Василий Нарежный - Том 2. Романы и повести
Добродушный старец уехал, дав родительское благословение всем, от старшего до младшего, и верное предание гласит, что когда он ни посещал домы своих родственников, то всякий раз был весьма доволен, находя между обитателями оных мир, дружбу, любовь и — счастие! Коронат также исполнил желание деда, и из его-то записок выбрал я для своей повести то, что показалось мне нужным и приличным.
Комментарии
Впервые: «Бурсак, малороссийская повесть, сочинение Василия Нарежного», ч. 1–4. М., 1824. В изданном посмертно Собрании сочинений — «Романы и повести, сочинения Василия Нарежного», СПб., 1835–1836 — «Бурсак» занял первые два тома.
Впоследствии произведение неоднократно переиздавалось отдельно и включалось в оба вышедшие в советское время сборники «Избранные сочинения» (1956) и «Избранные романы» (1933).
«Бурсак» при своем появлении был сочувственно встречен критикой. Анонимный рецензент журнала «Благонамеренный» писал: «Русский оригинальный роман есть необыкновенное явление в нашей словесности, несмотря на то что у нас около полутора тысячи романов, по каталогам наших книгопродавцев; большая часть переводы; русских же, оригинальных… едва наберется сто романов; и те, за небольшим исключением, можно причислить к самым плохим переводам… Жалеть о том бесполезно! Утешимся надеждою на будущее: может быть, и у нас появятся свои Фильдинги, Лафонтены и Скотты — а до того времени предлагаем любителям чтения новый роман г. Нарежного «Бурсак»… Ручаемся, что многие прочтут его с удовольствием… Характеры действующих лиц оттенены превосходно — особливо характер гетмана. Всего любопытнее в этой повести место происшествия: Малороссия, обычаи малороссийские, гетманский двор, шляхетство, сечь Запорожская, и пр. — описаны превосходно» («Благонамеренный», 1824, ч. XXVII, № XVI, с. 274–275). Рецензент считает, однако, что слог романа «не везде довольно обработан». Поясняя этот упрек, «издатель», то есть А. Измайлов, отмечает, что автор «с излишнею подробностию описывает мелочи, недостойные внимания просвещенных читателей, — беспрерывно появляются на сцену сулеи, чарки, вишневка и пенник». В качестве недостатка отмечено и то, «что все лица в этом романе имеют необыкновенные имена: Сарвилл, Далмат, Авдон, Мукон, Мелитон, Куфий… даже названия селений весьма странны: село Глупцово, село Швитково, сельцо Мигуны…» (там же, с. 282).
Как удачный опыт оригинального русского романа оценили «Бурсака» журналы «Литературные листки» (1824, ч. IV, № XIX «XX, с. 49), «Сын отечества» (1824, ч. 97, № XLI, с. 37–38), повторив в то же время обычные в отношении Нарежного упреки в недостатке вкуса, неправильности языка и т. д.
Другой рецензент уже упоминавшегося выше «Благонамеренного» назвал произведение историческим романом: «…В этом истинно самом лучшем у нас и, можно сказать, историческом романе — изъяснимся языком наших романтиков — очень много местности и народности» («Благонамеренный», 1824, ч. XXVII, № XV, с. 216).
В новом свете предстал роман Нарежного с появлением первых произведений Гоголя: критика тотчас обратила внимание на ряд перекличек и параллелей. Так, А. Я. Стороженко (Царынный) в статье «Мысли малороссиянина, по прочтении повестей пасичника Рудаго-Панька…» отметил верное и яркое изображение Нарежным старой бурсы. «Я видел одного умного, почтенного старика протопопа, который, читая «Бурсака», то смеялся, то плакал от избытка чувств и душевного умиления. Старик сознавался, что в бурсаке он видел почти самого себя и что, воспоминая учение свое в Переяславской бурсе, казалось, делался моложе годами 60-тью. «Бурсак», говорил он, списан Нарежным с натуры» («Сын отечества и Северный архив», 1832, № II, с. 103). О сходстве описания бурсы в романе Нарежного и в гоголевском «Вне» писал в 1835 году Белинский в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» (см.: В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I. M., АН СССР, 1953, с. 304).
«Бурсака» и «Двух Иванов…» Белинский причислял к лучшим романам Нарежного, положившим начало истории этого жанра в русской литературе (см.: В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. VIII, с. 53). В то же время с позиций более зрелого развития русского реализма критик отмечал в романе «бедность внутреннего содержания» (там же, т. V, с. 564) и традиционность «завязки и развязки» (там же, т. IX, с. 642).
Высоко оценил произведение Нарежного Н. А. Добролюбов. В его статье, публикуемой под условным названием «О русском историческом романе», говорится: «Честь создания русского романа принадлежит Нарежному… Его «Бурсак» и «Два Ивана» до сих пор не потеряли цены своей…» (Н. А. Добролюбов. Собр. соч. в 9-ти томах, т. I. М. — Л., «Художественная литература», 1961, с. 96).
В 60-е годы прошлого века и позднее, вплоть до нашего времени, критики и литературоведы продолжали сопоставлять «Бурсака» с произведениями Гоголя. В 1861 году А. Григорьев писал в статье «Западничество в русской литературе»: «Разве в Нарежном, например (в особенности в «Бурсаке» его), но видать тех элементов, из которых слагаются потом у Гоголя «Вий», «Тарас Бульба» и т. д.? Перечтите хоть изображение жизни бурсы в «Бурсаке» и сравните с ним изображение Гоголя в упомянутых повестях…» (Аполлон Григорьев. Эстетика и критика. М., «Искусство», 1980, с. 228). А. Галахов, говоря о традиционности романа, о том, что по своей запутанности похождения Неона напоминают «Непостоянную фортуну, или Похождения Мирамонда» Ф. Эмина, также выделял в романе Нарежного описание бурсы: «Здесь много верных, очень комических сцен из бурсацкой жизни, изображение которой достигло высшего комизма под пером Гоголя. Но за Нарежным остается честь почина в ознакомлении читателей с предметом, до него почитавшимся недостойным литературной сферы или карикатурно выходившим на сцену в одних театральных пиесах» (А. Галахов. История русской словесности, древней и новой. Т. П. Первая половина. СПб., 1868, с. 183).
Большой интерес к произведению Нарежного проявил молодой Достоевский. А. М. Достоевский, характеризуя круг чтения будущего писателя, вспоминал: «Любил также брат Федор и повести Нарежного, из которых «Бурсака» перечитывал неоднократно,» («Ф. М. Достоевский об искусстве». М., «Искусство», 1973, с. 485).
Василий Михайлович Федоров, которому посвящено произведение, был драматургом и поэтом. Служил чиновником в Москве, а затем в Петербурге.
МарияВпервые: «Новые повести Василия Нарежного». СПб., ч. 1, 1824, с. 1–84.
Вошла в IX ч. изданного в 1835–1836 годах Собрания сочинений Нарежного. В советские издания 1933 и 1956 годов повесть не включалась.
Современная Нарежному критика отнеслась к «Марии», как и к «Новым повестям» в целом, в общем сочувственно. Рецензент журнала «Благонамеренный», подписавшийся: И., отмечал, что «Мария» — «прекрасная, хотя и сентиментальная повесть». «Читая ёе, рецензент и притом журналист в зрелых уже летах, который и в молодости своей не был плаксив, выронил поневоле несколько слез. Как хорошо знает сочинитель человеческое сердце! В каких трогательных положениях умел он представить героев своей повести!..» «Цель повести», по мнению рецензента, состоит в том, чтобы «показать, что самое лучшее воспитание, если оно не сообразно с предназначением нашим в общественной жизни, бывает для нас пагубно и что любовь, самая невинная, самая благородная, между людьми, родившимися, по-видимому, друг для друга, но в разных или, так сказать, в противных между собою состояниях, есть ужаснейшее мучение, которое одна только смерть прекратить может» («Благонамеренный», 1824, ч. XXVIII, № XIX, с. 25–28, 27–28). Автор рецензии, по-видимому, А. Е. Измайлов. В эту несколько расплывчатую сентиментальную интерпретацию последующие исследователи внесли более конкретные социальные штрихи. «Даже в подражаниях сентиментальным романам прорывается тяжелая нота непосредственной реальной жизни», — писал о «Марии» Ю. Соколов (Ю. Соколов. В. Т. Нарежный (Два очерка). — В кн. «Беседы. Сборник общества истории литературы в Москве», I, M., 1915, с. 88). В. Данилов также отмечал, что «много жизненной правды и силы» заключено в повести с характерной для последующей русской литературы героиней — крепостной, получившей образование. И вот «госпожа распоряжается судьбою образованной и, конечно, особенно чувствительной к своему положению девушки и доводит последнюю до психического расстройства» (В. Данилов. Земляк и предтеча Гоголя. Отдельный оттиск из журнала «Киевская старина». Киев, 1906, с. 10).
Два Ивана, или Страсть к тяжбамВпервые: «Два Ивана, или Страсть к тяжбам. Сочинение Василья Нарежного», ч. 1–3, М., 1825. Книга увидела свет уже после смерти автора.
В Собрании сочинений Нарежного «Романы и повести…», СПб., 1835–1836, «Два Ивана…» были помещены в третьем и четвертом томах.
Впоследствии роман неоднократно переиздавался. Включен в оба вышедшие в советское время сборники сочинений Нарежного 1933 и 1956 годов.
