Петр Краснов - Подвиг
Онъ схватилъ револьверъ съ земли и выстрѣлилъ.
Пуля удачно хватила Мишеля по рукѣ. Онъ скатился внизъ съ мачты. По тыловой части ладони струею текла кровь. Князь бросился къ нему, но Мишель ловкимъ и сильнымъ ударомъ кулака свалилъ князя съ ногъ. Этотъ ударъ точно пробудилъ князя, онъ вскочилъ на ноги и снова бросился на Мишеля. Въ тотъ же мигъ Фирсъ всею тяжестью навалился иа Мишеля сзади и, давъ ему подножку, бросилъ его на землю. Онъ скрутилъ ему руки назадъ, приподнялъ его и поставилъ на ноги. Князь ухватилъ Мишеля сзади за лотки и они оба повлекли Мишеля внизъ съ горы. Мишель молчалъ. Онъ тяжело сопѣлъ и пытался зубами достать то руки крѣпко державшаго его Фирса, то красное полотнище, торчавшее у него изъ за пазухи. Но Фирсъ угадывалъ его маневры и всякiй разъ еще сильнѣе сжимая руки и выкручивая ихъ мѣшалъ ему въ этомъ и въ тоже время ногою толкалъ его, заставляя бѣжать по крутому спуску.
У главнаго окопа, гдѣ былъ Ложейниковъ ихъ поджидала группа бойцовъ.
— Что тамъ случилось? — спросилъ полковникъ Ложейниковъ.
Мишель Строговъ былъ противъ него. Онъ былъ багрово красенъ, съ выпученными страшными глазами, сверкающими непередаваемой, нечеловѣческой злобой. Онь оглядывалъ столпившихся кругомъ Ложейникова людей.
— Вотъ, ваше высокоблагородiе, гляньте какую пакость хотѣли исдѣлать намъ, — сказалъ, задыхаясь отъ усилiя держать Мишеля и отъ бѣготни и драки, Фирсъ. Онъ, освободивъ на мгновенiе одну руку Мишеля, выхватилъ изъ его пазухи красное полотнище съ пришитымй къ нему бѣлыми завязками и бросилъ его къ ногамъ Ложейникова. — Съ ножомъ, дьяволъ карабкался, чтобы срѣзать, значитъ, нашу святыню и свою красную пакость навязать. Экую подлую сдачу придумалъ!
Мишель озирался, какъ затравленный волкъ. Онъ поднялъ голову, мотнулъ волосами, выпрямилъ грудь, стараясь освободиться отъ зажавшаго его, какъ въ клещахъ Фирса и выкрикнулъ съ отчаянiемъ:
— Товарищи! …
— Здѣсь вамъ нѣту товарищей, — грозно заревѣлъ на него Ложейниковъ и сдѣлалъ шагъ къ нему.
— Товарищи, — упрямо съ отчаянною смѣлостью повторилъ Мишель. — Мы нанимались на фильмѣ сниматься … А не чтобы … пушечное мясо … Я говорю, — со страшною силою и нечеловѣческою злобою крикнулъ Мишель, — никакого права вы не имѣете! … Я жить хочу! … Я молодъ! … Я! … Жить! … Мнѣ эти: — слава … честь … долгъ … еще вотъ Родина … He существуютъ они для меня! Я новый человѣкъ! … Мнѣ ваши предразсудки, чтобы жизнь … Единственное, что … Я не желаю умирать …
— Молчи, гадъ, — съ ненавистью крикнулъ Фирсь.
— Дайте говорить, не мѣшайте, — крикнули сзади.
— Правильно! … Безполезная смерть! … Для чего? …
— Кого мы удивимъ? …
— Кто насъ увидитъ? …
— Кто узнаетъ? … Весь мiръ противъ насъ!
— Сдаваться надо!
Кричало два, три человѣка. Остальные молчали. Смятенiе было кругомъ. Въ это время, расталкивая толпу, къ самому полковнику Ложейникову подошелъ старый Нифонтъ Ивановичъ. Въ крѣпкой и зачугунѣлой рукѣ у него былъ зажатъ топоръ. Онъ имъ рубилъ сейчасъ дрова.
— Ваше высокоблагородiе, — сказалъ онъ съ такою медлительною и важною суровостью, что крики сразу стихли, и жуткая наступила тишина. Маленькiе медвѣжьи глаза стараго казака горѣли яснымъ, что то незгмное видящимъ огнемъ. — Ваше высокоблагородiе, какъ онъ есть предатель святого дѣла защиты Родины … Измѣнникъ Русскому знамени … И какъ съ нашего дома … Съ одной виллы Коксинель, какъ бы мой однохуторецъ, разрѣшите мнѣ, какъ отцу недостойнаго сына и прикончить его …
И никто ничего не успѣлъ ни возразить или крикнуть, какъ Нифонтъ Ивановичъ, какъ то особенно инутри гакнувъ, обрушилъ топоръ на узкiй, упрямый лобъ Мишеля Строгова, Толпа охнула. Князь Ардаганскiй, державшiй сзади Строгова, отскочилъ въ брезгливомъ ужасѣ. Фирсъ бросилъ Мишеля и тотъ безъ стона, мертвый, съ раскроеннымъ черепомъ упалъ къ ногамъ толпы.
И никто не успѣлъ еще хорошенько осознать, что случилось, какъ сверху, гдѣ былъ наблюдательный постъ капитана Немо, раздалась спокойная и твердая команда:
— Смирно! По мѣстамъ! … Надѣть противогазы! …
Въ небѣ, все наростая раздавался шелесть приближающагося полета тяжелыхъ снарядовъ и одновременно съ ихъ разрывомъ загремѣлъ громъ возобновившейся бомбардировки острова.
Было не до Мишеля Строгова.
XXXVII
Послѣднiя шрапнели бѣлымъ колеблющимся, кружевнымъ поясомъ облегли береговую линiю. Канонада смолкла. Боялись попасть по своимъ. Шлюпки съ дессантомъ подходили къ острову.
Въ этой тишинѣ, зловѣще засвистали свистки и раздалась увѣренная команда Ложейникова: — «огонь»! …
Четыре маленькiя пушечки Гочкиса, шесть пулеметовъ и двадцать пять винтовокъ открыли огонь по лодкамъ. Жалкими и ничтожными казались ихъ выстрѣлы послѣ громовъ морскихъ гигантовъ. Но мѣтко стрѣляли эти люди, рѣшившiе дорого отдать свого жизнь. Руководила ими опытная офицерская рука. И стрѣляли спецiалисты дѣла — офицеры. Стрѣляли обреченные на смерть и съ этимъ примирившiеся. Стрѣляли, чтобы продлить еще немного свою жизнь, стрѣляли, можетъ быть, въ жалкой надеждѣ оборониться мужествомъ отъ силы.
Большой катеръ съ крейсера «Металлистъ» тонулъ удачно подбитый снарядомъ. На катерѣ съ «Розы Люксембургъ» всѣ гребцы и большая часть краснофлотцевъ дессанта были перебиты пулеметнымъ и винтовочнымъ огнемъ. Его взялъ на буксиръ катеръ съ англiйскаго броненосца. Эта горсть защитниковъ умѣла сражаться и дорого отдавала свою жизнь … Лодки съ дессантомъ, не слушая ни командъ ни сигналовъ, поворачивали назадъ. Первыми удрали моторные катера, и вельботы шли подъ ударами веселъ, бившихъ торопливо, нервно и не въ попадъ. Многiя совѣтскiя шлюпки перевернулись, и съ берега было видно, какъ кругомъ упавшихъ въ воду людей, пѣня воду, сновали акулы. Дессантъ удалялся со всею возможною поспѣшностью, а по нему все били и били винтовки и поливали пулями стрекочущiе мѣткiе пулеметы. Дорого отдавали свои обреченныя жизни защитники таинственнаго острова. Побѣдить или умереть, — было ихъ рѣшенiе.
Они побѣждали.
На англiйскихъ и французскихъ судахъ былъ поданъ сигналъ: «отбой». Адмиралъ Флислингъ рѣшилъ прекратить нападенiе на островъ и предоставить его своей судьбѣ. Воля капитана Немо оказалась сильнѣе воли Англiйскихъ и Французскихъ моряковъ. Она сломила ихъ наступленiе. Но не сдавался совѣтскiй комиссаръ. Онъ явился на флагманскiй корабль съ требованiемъ разрѣшить ему забросать островъ съ гидроплановъ бомбами съ совсѣмъ особыми газами, противъ которыхъ всѣ противогазы были безсильны. Этотъ газъ, — особое видоизмѣненiе «Люизита», названнаго въ Америкѣ «росою смерти», былъ изобрѣтенъ въ Осоавiохимѣ химикомъ нѣмцемъ, когда то сотрудникомъ и соперникомъ профессора Бундерлиха и былъ испытанъ надъ преступниками въ совѣтской республикѣ. Дѣйствiе его было столь ужасно, что въ совѣтскихъ газетахъ не рѣшились опубликовать результатовъ испытанiй, но слухи о немъ проникли заграницу и, когда комиссаръ совѣтскаго флота предложилъ въ самомъ началѣ примѣнить этотъ газь, онъ встрѣтилъ серьезный отпоръ со стороны своихъ боевыхъ товарищей. Теперь при видѣ потерь понесенныхъ совѣтскимъ дессантомъ, адмиралъ Флислингъ на предложенiе комиссара не отвѣтилъ ничего. Онъ умылъ руки. «Дѣлайте, какъ хотите, но мы принимать участiя въ этомъ ужасномъ дѣлѣ не будемъ», — означало его молчанiе.
И сейчасъ же десять совѣтскихъ гидроплановъ слетѣли съ моря и понеслись къ острову. Бурый низкiй дымъ жуткимъ туманомъ затянулъ островъ, поднялся до
вершины горы и растаялъ въ воздухѣ. И когда снова въ подзорныя трубы сталъ виденъ весь островъ, на немъ не было замѣтно никакого движенiя. Комиссаръ явился къ адмиралу Флислингу. Онъ вошелъ, радостно возбужденный, торжествующiй и зловѣщiй. У адмирала Флислинга сидѣлъ представитель «Интеллидженцъ Сервисъ» капитанъ Холливель.
— Ну вы знаете, — потирая руки и не пытаясь ихъ подавать, зная на передъ, что его протянутая рука никѣмъ не будетъ принята, — ну вы знаете, — оживленно говорилъ комиссаръ. — Вы совершенно напрасно были противъ этого. Такъ съ этого надо было начинать и все было бы давно кончено. He даромъ наши товарищи, большевики, назвали этотъ газъ — «поцѣлуй смерти». И смотрите, какъ генiально придумано. Другiе газы, сдѣлавъ свое дѣло убiйства, остаются долго на землѣ, «по-цѣлуй смерти» поднимается вверхъ и можно наступать и можно сейчасъ же видѣть результатъ своей побѣды. Мы можемъ ѣхать на островъ. Мы можемъ срывать проклятый флагъ, рубить мачту, мы можемъ брать трофеи. Потому, знаете, мое коммунистическое сердце совсѣмъ не выдерживаетъ — проклятый флагъ все развѣвается … Будто и не было нашей побѣды.
