Василий Нарежный - Том 2. Романы и повести
Смятения, происходящие от избытка сердечной радости, не могут уменьшить чувствований веселящихся, а посему пан Артамон, не дожидаясь, когда утихнут общий шум и восклицания, сказал пану Харитону:
— Что же мы не видим дорогих невест? Их только недостает, чтобы пуститься в Горбыли для отслушания божественной литургии и совершить, что следовать будет!
Пан Харитон дал глазами знак жене, и она пошла, но — к удивлению всех, шагами нетвердыми и закрывая попеременно глаза то тою, то другой рукою. Вскоре после выхода явилась она опять, а за нею следовали обе дочери ее, держа каждая на трепещущих руках по прекрасному малютке. Все гости остолбенели, а пан Харитон задрожал, побледнел и опустился на скамью, подле коей стоял. Анфиза, паны Иваны, их жены и дети утирали глаза, и один пан Артамон пребывал не только покоен, но даже весел. Раиса и Лидия, подошед к отцу, стали на колена, и каждая, подняв вверх своего младенца, трепещущими губами в один голос произнесла: «Батюшка, будь милостив и — прости!»
Пан Артамон, видя, что у пана Харитона волосы стоят дыбом и страшные, мутные глаза неподвижно обращены были к дочерям его, коими незадолго он столь много гордился, подступив к нему с ласкою, произнес:
— Что же ты, любезный друг, задумался в такую минуту, когда должно быть веселу и даже говорливу? Встань и надлежащим образом благослови дочерей и — внучат!
Пан Харитон заскрыпел зубами, судорожные движения разливались по лицу его и по всему составу. Ему представилось, что злобные паны Иваны заманили в свои сети легковерного дядю и в присутствии такого множества шляхтичей и шляхтянок сделали из него позорище сколько постыдное, столько и убийственное. Добрый пан Артамон, сжалясь над его состоянием, воззвал:
— Ты, конечно, извинишь нас, что столь долгое время таили от тебя истину. Если бы открыли тебе несколько ранее все происшествия, случившиеся по отъезде твоем в Полтаву между твоими домашними, то — ты погиб бы непременно! Подними же дочерей и заключи их в родительские объятия, а после прижми к своему сердцу мужей их, сих молодых, великодушных людей, сих запорожцев, моих любезных внуков, сыновей панов Иванов — Никанора и Короната!
Попытай, кто хочет и надеется, верно изобразить взор и движение, обнаруженные тогда паном Харитоном! Сначала уподобился он пораженному громом или оледенелому, окаменелому истукану; но скоро луч божией благости проник во глубину сердца его, озарил и оживил мрачную и изнемогшую душу его: он привстал и, возвыся руки к небу, воззвал:
— Премилосердый! неужели я, грешный, удостоен тобою толикого счастия?
С быстротою ветра поднял он дочерей с их малютками, заключил в свои объятия и со слезами нежности говорил к предстоящим:
— Я предсказывал, что дочерям своим обязан буду спасением, и пророчество мое теперь исполнилось! Добрые мои запорожцы! неужели из любви к дочерям моим не усумнились вы подвергнуться заключению в темницу и сделаться моими избавителями? О паны Иваны! сколько много облагодетельствовало вас небо, даровав сыновей столько достойных!
Пан Харитон переходил из объятий отцов в объятия детей, и пан Иван старший сказал:
— Если ты считаешь нас счастливыми, что имеем детьми своими сих запорожцев, то не менее того и ты должен быть доволен, что дочери твои избрали себе мужей, их достойных. В заключение скажу, что после всеблагого бога мы дяде Артамону обязаны величайшею благодарностию!
Общее веселие разлилось на лицах всех присутствующих. Все хотели видеть вблизи прекрасных малюток, которых пан Харитон, выхватя из объятий матерей, держал на обеих руках и, осыпая поцелуями, дозволял каждому к ним приближаться и ласкать всячески. Щеки молодых матерей пылали от сердечного веселия; Анфиза и жены панов Иванов с упоением радости смотрели на общее восхищение, и пан Харитон вскричал:
— Если я вкушаю теперь блаженство, большее, нежели какое вкушал когда-либо во всю жизнь свою, то обязан сим милосердому богу и благодетельному Артамону! Поспешим же принести усерднейшие благодарения наши во храме всевышнего, а после — за веселым обедом — поблагодарим нашего гостеприимного хозяина.
Глава XXVIII ЗаключениеПо желанию его все в точности исполнилось. Пан Артамон, все его родные, все друзья и гости слушали священнодействие в той же самой церкви, где за год пред тем совершено памятное нам бракосочетание. Из всех горбылевских шляхтичей один пан Агафон извещен был от пана Ивана старшего о сем нечаянном событии и приглашен со всем родством сперва в церковь, а потом на хутор пана Харитона; но, несмотря на сие, церковь наполнена была всеми, сколько-нибудь знавшими того или другого из сих шляхтичей. Хотя пан Харитон и оба паны Иваны ни одним взором не обнаруживали превосходства своего пред прочими, но сие не избавило их от злости, зависти, насмешек и почти явного кощунства. Пан Харитон ясно это видел и, взглядывая на прекрасных дочерей своих, весело улыбался; паны Иваны не менее его были в сем случае проницательны и, также взглядывая на достойных сыновей своих, с бодростию смотрели каждому в лицо и также улыбались. Такое со стороны сих панов невнимание к прежним своим доброхотам, столь ревностно помогавшим им мудрыми советами в каждом позыванье, так оскорбило сих последних, что как скоро окончилась литургия, все они и с семействами — один за другим — убрались из церкви, и, кроме приглашенных да нескольких крестьян и крестьянок, никого там не осталось.
— Так и надобно, — говорил пан Харитон, сходя с церковного крыльца рядом с паном Артамоном и его племянниками, — я согласен, что гордиться и поднимать нос пред кем бы то ни было из того только, что бог ниспослал нам более даров своих, нежели другим, есть признак замершей души и окаменелого сердца; но и того назову глупою головою, безрасчетною, кто с одинакою готовностию отдает, всего себя истинному другу, благодетелю и бездушному нахалу, который некогда всемерно ласкал его безумствам только для того, что яствы и напитки глупца услаждали гортань бессовестного!
При въезде на панский двор они встречены были радостными воплями крестьян и крестьянок, собравшихся из всех трех хуторов, и мусикийские орудия — гудки, волынки и цимбалы — подняли такой звон*, писк и рев, каких со времени основания хуторов тех никто там и не слыхивал. Когда все приезжие уместились за столами, в трех комнатах расставленными, то сельский священник благословил хлеб и вино, и — пиршество поднялось всеобщее, ибо в то же время домашние служители угощали на дворе толпы крестьянские.
По закате солнечном начались прощанья до следующего дня. По распоряжению пана Артамона пан Иван старший повел к себе сына Никанора с Раисою; за ним последовал пан Иван младший с Коронатом и Лидиею. Жены их несли малюток на руках, быв сопровождаемы прочими детьми своими, и вскоре каждое семейство скрылось в своем доме. Для гостей, остававшихся еще у пана Харитона, гостеприимный пан Артамон назначил местопребыванием на все свадебные празднества свой большой хутор, куда они и отправились. Когда остались одни домашние, то пан Харитон, провожая древнего друга своего в назначенную для него опочивальню, с чувством благоговения произнес:
— Теперь только в полной мере чувствую, и ничто в свете не искоренит из души моей сего чувства: одни добродетельные могут быть истинно счастливыми!
Несколько дней сряду продолжались празднества по порядку в домах панов Харитона, Ивана старшего и Ивана младшего; наконец — все успокоилось. Посетители, отблагодарив хозяев за самое дружеское угощение, разъехались по местам своим. Вскоре и пан Артамон собрался в дорогу с своею седою подругою. При расставании он с дружелюбием, но вместе с важностию произнес к собравшимся семействам:
— Друзья мои и дети! расставаясь с вами, я даю обещание посещать вас сколько можно чаще. Надеюсь, что всякий раз, когда вступлю ногою на землю, кому-либо из вас принадлежащую, я ничего ощущать не буду, кроме радости в сердце и спокойствия в духе. Оставляю вам поместья ваши в таком виде, что при добром устройстве они время от времени будут приходить в лучшее состояние. Помогайте один другому, чем можете, и вы увидите, что от сего не только никто ничего не потеряет, но, напротив — каждый будет в выигрыше. Молодые люди! помните условие, незадолго между нами заключенное. Исподволь приготовляйтесь, чтобы с наступлением будущей весны охотно могли отправиться в Полтаву. Я сам, вместе с отцами вашими, провожу вас. Но как до сего остается еще довольно свободного времени, то я поручаю тебе, Коронат, описать историю позыванья, происходившего между твоим тестем, отцом и его другом; о пагубных последствиях оного и о счастливом окончании, за которое единственно должно благодарить святой промысл, так милостиво прощающий всякого грешника, чистосердечно раскаивающегося. Чтение сей повести сколько будет полезно для вас, столько и для всякого другого, а особливо для тех несчастных, в сердцах коих злой дух позыванья начнет разливать яд свой!
