Александр Бойм - Летние истории
От неловкой паузы их спас подсевший бомондный красавец. Рома, не зная, что сказать, опустил взгляд на цветастый спортивный костюм Павлика.
— Симпатичный костюм, — ткнул он пальцем.
— Да: стаёрье. Я иногда его надеваю для тенниса.
— Так ты с тенниса!? Кто там из наших?
— Боря подошел.
— И как сыграли? — злорадно поинтересовался Стас.
— Никак, он пришел, а я что-то проголодался: — не отрываясь от меню, буркнул Павлик.
"Ну да, такой он дурак с Борькой играть", — улыбнулся Страдзинский, заметив явное разочарование Стаса.
— Это съедобно? — брезгливо ткнул Павел в поджарку. Отсутствие в меню устриц явно его уязвило.
— Вполне, — выплюнул Стас, поднимаясь, — подходите в бильярдную.
Молча уплетая мясо по-милански, Рома посматривал на Павлика, с высокомерной презрительностью ковыряющего поджарку. Каждый кусочек он, кривясь лицом, тщательно и всесторонне осматривал, клал в рот и медленно пережевывал, подозрительно вслушиваясь в ощущения.
"А ведь он несчастный, в сущности, человек, — подумал Страдзинский, Вечно кислая рожа, вечно он фыркает, презрительно щурится и недовольно кривится. Я ведь ни разу не видел его не то что счастливым, но даже довольным!.. Как он живет?.. Всегда изображать, что все вокруг тускло, мелко, пошло, совсем не так, как в его другой, несуществующей, жизни, да еще и жить с этой: "
— Hi! — подошел к столу потный, с огромными мускулами, вываливающимися из майки, Боря. Шумно опустив свои без малого девяносто в кресло, он зычно гаркнул сока, и только тут обнаружился источник хихиканья.
— Борька! — упала рядом с Павликом Ляля, попутно проводя по его руке, отчего тот недовольно отодвинулся, — Борька! Я с тобой больше не играю! 6:0 6:1! Мог бы и поддался девушке!
Боря потянулся, хрустнув чем-то в глубине мышечных наростов, и буркнул: "я и поддался".
Ляля захрюкала и тут же начала глупейшую историю, сводившуюся к утверждению ее знакомства с очень известными людьми, именуемыми фамильярно и ведущими себя почти заискивающе:
-:и тут забегает к нам Сашка, а Пашка:
Неглупый Павел, злившийся до того молча, обнаружив повод, вскипел:
— Я тысячу раз просил не называть меня Пашкой! Пашки на рынке!
Разразилась безобразнейшая семейная сцена, невыносимая, как и всегда, для посторонних.
— Ну ладно, ребятки, вы тут ссорьтесь, а мы пойдем, в билик сгоняем, не стерпел Рома, — Аллочка, сколько там с нас?
Выйдя из кафе, Боря улыбнулся:
— Как говаривал один мой знакомый: "Я был в Каннах и писал с Антониони в соседние писсуары, а потом мы вышли из сортира, и он остался Антониони, а я остался собой", — потом задумался и добавил: ну, это, конечно, если б она говорила хотя бы на четверть правду.
— Как раз на четверть, думаю, так и было.
— А-а: какая разница: было, не было: все равно вранье.
— Никогда не мог понять: зачем это? С Пушкиным она на короткой ноге¼ Не весу же она в наших глазах набирает?..
— Логичное следствие болезненного самолюбия и убогого интеллекта. По сути, Рачкова счастливый человек — помещает себя в мечту и в ней живет. А какая реальность сравнится с мечтой?
— Вот кого мне жалко, так это Павлика.
— Вот уж кого мне совершенно не жалко, так это его! Если уж он во столько себя оценил, то может:
— Да я не об этом¼ ему же от своих комплексов первому и достается. Ты его хоть раз видел в хорошем настроении?
— Слушай, я не Фрейд, чтоб в его комплексах копаться. Если он самоутверждается, строя из себя Байрона, то это его проблемы, и гори он синим пламенем.
— Не любишь ты его, — улыбнулся Рома.
— Господи, а за что же мне его любить!? Павлик своей кислой рожей портит мне отдых уже лет десять, и, ей богу, удави его кто, я бы огорчаться не стал.
— Боб, если честно, чем он тебе так насолил?
— Да: так: Даю три шара форы и по червонцу. Идет?
— Речь о талерах? — Рома решил не настаивать. — Кстати, а где твоя подруга?
— Понятия не имею! — раскатисто громыхнул Боря, обрезая и эту тему.
VIСтрадзинский, молниеносно спустив тридцать талеров, задумчиво пил пиво, не оборачиваясь на стук шаров. Стас забрался на соседний табурет и кивнул бармену:
— Дим, "отвертку", пятьдесят на пятьдесят.
Дима — вертлявый парнишка, собиравший с них четыре пятых выручки, преувеличенно тщательно и торопливо смешал апельсиновый сок с водкой.
— Ну как? — спросил Страдзинский.
— А-а! — безнадежно махнул тот рукой, — с Борькой сегодня дело иметь невозможно.
— Откуда ты прелестное дитя? — обернулся Рома на запах шампуня, смешанный с чуть слышным ароматом юного тела.
— Из пенного прибоя, — ответила Анечка, сверкая черным блеском волос и помахивая пакетиком туалетных принадлежностей, — я принимала ванны в сем отеле скромном, где за пять монет есть телу путника усталого отрада.
— Зачем же ты, прекрасная Венера, свои стопы: — Стас замялся, — э-э-э: в обитель гордую достойнейшего графа? — скромно указал он на себя.
— Неудобно как-то, — отказавшись от гекзаметра и отчего-то потупившись, чуть ответила слышно Анечка.
"Ага!" — подумал Страдзинский, неподдельно заинтересовавшись содержимым своего бокала.
— Черт знает что!!! — к стойке близился озлобленный Илья. — Привет! бросил он Анечке, — черт знает, что такое!!! Не столы, а дерьмо! Я берусь на любом пристойном столе в Москве закатить десять из десяти таких "свояков"! Дима! — набросился он на бармена, — Дима, какого хрена вы не меняете эту рассохшуюся дрянь!?
— Так денег же нет.
— Денег нет! Ну и что с того?.. Налей-ка мне "баккарди" с "колой".
— Ребята, может, еще? Даю всем три шара, а Ромке даже четыре, приблизился, покручивая кием, Боря.
— Изыди бес!
— Может в покер?
— Не, братцы, — покачал головой Стас, — я лучше с Анечкой в биль покатаю, — он заботливо склонился над ней, — может быть, тебе взять чего-нибудь?
— Да нет:
— Может, "мартини"?
Илья бросил быстрый взгляд, а Боря изогнул левую бровь.
Боря, влипнув стритом в Ромин фул, причмокнул, глядя как тот подвигает к себе его сорок талеров.
— Слышь, Страдзинский, давно хотел тебя спросить: вот ты художник, а беретки не носишь. Оригинальничаешь?
— Тут, Боря, видишь ли, все от таланта зависит, все от таланта: с моим можно носить виртуальную, мне свое ремесло подчеркивать незачем.
Илья тем временем поглядывал на парочку, негромко переговаривающуюся через бильярд. Собственно, угощать и развлекать Анечку было занятием общепринятым, да и в покер Стас просадил уже изрядно. (Каждое лето, приезжая полным радужных надежд, Стас проигрывал несколько сотен и, объявив их мошенниками, больше благоразумно не играл.) Мучаясь загадкой, Илья все же больше склонялся к "нет".
Боря, напротив, склонялся к "да", не слишком, впрочем, заинтересованному. Что до Ромы, то он задавался только одним: "да" или "совсем да"?
Играли все трое виртуозно — многолетний совместный и многозимний раздельный опыт породил недюжинное мастерство.
Однако даже на таком фоне Страдзинский все же выделялся. Он играл осторожно, расчетливо, но в то же время непредсказуемо, едва ли не каждый раз оставаясь в выигрыше. Борю подводило излишнее пристрастие к блефу, а Илье (и не только в покере) мешала страсть к дешевым эффектам.
Лет семь-восемь назад, в начале их картежных баталий, через стол, случалось, проходили весьма чувствительные тогда суммы — теперь же проигрыш или выигрыш затрагивал скорее самолюбие, чем бумажник. Ну и, во всяком случае, и покерные, и бильярдные прибыли, в конечном счете, с избытком оседали в Диминой кассе.
Света и Калью разделились у входа в бар. Он, высокомерно кивнув, двинулся к стойке, она, улыбаясь, (видимо, умело задрапированной полноте) подсела к ним.
— Светлана, только один вопрос, — прочувственно заговорил Илья. — Ты не могла себе найти любовь постарше?
— Ребята, я вас прошу, не трогайте его.
— Без проблем, кому он нужен.
— Здравствуйте. Во что вы играете? — Калью сжимал в руках два бокала с изумрудным ликером — сладкой и липкой пустяковиной.
— В покер, — с тоской ответил кто-то.
— Вы что играете на спички? — указал он на разбросанные палочки разноцветных головок.
— Нет, это фишки, — терпеливо разъяснил Боря.
— А у нас в Ревеле играют настоящими фишками.
— Да ну? — несколько иронично отозвался Страдзинский.
— Послушай, Калью, — вступил в беседу Илья, — а правду говорят, что Ревель теперь культурный центр Европы?
— Это еще не вполне совсем так.
— Калью, а не хочешь с нами сыграть? — Боря, как и всегда, лишних слов не тратил.
— Конечно.
"Да, парень, выйдет тебе это в талеров двести", — подумал Рома.
— Ну, смотри, — ласково сказал он, стараясь не встречаться глазами со Светой, — меня, кстати, Боря зовут.
