Валентин Катаев - Рассказы и сказки
И вдруг в этот самый миг в стройной, приятной картине произошел какой-то беспорядок. Сначала он его скорее почувствовал, чем увидел. Все было по-прежнему: ярко-синее море, строгая прямая линия серого пирса, веселенькие красные вагоны с белыми наклейками, будочка стрелочника, два сияющих перламутровых облака над ее железной крышей, бензиновые цистерны, похожие на ярмарочные карусели в брезентовых чехлах, маленький маневровый паровозик, толкающий перед собой две открытые площадки с какими-то бревнами. Все это было ярко освещено солнцем, красиво, но ко всему этому примешивалось чувство какого-то странного, очень тревожного беспорядка. Вместо того чтобы прокатиться мимо будочки стрелочника, площадки с бревнами вдруг стали плавно заворачивать в тупик. Комендант увидел, как из домика выбежала маленькая фигурка человека и бросилась в сторону. Раздался крик часового и сейчас же за ним выстрел, потом другой. Теперь маневровый паровоз, выбрасывая из трубы сильные клубы дыма, полным ходом толкал площадки с бревнами прямо на стоящие в тупике веселенькие красные вагончики. На полном ходу с паровоза соскочил высокий человек и побежал, но откуда-то раздался выстрел, человек споткнулся, потом вскочил, побежал, упал, и в то же мгновение комендант с ужасом понял, что происходит нечто чудовищное и непоправимое, как во сне...
Над пирсом Нефтяной гавани, в сияющем небе, низко висело плотное черное облако взрыва, освещенное снизу бушующим пламенем. Это горел бензин, и в огне продолжали взрываться одна за другой цистерны, постепенно окутывая все вокруг тяжелым, непроницаемо-душным дымом.
1957
ДОРОГОЙ, МИЛЫЙ ДЕДУШКА
- А что сейчас будет?
- А ты прочти.
- Я не могу.
- Скандал! Такая большая девочка и до сих пор не научилась читать. Ты же знаешь буквы?
- Знаю.
- Ну, так что там написано на экране? Какая первая буква?
- Три.
- "Три" не буква, а цифра. А это буквы. Понятно тебе?
- Понятно.
- Теперь говори, какая это буква?
- Забыла.
- Вот тебе и раз! Это же буква не простая, а буква твоей мамы.
- Ж?
- Это когда твоя мама была такая же маленькая, как ты. А теперь у нее другая буква. Ну?
- Е? Евгения?
- Верно. А потом какая буква?
- В.
- Молодец. Дальше?
- Г.
- Умница. Потом?
- Опять три. Нет, нет! Опять Е.
- Верно. Дальше.
- Дальше Н, потом И, потом еще раз И, но только со скобочкой наверху. Да, деда?
- Абсолютно верно. А все вместе? Только не сразу, а сначала подумай хорошенько. И не ерзай, а сиди смирно. Ну, складывай буквы.
- Не могу!
- Пой.
- Петь?
- Ну да. Пой красиво и музыкально.
- Ев-ге-ний.
- Молодец! Дальше.
- Дальше буква О. Москва. Да, деда?
- Москва здесь ни при чем. Ты не гадай и не хитри, а читай по буквам.
- О. Н. Е. Г. И. Н.
- А вместе?
- Евгений Онегин.
- Гениальный ребенок!
- Деда, а что наверху написано маленькими буквами, я не могу разобрать.
- Написано "Чайковский".
- Корней Иванович?
- Слава богу, нет.
- А какой?
- Петр Ильич.
- А он что?
- Он, вообрази себе, композитор.
- Это сейчас его показывают на экране?
- Его.
- Какой красивый, с бородой! А это кто сейчас появился? Его дочка?
- Не думаю.
- А кто?
- Истолковательница.
- А почему у нее такие сердитые мездри?
- Не мездри, а ноздри. Сколько раз я тебе говорил. Пора знать. И сиди спокойно, не вертись. Не мешай слушать.
- Что слушать? Как она истолковывает? А когда начнется самый этот Евгений Онегин?
- Уже начинается.
- А это что показывают?
- Оркестр.
- А почему там так много пустых стульев? У музыкантов грипп? Как скучно! Может быть, перекинемся на вторую программу? Вдруг там "Спокойной ночи, малыши"? А то здесь все равно ничего не видно, а только немножко слышно.
- Молчи. Сейчас все увидим. Вот уже видно.
- Это на даче? А чего они делают?
- Варят варенье.
- Какое?
- Вишневое.
- С косточками?
- Без.
- А косточки?
- Вынули шпильками.
- И выбросили?
- Да.
- В оркестр?
- Молчи. Не мешай.
- А еще что они делают?
- Поют.
- Про львов?
- При чем здесь львы! Поют совсем про другое.
- Нет, про львов. "Слыхали львы, слыхали львы". Деда!
- Что?
- А львы слыхали?
- Не имею понятия.
- А если слыхали, что тогда? Они сюда не придут?
- Кто?
- Львы.
- Не придут. Здесь не цирк.
- А что?
- Опера.
- Львы в оперу не приходят?
- Редко. В самом крайнем случае.
- А что это за две другие женщины пришли?
- Две сестры.
- Как их зовут?
- Толстенькую Оля, а черненькую Таня.
- А третья сестра где?
- Нету. Только две.
- А мама ходила на троих.
- То совсем другое.
- Цирк?
- Нет, драма.
- Кто эти, которые варенье варили?
- Мама и няня.
- Такие молоденькие?
- Каких бог послал. И молчи. Хоть на минутку закрой рот.
- А Ольга богатая?
- Почему ты решила?
- Красиво одета. С оборочками. А Татьяна, наверное, бедная, да, деда?
- Не скажи! Тоже довольно зажиточная.
- Как интересно. Одна беленькая, другая черненькая, одна резвушка, а другая грустненькая. Деда, я видела, как резвушка пробовала пальцем варенье, а та, другая, Татьяна, все время понарошку книжку учила, наверно, арифметику. Смотри, деда, уже пришли народные песни и пляски, давай лучше перекинемся на вторую.
- Подожди, сейчас будет интересно.
- Придет какой-нибудь мужчина?
- Не исключено.
- Пришел! Пришел! Смотри, деда: идет в пелерине. Деда, это кто? Хайкин?
- Здравствуйте! Откуда взяла?
- Объявляли, что будет Хайкин.
- Так дирижировать же, а не по гостям ходить.
- А этого, который пришел, как звать?
- Ленский.
- А я думала, Пушкин. Точно так же одет, как Пушкин.
- Нет, не Пушкин.
- А почему же у него тогда пелеринка?
- Потому что потому, оканчивается на у. И не мешай мне слушать.
- А он хороший?
- Отличный.
- А он кто?
- Поэт.
- Он муж этой резвушки Ольги?
- Пока еще жених.
- А это лучше или хуже?
- Смотря кому.
- Деда, смотри! Еще какой-то с Ленским пришел. Хайкин?
- При чем тут Хайкин? Хайкин - дирижер.
- А этот?
- Помещик.
- Я не понимаю, про чего ты говоришь?
- И не надо тебе понимать.
- А он кто - Пушкин?
- Почему Пушкин?
- В пелеринке. И голова кудрявенькая.
- Нет, не Пушкин.
- А как его зовут?
- Евгений Онегин.
- А вот и нет! Это Арбенин.
- Что за чушь!
- Арбенин, Арбенин! Я его знаю. Он вчера тут по телевизору уже сходил с ума, когда отравил мороженым свою Нинку.
- Да нет. То было совсем другое. То была драма.
- А это?
- Опера.
- Какая?
- "Евгений Онегин".
- А он хороший?
- Так себе. Типичный представитель разочарованного дворянства.
- А Татьяне он хороший?
- Отличный. Лучше не надо. Видишь, она даже с ним пошла гулять подальше от дома.
- А он кто? Поэт, как Ленский?
- Нет.
- Значит, про зайчиков?
- Не понимаю.
- Ну как же, деда! Ленский ведь поэт, значит, пишет стихи, а этот Евгений Онегин - про зайчиков.
- Ничего не понимаю. Про каких зайчиков?
- Ну, про заек.
- Ах, прозаик! Так бы ты сразу и сказала. Нет, он не прозаик.
- А про чего?
- Про ничего. Ты мне уже, моя милая, надоела хуже горькой редьки. Смотри лучше на экран.
- Татьяна уже в него влюбилась?
- Похоже на то.
- Деда, а потом она бросится в воду?
- Ерунду говоришь.
- Нет, не ерунду. Я сама видела. Только тогда она была дочка мельника.
- Ладно тебе болтать. Слава богу, уже антракт.
- А что будет потом?
- Сцена письма.
- Диктовка?
- Еще хуже. Сочинение. Молчи. Начинается.
- Так быстро?
- А чего тянуть кота за хвост. Раз-раз - и готово!
- Что она делает? Легла спать?
- С нянькой разговаривает.
- По-русски?
- Конечно.
- Я чего-то ничего не разбираю. Про чего они разговаривают?
- Преимущественно про любовь. Нянька говорит, что любовь - это одни глупости и что пусть лучше ложится спать.
- А она что?
- Ты же видишь, выпроводила няньку и пишет письмо Евгению Онегину.
- А что поет?
- Разное. Поет, например, "я вам пишу, чего же боле".
- Признается ему?
- Признается. Ну, в чем дело? Чего ты вдруг завертелась, как на сковородке?
- У меня живот заболел!
- Это, наверно, от переживаний.
- Знаешь что, деда?
