Михаил Салтыков-Щедрин - Том 4. Произведения 1857-1865
Фурначев (с невольным испугом). То есть как? что ты там, любезный, городишь?
Прокофий Иваныч. Точно так-с; нам без родительского благословения жить невозможно.
Фурначев. Что ж, и с украшением своим, чай, расстанешься? (Указывает на бороду.)
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие!
Фурначев. Фрак наденешь, голову à la черт побери уберешь… ты, брат, уж прежде показаться приди.
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие, кабы не нужда наша…
Фурначев. Что ж, любезный друг, это дело хорошее. Родительскую волю уважать надо. Только если ты насчет наследства хлопочешь, так это напрасно: папенька вчерашний день и духовную уж совершил. (В сторону.) Припугнуть его!
Прокофий Иваныч (таинственно). Мне на этот-то счет и желательно бы с вашим высокородием разговор иметь.
Фурначев. Разговаривай, братец, разговаривай.
Прокофий Иваныч. Я так скажу, ваше высокородие, что если бы да этой духовной не было, так я бы тому человеку, который мне эту спекуляцию устроит, хорошую от себя пользу предоставил.
Фурначев. Это резон… а как например?
Прокофий Иваныч. Да если бы, например, миллион, так сто бы тысячек…
Фурначев (в сторону). А не дурно придумал, бестия!.. Кабы на жадного человека, так и успел бы, пожалуй!.. посмеяться разве над ним? (Громко.) Нет, уж прибавь еще полсотенки.
Прокофий Иваныч. Ну, и полсотенки прибавить можно.
Фурначев. А чем же ты меня заверишь, что обещание твое не на воде писано?
Прокофий Иваныч. Неужто уж ваше высокородие мне не верите… Я готов хошь какой угодно образ со стены снять…
Фурначев. Д-да… Так ты непременно хочешь бороду-то себе обрить?
Прокофий Иваныч. Да-с, это наше беспременное намеренье.
Фурначев (пристально глядя ему в глаза). Ты за кого же меня принимаешь?
Прокофий Иваныч (оторопев). Помилуйте, ваше Высокородие…
Фурначев. Нет, ты скажи, за кого ты меня принимаешь? Если ты пришел предложить мне продать почтенного старика, которым я, можно сказать, от головы до пяток облагодетельствован, стало быть, ты за кого-нибудь да принимаешь меня? Если ты пришел мне рассказывать, как ты веру переменять хочешь, стало быть, ты надеешься встретить мое одобрение? За кого же ты меня принимаешь? (Наступая на него.) Нет, ты сказывай!
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие…
Фурначев. Нет, ты ведь по городу пойдешь славить, что я с тобой заодно! ты вот завтра бороду себе оголишь да пойдешь своим безобразным родственникам сказывать, что статский советник Фурначев тебя к такому поступку поощрил!.. (Скрещивая на груди руки и сильнее наступая на него.) Так ты, стало быть, ограбить семью-то хочешь? Ты, стало быть, хочешь ограбить своего единственного сына и отдать отцовское достояние, нажитое потом и кровью… да, сударь, потом и кровью! — на поругание встречной девке, которую тебе вздумалось назвать своею женою? И ты хочешь, чтоб я был участником в таком деле? Ты хочешь, чтоб я в пользу твою продал и честь и совесть, которым я пятьдесят лет безвозмездно служу!.. (С достоинством.) Так у меня, сударь, беспорочная пряжка есть, которая ограждает меня от подобных подозрений!.. Вон!
Прокофий Иваныч хочет удалиться, но в это время дверь отворяется, и входит Понжперховский.
Сцена VIIIТе же и Понжперховский.
Понжперховский. Семену Семенычу нижайше кланяюсь! А, и вы, Прокофий Иваныч, здесь?
Фурначев. Я очень рад, Станислав Фаддеич, вас видеть… особенно при теперешних обстоятельствах. (Прокофью Иванычу.) Не уходи!
Понжперховский. Я к Настасье Ивановне. Я, как известно вам, Семен Семеныч, больше по женской части-с…
Фурначев. Нет, вы не уходите. Вот я вам порасскажу про этого молодца…
Прокофий Иваныч хочет уйти. Нет, любезный друг, теперь стой! Я хочу, чтобы целый свет узнал, каковы твои нравственные правила!
Прокофий Иваныч (жалобно). Помилуйте, ваше высокородие… ведь старик уж я!
Фурначев. Тем более, сударь, стыда для тебя: молодой человек может отговариваться неопытностью…
Понжперховский. Стало быть, случилось что-нибудь… скажите, пожалуйста!
Фурначев. Представьте себе, что почтеннейший благоприятель явился ко мне с предложениями насчет смерти нашего уважаемого Ивана Прокофьича! Как вы думаете, хорош поступок со стороны почтительного сына?
Прокофий Иваныч поникает головой.
Понжперховский. Не знаю, Семен Семеныч, я никогда в таких обстоятельствах не находился… Конечно, не лестно, должно быть, для почтенного родителя…
Фурначев. И представьте себе, что он мне за эту механику полтораста тысяч предлагал… Шутка сказать, полтораста тысяч! (С чувством собственного достоинства.) За кого же вы меня, сударь, считали, спрашиваю я вас?
Понжперховский (качает головой). Сс… A впрочем, знаете, Семен Семеныч, будь я на вашем месте… полтораста тысяч большой капитал, Семен Семеныч!
Фурначев (с достоинством). Мы, кажется, с вами друг друга не понимаем, майор… я говорю об Иване, а вы о Петре…
Понжперховский. Извините-с, Семен Семеныч, это я так-с, между прочим…
Фурначев. Я и сам тоже думаю, потому что вам, конечно, известны мои правила… Так как же вам кажется поступок этого почтительного сына? Да, главное-то, впрочем, я и забыл вам сказать: ведь почтеннейший Прокофий Иваныч с завтрашнего дня бороду бреет и одевается в пиджак!..
Прокофий Иваныч (в сторону). Господи!
Сцена IXТе же и Гаврило Прокофьич.
Гаврило Прокофьич. Это ужасно!
Прокофий Иваныч делает движение, чтоб уйти.
Фурначев. Нет, вы останьтесь! Я хочу, чтоб не только целый мир, но и сын ваш знал о ваших нравственных правилах! (К Гавриле Прокофьичу.) Что же такое случилось?
Гаврило Прокофьич (меланхолически) Представьте себе, покуда Анна Петровна к вам ездила, я остался один с дединькой и, воспользовавшись этим случаем, начал ему говорить насчет духовной…
Фурначев. Вы напрасно делали это, молодой человек. Совесть почтеннейшего нашего Ивана Прокофьича ни в каком случае насиловать не следует.
Гаврило Прокофьич. Да вы поймите же наконец, если мы еще медлить будем, так ведь нам ничего не достанется…
Фурначев. Бог милостив, Гаврило Прокофьич! Но если бы даже провиденью угодно было склонить весы правосудия и не в нашу пользу, то и в таком случае не следует роптать, а надо безмолвно покориться его персту указующему… Что ж он сказал-с?
Гаврило Прокофьич. Да что, обругал!
Прокофий Иваныч (махнув рукой). Завтра же пойду брошусь к ногам родительским… (Хочет уйти.)
Фурначев (удерживая его, к Гавриле Прокофьичу). Нет, а вы знаете, Гаврило Прокофьич, что любезный-то родитель ваш выдумал? ведь он предлагал мне в долю идти, чтобы только завещанья не было! ведь он и бороду уж обрить задумал!
Гаврило Прокофьич (становясь против Прокофья Иваныча). Ха-ха-ха!
Фурначев. Это верно-с… (Обращается к Прокофью Иванычу.) Государь мой! безнравственность вашего поступка так велика, что я за омерзение для себя считаю называться вашим родственником…
Гаврило Прокофьич (хохочет). Да нет, вы, дяденька, хотите меня уморить…
Фурначев (Прокофью Иванычу). Идите, государь мой, и помните, что сколько почтенна и достохвальна добродетель, столько же гнусен и непотребен порок!
Сцена XТе же, Настасья Ивановна.
Настасья Ивановна (мужу). Что это, душечка, как ты скучно говоришь! Вы, конечно, ко мне, Станислав Фаддеич?
Понжперховский (расшаркиваясь). Почту за особенную честь, если успею занять ваши досуги своим разговором…
Фурначев (Прокофью Иванычу). Можете идти, государь мой!
Настасья Ивановна. Ах, боже мой! и этот противный здесь? Семен Семеныч! что ж, вы из моего дома разве харчевню хотите сделать?
Фурначев. Его никогда здесь больше не будет, сударыня. (Прокофью Иванычу.) Идите, сударь, идите!
Прокофий Иваныч уходит. Господа! в настоящее время мы, более нежели когда-нибудь, должны тесно соединиться, чтобы поставить оплот коварству, копающему нам яму в лице Прокофья Иваныча. Господа! я предлагаю завтрашний же день показать пример спасительной строгости и передать почтеннейшему Ивану Про-кофьичу об умысле того, которого он имеет несчастие называть своим сыном!
