Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны
Коля утонул разом. Холодная тоска охватила Ваню. Неодолимо потянуло его вперед, за Колею. Лицо его исказилось жалкими гримасами. Странные судороги пробежали вдруг по его телу. Он весь изогнулся, словно вырываясь от кого-то, кто держал его и толкал вперед. И вдруг он вытянул руки, жалобно крикнул и упал в воду. Вода раздалась и плеснула, брызги взлетали, темные круги пробежали по воде, умирая. И стало снова тихо.
Мертвая луна, ясная и холодная, висела над темным обрывом.
В плену
Пака сидел в высокой беседке у забора своей дачи и смотрел в поле. Случилось, что он остался один. А случалось это не часто. У Паки была гувернантка, был студент, который учил его кое-чему первоначальному; да и Пакина мама хотя и не пребывала в его детской неотлучно, — у нее же ведь было так много этих несносных светских обязанностей, отношений, — но все же очень заботилась о Паке, — был бы Пака весел, мил, любезен, не подходил к опасностям и к чужим нехорошим мальчикам и знался только с детьми семей из их круга. И потому Пака почти постоянно был под надзором. Уже и привык к этому, и не делал попыток освободиться. Да еще он был так мал: ему шел только восьмой год.
Иногда утром или днем, когда еще мама спала или уже не было ее дома, гувернантка и студент находили вдруг какие-то неотложные темы для разговора наедине. Вот в такие-то минуты Пака и оставался один. Был такой тихий и послушный, что совсем не опасались оставлять его одного: никуда же не уйдет и уже ничего недолжного не сделает. Сядет и займется чем-нибудь. Очень удобный мальчик.
Пака, не развлекаемый своими наставниками, стал задумываться и сравнивать. Бес сравнения — бес очень мелкий, но один из самых опасных. Не вяжется к сильным, — там ему не будет поживы, — а маленьких любит соблазнять. И соблазны его для маленьких и слабых неотразимы.
Сегодня, в знойный летний день, Пака почувствовал новую для него досаду. Новые желания томили его. Знал, что эти желания неисполнимы. Чувствовал себя несчастным и обиженным.
Хотелось уйти из этого чинного дома в широкое вольное поле и там играть с ребятишками. Быть на реке, войти в воду.
Вон там, внизу, у речки, какие-то мальчики, — ловят рыбу, кричат что-то радостное. Право, лучше им живется, чем Паке. И почему доля его столь отлична от доли этих вольных и веселых детей? Неужели милая мама хочет, чтобы он здесь тосковал и печалился? Не может этого быть.
Горячее солнце обдавало его зноем и туманило мысли. Странные мечты роились в Пакиной голове…
Милая мама далеко, далеко, в иной стороне. Пака в плену. Он — принц, лишенный наследства. Злой волшебник отнял его корону, воцарился в его королевстве, а Паку заточил под надзор чародейки. И злая фея приняла образ его милой мамочки.
Странно, как Пака раньше не догадался и не понял, что это не мама, а злая фея. Разве такая была его милая мама прежде, в счастливые годы, когда жили они в замке гордых предков?
Далеко, далеко!
Грустные Пакины глаза тоскливо смотрели на дорогу.
Мимо проходили мальчики. Их было трое. Те самые, что были сейчас на речке. Один был в белой блузе, другие два — в синих матросках и в коротких панталонах. За плечами у них виднелись теперь луки и колчаны с стрелами.
«Счастливые мальчики! — подумал Пака. — Сильные, смелые. Ноги у них босые, загорелые. Должно быть, они простые мальчики. Но все-таки счастливые. Уж лучше быть простым мальчиком на воле, чем принцем в плену».
Но вот Пака увидел у старшого на фуражке гимназический значок и удивился.
Мальчики проходили близко. Пака робко сказал им:
— Здравствуйте.
Мальчики подняли на него глаза и засмеялись чему-то. Старший из них, тот, который был со значком и в белой блузе, сказал:
— Здравствуй, комар, как поживаешь?
Пака улыбнулся легонько и сказал:
— Я не комар.
— А кто же ты? — спросил гимназист.
— Я — пленный принц, — доверчиво признался Пака.
Мальчуганы с удивлением уставились на Паку.
— Зачем вы так вооружены? — спросил Пака.
— Мы — вольные охотники, — с гордостью сказал второй из мальчиков.
— Краснокожие? — спросил Пака.
— А ты откуда это узнал? — с удивлением спросил самый маленький из босых мальчуганов.
Пака улыбнулся.
— Да уж так, — сказал он. — У вас и отец — краснокожий?
— Нет, у нас отец — капитан, — ответил старший.
— Плохие же вы краснокожие. А как вас зовут? — продолжал спрашивать Пака с любезностью благовоспитанного мальчика, привыкшего поддерживать разговор.
— Я — Левка, — сказал гимназист, — а это — мои братья: Антошка и Лешка.
— А я — Пака, — сказал пленник и протянул братьям вниз руку, маленькую и беленькую.
Они пожали его руку и опять засмеялись.
— Вы что же все смеетесь? — спросил Пака.
— А то разве плакать? — ответил вопросом Антошка.
— А что это значит — Пака? что за имя? — спросил маленький Лешка.
— Я — принц, — повторил Пака, — если бы я был простой мальчик, то меня звали бы Павлом.
— Вот оно что! — протянул Лешка.
Мальчики замолчали и глядели друг на друга. Пака рассматривал их с любопытством и завистью.
Левка — мальчик лет двенадцати, рыжеватый, коротко остриженный, с веселыми и добрыми глазами и мягкими губами. Лицо кое-где в веснушках. Нос широковатый и слегка вздернутый. Милый малый. Антошка лет десяти и Лешка лет девяти повторяли старшего брата довольно близко, только были еще понежнее и подобрее на вид. Антошка, улыбаясь, легонечко щурился и смотрел очень внимательно на собеседника. У Лешки глаза были широко открытые, с привычным выражением удивления и любопытства. Все они старались казаться молодцами и для того летом постоянно ходили босые, устроили в лесу нору и там варили и пекли себе пищу.
Пака вздохнул легонечко и тихонько сказал:
— Счастливые вы. Ходите на свободе. А я-то сижу в плену.
— Как же ты в плен попал? — спросил Лешка, любопытными широкими глазами глядя на Паку.
— Да уж и сам не знаю, — отвечал Пака. — Мы раньше с мамочкой жили в замке. Было очень весело. Но злая фея, наша дальняя родственница, рассердилась на мамочку за то, что мамочка не пригласила ее на мои крестины, — и вот однажды ночью унесла меня на ковре-самолете, когда я спал, и потом сама обернулась мамочкой. Но она не мамочка. А я в плену.
— Ишь ты, какая злая ведьма, — сказал Антошка. — Она тебя бьет?
Пака покраснел.
— О, нет, — сказал он, — как можно! И она не ведьма, а злая фея. Но только она очень воспитанная фея и никогда не забывается. Нет, меня не бьют, — как можно! — повторил Пака, вздрагивая худенькими плечиками при мысли о том, что его могли бы побить. — Но только меня стерегут, mademoiselle и студент.
— Аргусы? — спросил Левка.
— Да, аргусы, — повторил Пака. — Два аргуса, — повторил он еще раз, улыбаясь, потому что ему понравилось это слово, и он мог теперь объединить им и mademoiselle и студента.
— И не пускают никогда в поле? — спросил Лешка и с горестным сочувствием смотрел на Паку.
— Нет, одного не пускают, — сказал Пака.
— А ты бы сам вырвался, да и махни-драла, — посоветовал Антошка.
— Нет, — сказал Пака, — нельзя мне махни-драла, — аргусы сейчас увидят и воротят.
— Плохо твое дело, — молвил Левка. — Да мы тебя освободим.
— О! — с недоверием и восторгом воскликнул Пака, складывая молитвенно руки.
— Ей-богу, освободим, — повторил Антошка.
— А пока прощай, нам некогда, — сказал Левка.
И мальчики простились с Пакою и ушли, — побежали, быстро-быстро, по узкой дорожке, — скрылись за кустами. Пака смотрел за ними, и неясные надежды волновали его, и мечты о далекой мамочке, которая ищет Паку и не может найти, и плачет неутешно, потому что нет с нею милого Пакочки.
IIБратья, уходя, говорили о Паке.
— Посмотреть бы на эту злую фею, — сказал Лешка, — какая она такая.
— Фея! Просто ведьма, — поправил Антошка.
— Конечно, ведьма, — подтвердил Левка.
— Как же его освободить? — спросил Лешка.
Маленькому любопытному Лешке весь мир представлялся с вопросительной стороны. Лешка обо всем любопытствовал, ко всем приставал с вопросами и всякому ответу простодушно верил.
Антошка любил фантазировать и сочинять более или менее смелые проекты. А Левка, как старший, одобрял или отвергал эти предположения, и братья беспрекословно подчинялись его решениям. Антошка сказал:
— Против ведьмы слово надо знать.
— А какое слово? — быстро спросил Лешка.
Мальчики призадумались и несколько минут шагали молча. Вдруг Антошка крикнул:
— А я знаю.
— Ну? — спросил Левка и недоверчиво глянул на Антошку.
Антошка, слегка смущаясь под уставленными на него взорами обоих братьев, сказал:
