Ирина Грекова - На испытаниях
- Кстати, - крикнул из-под своего индивидуального шалаша Джапаридзе, кто знает: спутник Марса, шесть буки, на конце "с"?
- Энгельс! - ответил Теткин.
- Балда! Не Маркса, а Марса.
- Тогда не знаю.
- Жаль, Сиверс ушел, - сказал Мании. - Он все знает. Исключительно образованный человек. Восемь языков изучил, если не больше.
- И откуда у него объем головы берется? - захохотал Теткин. - Я бы двух языков и то не выдержал. Да что языки? Мне в главке совершенно ответственно утверждали, что генерал Сиверс помнит наизусть всю таблицу логарифмов. Я не поверил, конечно, и к нему: "Правду ли, Александр Евгеньевич, про вас говорят, что вы таблицу логарифмов на память знаете?" А он так странно на меня поглядел: "Вам это говорили? Ну что ж, распространяйте дальше". И пошел.
- В цирке один такой выступал, - вставил Джапаридзе. - В уме корни извлекал. Прямо ненормальный.
- Насчет таблиц сведения, конечно, не до конца проверены, - продолжал Теткин, - а насчет "пи" я своими глазами видел. Знает число "пи" наизусть до шестидесяти знаков. По этому "пи" он даже измеряет состояние опьянения. Напишет "пи" и считает знаки. Как дойдет до сорока - все. Ни капли больше не выпьет.
- Нам бы такое "пи", - сказал Манин.
- Тебе! Ты и без "пи" трезвенник. Одну рюмку полчаса сосешь, смотреть тошно.
- Однако не пора ли купаться? - спросил Джапаридзе из-под сени своего шалаша.
- Пора, пора, - закричал Теткин, вскакивая на ноги, - самая пора купаться, купаться!
Он подскочил к шалашу, ухватился за одеяло, на котором лежал Джапаридзе, поволок к берегу, приподнял за край и скатил лежащего в воду вместе с журналом "Огонек".
- Не понимаю таких шуток, - кричал Джапаридзе.
- Куча мала! - завопил Теткин, ухватился за шею Манина и, ловко дав ему подножку, свалил в воду прямо на Джапаридзе, а сверху упал сам. Замелькали спины, ноги, руки. Теткин отфыркивался, как тюлень. Лора глядела на возню с умилением:
- Какой веселый. Какой общительный! Это надо же!
- Ничего, - согласилась Томка. - Только мне майор Скворцов неизмеримо больше нравится. Ты не обижайся, даже сравнения нет по культуре.
- Девушки, в воду! - крикнул Теткин.
Лора и Томка, чуть жеманясь и поджимая пальцы, вошли в реку, выбрав мелкое место. Течение перекатывалось через отмель, сильное, как струя из шланга. Пузырьки, деревяшки, веточки - все это, повертываясь и покачиваясь, летело мимо.
- Ух, и несет же, - сказала Томка. - Прямо с ног сбивает, жутко, правда?
- Ужас! - ответила Лора. - Нет, лично я такое купанье не люблю: того и гляди утонешь.
- А где наши-то? Лида с майором? Были две головы - и нет.
- А вон погляди, на том берегу. Да нет, правей смотри. Видишь? Вон куда их снесло. Как же они возвращаться-то будут, бедные?
Далеко, на противоположном берегу, в мелком ракитнике, виднелись две тощие знакообразные фигуры: мужская и женская. Лиц отсюда разглядеть было нельзя, но, судя по всему, они разговаривали, и довольно оживленно. Он, жестикулируя, что-то рассказывал, а она слушала, теребя одной рукой ветку, а другой опираясь на бедро. Издали это похоже было на разговор двух паяцев-дергунчиков.
- Как это люди в такую даль не боятся плавать? - сказала Лора. - Я бы умерла со страху. Ну, пускай он, мужчина все-таки, а она? Не понимаю таких отчаянных женщин.
- А я понимаю, я сама отчаянная, я только плавать не умею, а то бы поплыла. Я ничего не боюсь, в жизни все надо испытать, правда?
Две фигуры на далеком берегу изменили позы: теперь говорила она, а он слушал.
- Знаешь что, Лора, - сказала Томка, - а ведь между ними что-то намечается.
- Глупости! Тоже выдумала! Ничего не намечается. У нее муж и сын, и у него тоже жена и сын.
- Как будто это может помешать, - хихикнула Томка. - Вот у вас с Алексеем тоже двое детей, а он разве на это посмотрел? Наплевал и пошел по линии любви. В наше время на это не смотрят: дети. Понравились, погуляли, раз-два-три - и семья разрушена. Правда? Вот так и у них будет.
- Какая ты, Томка, мещанская, прямо ужас. Ты всех, наверно, на свой аршин меришь.
- Это я-то? Ну, нет, - засмеялась Томка. - Я-то как раз к мужчинам равнодушна. У меня семья крепкая.
- И про Лиду не говори. Лида не такая, чтобы позволить. Лида глубокая.
- Ну, ладно, давай сплаваем.
Надув щеки и выпучив глаза, Лора и Томка кинулись в воду и поплыли по-собачьи, сильно брызгая ногами. Течение подхватило их и понесло.
- Ой, боюсь, вода так и тянет! - кричала Лора. - Постой, коса упала.
Она остановилась по пояс в воде, выжимая воду из тяжелой своей косы. Томка тоже встала на дно, мелко и часто дыша, лопатки так и ходили.
- А Лидка-то с майором все беседуют, обсуждают. Я тебе говорила: что-то у них есть. Слишком уж долго беседуют.
Лора, не отвечая, глядела на тот берег, где все еще разговаривали две фигуры-закорючки - мужская и женская. Мужчина теперь почему-то сидел на корточках.
- Объясняется, - сказала Томка.
- Глупости, кто ж это на корточках объясняется?
- Верь моему слову, у меня на эту любовь нюх, как у милицейской собаки.
Тем временем Теткин, Мании в Джапаридзе, искупавшись, выходили из воды.
- Одна полна, другая худа, - говорил Джапаридзе, - нет золотой середины.
- Разве в этом дело? - отвечал Мании. - Важно, может ли женщина быть настоящим другом человеку.
- Правильно! - согласился Теткин. - Как вы думаете, братцы, жениться мне или еще погодить?
- А кандидатура есть? - спросил Мании.
- За этим дело не станет. Кандидатур у меня - вся Лихаревка да еще пол-Москвы.
- Нет, лучше не женись, - сказал Джапаридзе. - Распишешься - сразу свободу потеряешь, зарплату отдавай, пить не смей.
- Смотря какая жена, - заметил Манин. - Бывают очень чуткие.
- Ну, ладно, братцы, пора закруглять купанье, - сказал Теткин. - Солнце опускается, скоро комары нападут, наплачемся, да и ужин пропустим. А наши-то два чемпиона все на том берегу консультируются.
- Не ждать же нам их, - сказал Джапаридзе.
Теткин взял мегафон и крикнул в трубу:
- Пашка! Лида! Скворцов! Ромнич!
Голос утробно загрохотал над рекой. Две фигуры, два значка - мужской, и женский - на том берегу замахали руками.
- Чемпионы! Черт вас деря! - басовито раскатывался мегафон. - Чего вы там развели конференцию? Сейчас давайте обратно! Без вас уйдем!
- Дем... - ответило эхо.
От того берега отделились два быстрых треугольника; у вершины каждого из них периодически появлялась и пропадала черная точка.
- Теткин опустил трубу и сказал:
- Хорошо плывут... собаки!
9
Генерал Сиверс шел домой один. В душе у него что-то сосало. Эх, напрасно не выкупался... Может быть, все-таки надо было выкупаться?
Он шел, и вспоминался ему один день в детстве, очень похожий по ощущению. Было ему тогда лет семь или восемь. Домашние собрались в гости, звали его с собой. А он все не мог решиться: идти или нет?
- Ну, хватит полоскаться, - сказала мама, - решай.
А он все полоскался. Потом будто бы решил, сказал: но пойду. Но это он так сказал, ему очень хотелось, чтобы его уговорили. Но никто его уговаривать не стал, просто ушли, а он остался один. Ужасно один, и так хотелось в гости. Как сейчас помнит: голубые обои, один, и солнце, один прямой луч, и в нем пылинки звездочками.
Сейчас он шел по горбатой, изъезженной дороге с глубокими колеями. Окаменевшая грязь. Сколько предметов намертво в нее всохло: истлевший валенок с половиной галоши, моток ржавой проволоки, колесо... Какие здесь, должно быть, разыгрывались бои в героическую грязевую пору. Как завывали машины, как бились возле них люди, подсовывая под скаты брусья и колья, а то и ватники. Как дул холодный ветер, а люди закуривали, заслонив ладонями огонь, и между пальцами у них светилось красным...
А сейчас по обе стороны дороги зеленели странные деревья - как их там зовут, ивы или ветлы? - бородатые, сказочные, сплошь оплетенные тускло-зелеными тяжами водорослей. Это весной поднималась вода, высоко, до самых верхушек, стояла вода, а потом ушла, оставив на деревьях водоросли. Как уходила вода - это и сейчас было видно по листьям: на самых верхних ветвях они были здоровые, блестящие, темно-зеленые; пониже - узкие, светлые, молодые; а совсем внизу только еще распускались почки. Генерал Сиверс вспомнил, как однажды, несколько лет назад - еще и городка не было, - в самое половодье лодочник Степан Мартемьянович - совершенно библейский старик, матерщинник и пьяница - привез его в лодке, кажется, сюда, на это самое место. Да, точно. Кругом была вода - на десятки километров одна вода, гладкая, без морщинки, розовая вечером вода, и из нее - верхушки деревьев черноватыми шапками. И, кажется, чайка была, старик держал весло, и с него капало, от каждой капли по воде бежал круг...
Дорога вышла к берегу реки. В тихой предвечерней воде по колено стояла лошадь, запряженная в водовозную бочку. Рядом расхаживал почернелый сухопарый возница в подвернутых штанах. Он черпал ведром воду и поливал лошади раздутые, дышащие бока. Генерал Сиверс с какой-то грустью и напряженным вниманием глядел на все это. Ощущение значительности происходящего еще усилилось необычайно глубоким, обширным и долгим ударом, который пришел издалека и огромным вздохом потряс окрестность.
