Михаил Салтыков-Щедрин - Том 4. Произведения 1857-1865
Прокофий Иваныч уходит. Господа! в настоящее время мы, более нежели когда-нибудь, должны тесно соединиться, чтобы поставить оплот коварству, копающему нам яму в лице Прокофья Иваныча. Господа! я предлагаю завтрашний же день показать пример спасительной строгости и передать почтеннейшему Ивану Про-кофьичу об умысле того, которого он имеет несчастие называть своим сыном!
Гаврило Прокофьич (смотрит на часы). А мне надо еще к Лобастовым ехать! Господи! Вот она где каторга-то!
Занавес опускается.
Действие III
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Иван Прокофьич.
Прокофий Иваныч.
Гаврило Прокофьич.
Фурначев.
Лобастов.
Живновский.
Разбитной.
Настасья Ивановна.
Леночка Лобастова.
Живоедова.
Баев.
Сцена IТа же комната, что и в I действии. На одном из столов поставлена закуска. Живоедова и Лобастов.
Лобастов (закусывая). Какой же это, сударыня, слепочек?
Живоедова. Да вот с ключика или с замка, который у сундука-то!.. Так я, говорит, по образу и подобию другой ключик такой закажу, а как начнет старик-то кончаться, так вы, мол, мне тихим манером весть дайте…
Лобастов. А я, дескать, приду, ключиком сундучок отопру, да что следует оттуда и повыну…
Живоедова. Ну, так, сударь, так!
Лобастов. А ведь это он, сударыня, не глупо выдумал!
Живоедова. Уж насчет ума это нечего говорить: первый по губернии человек!
Лобастов. Ну, а деньги поровну?
Живоедова. По-моему, надо бы поровну, а там ведь господь его знает, что у него на душе… этого-то я и боюсь!
Лобастов. Это вы правду, сударыня, сказали, что чужая душа потемки. А я так думаю, что тут и сомнения держать не в чем.
Живоедова. Ты, стало быть, думаешь, что он обидит?
Лобастов. А то как же? Сами вы, голубушка, рассудите, из-за каких же ему расчетов с вами делиться? Если б еще вы были человек чистый, если б сами не были в это дело со всех сторон запутаны, ну тогда, конечно, можно бы с ним поговорить… А то вообразите вы себе то: ну приступите вы к нему, скажете: «Отдай половину», а он вам на это: нет, мол, половины много, а вот, дескать, тебе на чай синенькую…
Живоедова. Чтой-то уж и синенькую!
Лобастов. Положим, вы так ему и скажете, а он вам на это: довольно, мол, с тебя и этого будет!
Живоедова. Да ведь я, сударь, горло ему перегрызу, я, сударь, наследникам все открою… у меня язык-то тоже не купленный…
Лобастов. Положим, что и это вы ему объясните. Так ведь он, сударыня, знаете ли, что вам ответит: «У тебя, скажет, у самой хвост-от в грязи; я, скажет, только деньги взял, а ты, мол, и ключ фальшивый составила… так разве хочешь идти вместе на каторгу?» Ну, может, и еще тут рубликов с пяток набавит… Так на каторгу-то, чай, вы не пожелаете…
Живоедова. Кому охота! Да чтой-то ты, сударь, все пять да пять рубликов заладил — а ты говори дело!
Лобастов. А дело, сударыня, тут в том состоит, что Семен Семеныч обширного ума человек!
Живоедова (тоскливо). Да ты хоть бы присоветовал что-нибудь, Андрей Николаич… право, точно уж ты чужой человек…
Лобастов. Тут надо, сударыня, чтоб с чистой душой человек был… чтоб ухищрениям Семена Семеныча свой оплот поперек поставить.
Живоедова. Да ведь я еще слепочка-то ему не давала… (Вздыхая.) Уж, видно, ин бросить эту затею!
Лобастов. Зачем же-с? Затея эта хорошая, только надо ее обеспечить… Это вы хорошо, Анна Петровна, сделали, что мне сказали, потому что я тут могу многое… Да вы, пожалуй, и Станиславу Фаддеичу передали?
Живоедова. Оборони бог!
Лобастов. То-то же-с. Станислав Фаддеич человек, конечно, хороший — слова нет! — только надо его в руках держать. Надо, сударыня, так поступить, чтоб он вашу особу завсегда желал, а не вы его. И если у вас, с божьей помощью, будут в руках капиталы, так вспомните, Анна Петровна, меня, старика, не отдавайте вы ему этого капитала в руки!
Живоедова. За совет тебе, Андрей Николаич, спасибо… Только что ж ты теперь сделаешь-то?
Лобастов. А мы сначала с стариком насчет духовной поговорим. Надо, сударыня, сначала добром попробовать.
Живоедова. Поговори ты ему, голубчик! Ну, а как он упираться станет?
Лобастов. Ну, тогда-с… надо еще об этом поразмыслить. Только уж, во всяком случае, вы, как начнет Иван Прокофьич кончаться, так заодно с Семен Семенычем и мне потихоньку шепнуть пришлите.
Живоедова. А я знаешь что удумала? нечем к Семену Семенычу посылать, так мы бы вдвоем это дело обделали?
Лобастов. То есть обобрать-то-с?
Живоедова. Да не обобрать — что ты, сударь, в сам-деле, как говоришь! обобрать да обобрать — только и слов у тебя! не обобрать, а попользоваться…
Лобастов. Не могу-с… грех-с…
Живоедова. Да что ж за грех..
Лобастов (прерывая ее). Грех, сударыня.
Живоедова. Ну, ин ладно, пусть Семен Семеныч старается. Только ты меня уж, сделай милость, с ним заодно не обмани. Вспомни ты, Андрей Николаич, что я кругом сирота, да и дело-то мое такое, что я с женским с своим умом никаких этих делов не понимаю… Так не обмани же ты меня!
Лобастов. Обмануть мне вас, сударыня, нельзя, да и не расчет, а только уж вы меня в третью часть примите!
Живоедова (вздыхая). Уж что с тобой делать! все лучше, нежели как он в сам-деле синенькой отпотчует!
За дверьми слышится шум.
Ну, теперь, кажется, и впрямь кто-то пришел. Живновский. Я, почтеннейшая благодетельница, на минуточку.
Сцена IIТе же и Живновский.
Живоедова. Уж чего, чай, на минуточку. Ты только языком говоришь, что на минуточку… часто уж повадился!
Живновский. Я, пожалуй, и уйду, сударыня.
Лобастов. Вздор, любезный, без хлеба-соли из гостей не уходят… выпьем!
Живновский. Я, ваше превосходительство, от этого никогда не отказываюсь. По-моему, это неучтиво! Вот вчера, например, Семен Семеныч, сказывают, от шампанского отказался… ну, как вы там хотите, а я этого никогда оправдать не могу.
Лобастов. Что говорить… выпьем!
Живновский. Ваше здоровье, благодетельница! дай вам бог полнеть, добреть да богатеть… да женишка чтобы такого… чтоб искры из глаз посыпались! (Пьет.)
Лобастов. Ай да молодец! (Смеется.) Какого женишка-то пожелал: чтоб искры посыпались! Ай да поручик!
Живоедова. Ведь чего только не скажешь ты, стрекоза! Ну, уж посиди ин; вот ужо Иван Прокофьич выедет, так потешишь его, старика.
Боковые двери растворяются, и из другой комнаты показывается то же кресло, что и в первом действии.
Лобастов. А вот и он — легок на помине.
Сцена IIIТе же и Иван Прокофьич.
Последний в халате, ноги закутаны в одеяло.
Лобастов. Здравствуй, брат Иван Прокофьич! Рано на боковую собрался.
Иван Прокофьич (слабым голосом). Плохо, Андрей Николаич, сам уж чувствую, что плохо. Теперь еще как будто поотлегло маненько, а вчерась с вечеру да сегодня утром даже словно как в тумане был. Спасибо Ивану Петровичу — кровь пустил.
Живновский. Полноте, благодетель, еще поживете. Вот мы вам здоровья пожелаем. (Подходит к водке и пьет.)
Иван Прокофьич. Ничего, братец, даже не чувствую. Давеча и Аннушку не узнал.
Лобастов. Это, сударь, худо.
Живоедова. Уж и как худо-то! (Плаксивым, голосом.) Я к нему подхожу давеча с ложечкой, а он, голубчик, смотрит на меня, да и говорит: «Ступай, говорит, ты прочь, а пошли ко мне Аннушку!» Так во мне даже сердце-то все перевернулось!
Живновский. Это вы точно правду сказали, Анна Петровна. Я вот сколько уж раз при последних минутах присутствовал — там, знаете, в аптеку попросят сбегать, в другом месте подержать что-нибудь — и, однако ж, никак не могу привыкнуть… все, знаете, сердце в груди перевертывается!
Лобастов. У тебя оно поди уж наизнанку выворотилось!
Иван Прокофьич. Что нового, Андрей Николаич?
Лобастов. Да что, сударь, новенького? В газетах вон все про звезду какую-то пишут.
Иван Прокофьич. Эта, брат, звезда недаром.
