шура. Анатолий Эсперович… (Таинственно.) Кто-то в уборной свет не погасил.
Экипажев. Опять? (Гордо выпрямляясь.) Ну, это уже хамство! (Зловеще и твердо уходит.)
Явление II
В комнату быстро вскакивает Миша.
Шура. Насилу сплавила вашего папашу.
Миша. А то прямо гроб. Жильцы в коридор заглядывают, видят – милиционер. Беспокоятся. А я от них морду прячу за вешалку. Ни туда ни сюда. Прямо происшествие.
Шура. Демобилизуйтесь скорее.
Миша. К вам в сундучок можно милицейское барахлишко сунуть?
Шура. Давайте.
Миша. А то папаша найдет, тогда – гроб. (Переодевается.)
Шура. Ну, как служба?
Миша. Ничего служба. Стоим на посту. Сегодня жалованье платили.
Шура. Ну, стало быть, здравствуйте и прощайте. Мне на смену.
Миша. Я со смены – вы на смену. Вы со смены – я на смену. И так всю жизнь. Довольно глупо.
Шура. Не замечаю ничего глупого.
Миша. А я замечаю.
Явление III
Входит Экипажев.
Экипажев. В конце концов придется запереть уборную на замок и ключ выдавать в каждом отдельном случае. Здравствуй, Михаил. На всю комнату казармой несет. Откуда это? Какая-то помесь капусты и ефрейтора. Это от тебя? Фу, мерзость какая!
Миша. Да, действительно. Что-й-то пованивает.
Шура. Это, Анатолий Эсперович, наверное, у кого-то из жильцов на кухне щи варятся.
Экипажев. Гм… Действительно, нечто вроде щей! У кого же могут быть сегодня щи? Странно. (Уходит.)
Шура. Родненькие! Опоздала! (Убегает.)
Явление IV
Без Шуры.
Экипажев (входя). Большая свиная нога варится в щах. Конечно. Им все, а нам ничего. Что это значит, Михаил?
Миша. В чем дело? Что случилось?
Экипажев. Надеюсь, пока еще ничего не случилось. Но меня крайне, подчеркиваю: крайне – беспокоит твое поведение. Куда ты идешь? К чему ты стремишься? Какие у тебя идеалы?
Миша молчит.
Я спрашиваю: какие у тебя идеалы?
Миша. Да нет у меня никаких идеалов.
Экипажев. У всех Экипажевых всегда были идеалы. До сих пор еще ни одного Экипажева не было без идеалов. Ни од-но-го… Не перебивай меня.
Миша. Да я тебя не перебиваю. Отстань.
Экипажев. Как ты смеешь грубить отцу! Кто тебя научил? Экипажевы никогда не грубили своим отцам. Слышишь: ни-ког-да! Экипажевы высоко держали знамя русской интеллигенции и свято передавали его из рук в руки, из поколения в поколение. Твой прадед высоко держал знамя. Твой дед высоко держал знамя. Твой отец высоко держал знамя. И до сих пор еще держит довольно высоко, несмотря ни на что. Подчеркиваю: несмотря ни на что. Ну да. Святое знамя свободы и борьбы. А ты? Что общего может быть у сына Анатолия Экипажева с кондукторшей московского трамвая? Не перебивай меня. Господи, ты видишь… Мне некому передать мое знамя.
Миша. А вы сестрам не пробовали передавать?
Экипажев. Что?!
Миша. Ничего. Я только говорю: может быть, Каля и Аня…
Экипажев. Не смей говорить о своих сестрах на этом ужасном уличном жаргоне: Каля, Аня… В роду Экипажевых никогда не было никаких Каль и Ань. Калерия и Агнесса. Агнесса и Калерия.
Миша. Ну пускай Калерия и Агнесса.
Экипажев. Не перебивай меня. Ты не достоин произносить их имен.
Миша. Так можешь передать им знамя.
Экипажев (строго). Знамя передается исключительно по мужской линии. Но если ты будешь себя так вести… Если у тебя не будет идеалов и принципов, то придется… Имей в виду, Михаил, – придется передать… И видит бог, я передам. Не посмотрю на то, что они девушки, – и передам знамя. Особенно Калерии. Она ведет себя безупречно. Я еще не знаю, что будет с Агнессой. Я не знаю, чего она наберется в своем, как это называется на вашем ужасном языке, в своем вузе, кажется, так – вуз! Но за Калерию я ручаюсь… Она не изменит высоким принципам Экипажевых. И служению чистому искусству. Пока большевики не распродадут последнего шедевра последнего музея, она будет свято охранять музейные ценности – единственное, что нам осталось от великого культурного наследия прошлого.
Миша. Да что ты зарядил, ей-богу: идеалы, большевики, распродадут шедевры… Вот достукаешься до того, что тебе пришьют дело.
Экипажев. Молчи! Я ничего не боюсь. Экипажевы никогда не скрывали своих убеждений. Пусть приходят, пусть надевают на меня кандалы. Я готов. Экипажевы всегда страдали за убеждения. Ну! Берите меня… Я подчиняюсь произволу.
Стук в дверь. Пауза.
Тс-с-с!
Пауза.
А… антрэ!
Явление V
В дверь заглядывает 1-й жилец.
1-й жилец. Это к вам милиция? (Входит в комнату.)
Экипажев. К… какая м… милиция? За что же?
1-й жилец. Жильцы, говорят, видели, как сюда к вам милиционер вошел. Я сам, конечно, не видел, но жильцы говорят, возле вашей двери милиционера видели…
Экипажев. Видит бог. Ни сном ни духом. Зачем же милиция! Я четырнадцать лет сочувствую…
Миша. Никакого тут милиционера не было. Что вы зря панику поднимаете! Видите, ну где милиционер?
1-й жилец. Нету милиционера.
Явление VI
В дверь заглядывает 2-й жилец и бурно врывается.
2-й жилец. В чем дело? Что такое? Экипажева забирают?
Экипажев. Меня нельзя забирать. Я – лояльный.
2-й жилец (кричит в коридор). Экипажева забирают!
Явление VII
Входит соседка Артамонова.
Артамонова. Голубчик! Анатолий Эсперович! Да что же это делается? Да за что же это вас в милицию?
Голос за сценой. Господа! Экипажева забирают! Милиция пришла!
Миша. Граждане! Что за паника? Никакой милиции нет. Это вам показалось. Видите? А ну, граждане! Попрошу посторонних очистить помещение. (Выпроваживает всех жильцов Артамоновой. Кричит в коридор.) Нету никакой милиции! Разойдитесь!
Экипажев. И в коридоре нету… милиции?
Миша. И в коридоре нету.
Экипажев. Нуте-с.
Артамонова. Я так переволновалась… Так переволновалась…
Экипажев. Уверяю вас, госпожа Артамонова, – напрасное волнение. Берите с меня пример. Вы видите, – совершенно я спокоен. Мы, интеллигенция… Может быть, в кухне – милиция?
Миша. Нету в кухне милиции. Нету! Успокойся.
Экипажев. Нуте-с. Русская интеллигенция всегда была жертвой полицейских репрессий. Радищев. Декабристы. Октябристы. Пушкин, Лермонтов, Жуковский… Слышишь, Михаил! Ты должен склонить голову перед этими святыми именами, а не глупо ухмыляться. Вот, госпожа Артамонова, современная молодежь. Полюбуйтесь!
Артамонова (со вздохом). Да, уж… (Оживившись.) Анатолий Эсперович! Кстати, об интеллигенции. Нас с вами можно поздравить.
Экипажев. Что такое?
Артамонова. Наконец-то Советская власть взяла лучшую часть старой интеллигенции на особое снабжение.
Экипажев. Не может быть!
Артамонова. Уверяю вас. Муж моей дочери, мой зять, инженер Белье, прикреплен к закрытому распределителю. Представьте себе, в месяц по твердым ценам выдают кило масла, четыре с половиной кило мяса, тридцать литров молока, кило колбасных изделий.
Экипажев. Кило колбасных изделий…
Артамонова. Тридцать штук яиц, два с половиной кило рыбы, сто граммов чаю, пять кило сахару…
Экипажев. Сахару…
Артамонова. И еще что-то там. Да, кило сметаны, три кило фруктов… Вы разве не получили? Да, еще тридцать пачек папирос…
Экипажев. Н-нет. Не получил.
Артамонова. Да, впрочем, вы ведь не служите. Ах, Анатолий Эсперович, голубчик, почему вы не служите?
Экипажев. Служить бы рад – прислуживаться тошно.
Артамонова. Ну что вы, что вы! Давно все наши служат.
Экипажев. Все, но не я. Экипажевы никогда не продавали своих убеждений… как некоторые.
Артамонова. Если это намек на мужа моей дочери, моего зятя, инженера Белье… Муж моей дочери, инженер Белье…
Экипажев. Французик из Бордо. О да. Молчалины блаженствуют на свете.
Артамонова. Анатолий Эсперович! При всем моем уважении к вам… Вы должны знать, что инженер Белье…
Экипажев. Я не хочу знать никакого Белье. Меня не интересует чужое белье. Да-с. Грязное чужое белье.
