Якуб Колас - На росстанях
Тон беседе, видимо, задавал старый народоволец. Создавалось впечатление, что здесь шел оживленный разговор и прекратился он только с приходом Янки и Андрея, новых в этой компании людей. Шэра-Сенька познакомил их с народовольцем и с другими лицами, находившимися в комнате. Старик поднял глаза из-под нависших седых бровей, окинул учителей беглым взглядом.
- Прошу садиться, - проговорил он и показал на диван.
- Да, учительство - сила, - заметил Кондакович. - Немецкие учителя устроили французам Седан, они победили Францию.
Замечание было совсем некстати, и высказанную Кондаковичем мысль никто не поддержал. Народоволец помешал ложечкой чай, отпил глоток, причмокнул два раза губами, лизнул языком уголки губ.
- Это верно, - отозвался он. - Всякая разрозненная сила, собранная воедино, связанная крепким обручем и направленная к единой цели, творит чудеса. Это всегда надо иметь в виду.
Для Кондаковича слова народовольца были той соломинкой, которая сразу же превращается в целый мост к большому разговору. Он считал себя высокоинтеллигентным человеком и выдающимся оратором. Кондакович как-то сказал о самом себе, что когда он выступает с речью, то говорит взволнованно и горячо и его иногда нужно сдерживать.
- Святая правда! - подхватил он слова народовольца. - И беда только в том, что не так легко сплотить разрозненные, как вы справедливо говорите, силы. Вот, к примеру, нас, революционно настроенных людей, собралось здесь не так много, а такой бесспорной, для всех ясной и приемлемой основы, платформы, на которой мы остановились бы все как один человек, нет. Один понимает дела и события общественной жизни так, другой - иначе. Отсюда и разных течений у нас много. Более того. Вот, скажем, я принадлежу к Белорусской социалистической грамаде. В нашей организации своя специфика сюда присоединяется национальный момент. Но и мы, грамадовцы, не во всех взглядах сходимся. Да это, может, и не беда: чем больше в букете цветов разных оттенков, тем богаче букет.
- Ну, а если в букете будут одни только красные розы, то, как, по-вашему, такой букет будет бедным? - перебила оратора дочь народовольца.
Кондакович весело засмеялся всем своим лицом, показав крупные желтоватые зубы.
- Вопрос, Вера Анатольевна, и дамский и в то же время философский, ответил он и хотел было снова пуститься в какие-то длинные рассуждения, но в эту минуту в комнату вошли еще два человека.
Оба они были здоровяки, широкие, громоздкие. Первый - брюнет, плечистый, с пышными черными усами, немного косоглазый: один глаз смотрел, как говорится, на Москву, другой - на Варшаву. На вид ему было лет за тридцать. Другой - еще шире в плечах и выше ростом, с добродушным лицом, с большой головой, светловолосый. Оба они собирались редактировать разные издания. Чернявый намечался если не в редакторы, то в заместители редактора первой белорусской газеты, которая должна была начать выходить в ближайшие дни. Фамилия его Власюк. Ни к какой партии он не принадлежал, называл себя "независимым хуторянином", хотя целиком разделял программу Белорусской социалистической грамады. Другой, также будущий редактор нового журнала, но уже иного направления, был социал-демократ Кастогин. В минской прогрессивной газете он поместил свою аллегорическую сказку под названием "Пень". Люди объединились и выкорчевали из земли пень, который очень мешал им. Под пнем подразумевался царь. Царские чиновники докопались до смысла сказки. Газету закрыли, издавать новую не разрешили, а сам Кастогин на время куда-то исчез.
С приходом редакторов двух новых изданий, которые, правда, еще только наклевывались, все притихли. Редакторы поздоровались с присутствующими, как с хорошими знакомыми, а на бывших учителей, узнав, кто они такие, посмотрели сочувственно.
- Что ж, господа, - сказал старый народоволец, снова пожевав губами и облизнув их кончиком языка, - больше мы никого не ждем, поэтому давайте поговорим. Прошу ближе к столу! Кто хотел бы взять слово? - обвел он взглядом присутствующих.
- Вы, Анатолий Иосифович, как самый старший среди нас, должны начать собрание, - ответил Кондакович. Его поддержали.
- Ну хорошо, - согласился народоволец. - О чем нам говорить сегодня? обратился он к присутствующим. Помолчав немного, продолжал: - Дело сегодня не в том, что мы не имеем такой общей основы, на которую могли бы стать мы все, как говорил уважаемый Игорь Сергеевич, - народоволец кивнул головой в сторону Кондаковича. - Дело, друзья мои, в том, что пламя революции никнет и гаснет. К сожалению, верх взял общий наш враг - самодержавный царский строй. Наша задача - не дать погаснуть огню революции.
Старому народовольцу похлопали.
- Отсюда, друзья мои, возникает вопрос и о способах, методах борьбы прогрессивных людей России за народ, за его права и интересы в новой обстановке. Какие же способы-пути можем наметить мы? Прошу высказаться.
- Для меня ясно одно, - взял слово Кастогин, - нам надо занять одну, наиболее правильную позицию и с этой позиции посылать свой огонь в одну точку. Эта позиция рабочего класса, пролетариата. На этой позиции стоим мы, марксисты. А потому наша ставка - на рабочий класс, как на единственный последовательно революционный класс в государстве, способный стать во главе революционного движения и руководить им...
- А крестьянство вы сбрасываете со счетов? - взволнованно прервал оратора Шэра-Сенька. - Это самый многочисленный класс в России. Крестьянство пополняет ряды рабочих на фабриках и заводах, оно дает солдат в царскую армию. И пока мы не оторвем ее от царско-полицейского режима, до тех пор не возьмет верх революция. А потому все внимание надо направить на крестьянство.
Споры разгорелись. Каждый из присутствующих отстаивал свою точку зрения. Молчали только два друга, и не потому, что им нечего было сказать: они просто не осмеливались выступать перед такими бойкими ораторами. Взял слово и Власюк.
- По моему мнению, сегодня у нас может быть один верный путь - это путь культурно-просветительной работы как среди крестьянства, так и среди рабочих в городах.
- А какую цель ставите вы перед ними? Какую перспективу даете им? спросил Кастогин.
- Не будем сейчас забегать вперед. Время и обстановка покажут, что делать дальше, - ничего лучшего не нашел ответить Власюк. - Наши разногласия напоминают мне один рассказ, - сказал он в заключение. - Вез мужик в город продавать капусту. На дороге был крутой пригорок. С пригорка воз покатился вниз и перевернулся. Капуста вывалилась, и кочаны покатились куда попало. В это время шел прохожий. Он остановился и глубокомысленно проговорил: "Посмотрите на нее - в каждой головке капусты, оказывается, есть свой разум, одна катится туда, другая сюда". Разве не то же самое наблюдается у нас? Так вот почему необходима культурно-просветительная работа среди широких пластов народа, чтобы все головы катились в одну сторону.
Нельзя сказать, чтобы этот рассказ очень понравился присутствующим.
- Друзья мои! - сказал народоволец, закрывая собрание. - Мнения у нас разные, а цель одна - не дать заглохнуть революционному движению в народе. Все, что можем делать для него, будем делать. И наши усилия не пропадут. Желаю всем нам успеха! Завтра наше совещание продолжим в другом месте.
X
Очутившись за стенами дачного дома, друзья вздохнули с облегчением. На первых порах они чувствовали себя в этом доме как бы связанными, пока не присмотрелись к новым, незнакомым им людям и не перекинулись кое с кем из них несколькими словами. Участники тайного совещания произвели на них хорошее впечатление, в особенности Кастогин. В нем самом и в его словах чувствовались внутренняя сила и правда. Наиболее противоречивым казался старый народоволец: крупный землевладелец, революционер, а почему не отдает земли крестьянам?
В целом же выступления представителей разных революционных течений немного разочаровывали, в головах не искушенных в общественных делах бывших учителей возникала еще большая путаница.
Было уже совсем темно, когда друзья вышли на улицу. Слабо светили фонари. На окраине города движение было совсем маленькое. Изредка проходила парочка, занятая своими делами, далекими от всего, что услыхали и о чем думали сейчас друзья. Время от времени медленно проезжала колымага, громыхая колесами по неровной мостовой, цокали подкованные конские копыта.
- "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых", - сказал Янка, словно подводя этим церковно-славянским изречением итог тайному совещанию.
- А я не раскаиваюсь, что побывал там, - ответил Лобанович. - Правда, ожидал большего, но все же интересно. Много новых мыслей разбужено в голове. Но об этом, Янка, поговорим после.
- А как завтра? - спросил Янка. - Пойдем или нет?
- Я не пойду, поеду домой, "школа" ждет меня.
Миновав мост через Свислочь, друзья простились. Янка направился к знакомому, где и думал заночевать. Лобанович хотел сесть на конку и поехать к товарищу по семинарии, с которым они дружили и переписывались. Высматривая конку, Лобанович не заметил, как рядом с ним очутился высокий человек и положил ему на плечо руку.
