Максим Горький - Чудаки
О л ь г а (тише). Не смейте издеваться надо мной! Я требую объяснений! Я не знаю... это, наконец, жестоко... это - грязно! Послушайте, проповедник добра и красоты, или как вас там зовут...
(Из дома выходит Елена.)
М а с т а к о в (раздражаясь). Я же объясняю вам русским языком...
О л ь г а (видит Елену). А, милостивый государь, теперь я вам сделаю небольшой скандал... вам всё-таки будет неловко...
М а с т а к о в. Что же это будет! Чего вы хотите?
О л ь г а (бросив цветы). Елена Николаевна... позвольте вам напомнить ваши слова... мы обе женщины...
Е л е н а (кутаясь в платок, тихо говорит, подходя ближе). Пожалуйста, уйдёмте отсюда.
О л ь г а. Но вы - умнее меня... вы устроили как-то так, что... я, кажется, с ума схожу!
Е л е н а. Константин, ты плохо выбрал место...
М а с т а к о в (почти грубо). Я ничего не выбирал! И ничего не понимаю! Что требуют от меня? Чтобы я немедленно венчался? "Исайя ликуй"? Ещё раз - "ликуй Исайя"?
О л ь г а. Что за пошлая шутка! Послушайте, он сейчас объяснялся в любви Зине...
М а с т а к о в (удивлён). Я?
О л ь г а. Он носит её образ в сердце своём... говорил он ей...
М а с т а к о в. Послушайте! Что за глупость?
О л ь г а (мечется, взбешена). Это не глупость, это носит другое имя! Авантюризм, распущенность... Мне - стыдно, сознаюсь - я никогда не бывала в таком смешном, дурацком, унизительном положении... о да, сознаюсь!
М а с т а к о в (смотрит на них обеих по очереди). Довольно! Говорите что вам угодно, делайте что хотите, а я - я уеду! Я не позволю тащить меня на верёвке даже и в рай... Ничего дурного я не сделал, и никто не страдает, это я страдаю!
О л ь г а (Елене). Какова наглость?
Е л е н а (спокойно). Не надо сильных слов... они ничего не объясняют.
М а с т а к о в. Вам угодно, против всякой очевидности, считать меня виновным в проступке, который... в котором и вы принимали участие, как я помню... Позвольте! Я осуждён? Очень рад! Я уезжаю, Елена... я иду уложить чемоданы... вы уж доконайте меня в моём отсутствии!
О л ь г а. Что за дикая выходка! Неужели это нормальный человек? Или очень ловкий? Не понимаю!
М а с т а к о в (горячится). Перестаньте болтать! Я уезжаю! Я не могу так жить - у всех на меня какие-то вассальные права... и - при чём тут Зина? Ты же сама, Елена, просила меня развлечь эту вдовую девицу! (Спокойнее и проще.) Если я действительно виноват - я извиняюсь... совершенно искренно, да! Но я скажу, что правда, великая правда сказана о женщинах словами... я забыл эти слова... вы заставите всё забыть! (Он быстро уходит из палисадника. Ольга растерянно смотрит вслед ему. Елена сумрачно задумалась.)
О л ь г а (тихо). Он действительно уедет?
Е л е н а. Не думаю.
(Пауза.)
О л ь г а (подавленно). Вот мы снова друг против друга... Вы действительно поставили меня в смешное положение... ведь это вы, да?
Е л е н а (тихо). Нет, не я...
О л ь г а. Гм... Мне надо уходить... (Елена молчит.) Послушайте, вы так много говорили о женской солидарности и высоких идеях... но - как же вы можете прощать ему это... эти выходки... распущенность эту?
Е л е н а. Прошлый раз я, должно быть, говорила недостаточно ясно и виню себя за это теперь...
О л ь г а (издеваясь). Слышали бы вы, как он говорил Зине о своей любви!
Е л е н а. Завтра он может повторить это другой девушке или вам...
О л ь г а (зло). О, нет! Я-то уж не позволю издеваться под собой!
Е л е н а. Я сказала вам - он как во сне живёт и верит в свои сны...
О л ь г а. Лечите его! Посадите в больницу! Привяжите на цепь!
Е л е н а. Не надо быть грубой! Вы любите его рассказы?
О л ь г а. Теперь они будут напоминать мне... только моё унижение! Вы счастливы слышать это? (Елена молча взглянула на неё.) Странный вы человек... трудно вам поверить! (Задумчиво.) Я считала его таким чистым, честным...
Е л е н а. Он таков и есть...
О л ь г а (усмехаясь). Таков? Но - как же это? Неужели вы не чувствуете оскорбления... впрочем, это не моё дело!
Е л е н а. Не будем говорить обо мне... Если он или я сделали вам больно - я готова просить у вас извинения за него и за себя...
О л ь г а (поражена, не верит). Вы, женщина, просите у меня прощения, у меня... которая... я вам не могу верить, не могу! Это - христианское смирение, что ли? Великодушие? Что это?
Е л е н а. Я - женщина, но - рассудочный человек...
О л ь г а. Не верю... вы говорите необычно... Он вас свёл с ума, этот... паяц! Иногда мне кажется, что вы - человек искренний... и, честное слово, в эти минуты - мне больно за вас!.. (Задумываясь.) Должно быть, потому больно, что мы, женщины, действительно близки друг другу... Но я тоже сойду с ума, если буду продолжать такой фантастический разговор! Прощайте. (Идёт, но тотчас возвращается и говорит серьёзно, просто.) Послушайте, мне захотелось сказать вам... кажется - это необходимо сказать, но - почему?.. Я не понимаю! Лёгкое сумасшествие... во всяком случае - я далека от раскаяния... Видите ли, я кокетничала с ним... я очень хотела того, что называется победой над мужчиной... Не знаю, зачем нужно было мне это... может быть, хотелось встать рядом с вами и выше вас... уж очень раздражало меня это ваше великолепие, ваше спокойствие... то, что вы сами называете рассудочностью... вероятно, это какой-то новый род бабьей хитрости... приём, незнакомый мне! (Говорит как бы сама с собой.) Он долго не замечал моих атак... вы знаете, конечно, к чему это приводит нас, женщин? Он всё рассказывал мне какие-то сказки... об индусах, берёзах, о Калевале, русских мужиках... удивительно он говорит иногда! Точно не человек... Ну, я кажется, увлеклась им серьёзно... и, желая поскорее выиграть партию, вот - проиграла! (Она растерялась, ей мучительно неловко, и она хочет скрыть это бойким тоном, небрежными словами.) Я поняла это... очень скоро... и особенно ясно - после разговора с вами... Вы гораздо убедительнее говорите тоном и глазами... а ваши слова... они мне не всегда понятны... эти ваши странные слова... (Усмехнулась.) Вы моложе меня, но у вас уже отцветает душа... знаете это? Я не хочу сделать вам больно... но честное слово! - вы иногда вызываете досадное чувство! Разве можно так относиться к мужчине? Это даже смешно, наконец... Нет, каков этот фантазёр! Точно угорь... он ловок, знаете! Да, да... он неглуп... И, кажется, недурной актёр. В нём есть какая-то незнакомая мне гибкая, но крепкая пружина... он довольно хитрый. Иногда он бывает невыносимо комичен... мне думается - это его способ самозащиты... да? (Очнулась.) Что? Я слишком разболталась!
Е л е н а (тихо). Спасибо вам.
О л ь г а (комически и зло). За что же? Тогда уж... руку, товарищ! Надеюсь, что однажды и вы будете так же побиты, как вот я! (С жарким любопытством спрашивает.) Трудно жить с таким скользким дьяволом? Но должно быть интересно? До безумия, да?
Е л е н а (как бы ослабев на секунду, отвечает так же горячо). О, да...
О л ь г а (отшатнулась). А-а... Вот какая вы?.. Ну, тогда... он глуп, конечно!.. Прощайте! Вы удивительно запутанная женщина!.. Я тоже... сглупила... Ну, я уеду! Вам хочется, чтобы я уехала?
Е л е н а (усмехаясь, смотрит на неё). Что может изменить ваш отъезд?
О л ь г а. Ого!.. Ну, всё-таки... спокойнее!
Е л е н а (с гордостью, не без боли). Он останется всю жизнь таким... он не изменится никогда!
О л ь г а (долго смотрит в лицо ей). Нет... я вас не понимаю... не могу понять!.. (Медленно уходит. Елена устало садится на скамью в тени. С крыльца выглядывает Медведева, нерешительно идёт, садится рядом с нею и гладит волосы её.)
Е л е н а (тихо). Тяжело это... вы слышали?
М е д в е д е в а. Ничего... пройдёт. Говорила она очень громко. Вукол уши навострил, заулыбался всеми улыбками, старый леший. Я уж разговор затеяла, чтобы помешать ему подслушивать, а Самоквасов догадался, помог мне. Деликатный человек... Зина, слава богу, уснула. Спит на диване, одетая... (толкнув Елену) а Самоквасов-то комаров отгоняет от неё... а? Эх, люди, люди! Милые вы мои люди!.. (Задумалась.) Это она цветы принесла? Лилии, гвоздики... хорошие цветы! Бросила на землю... зачем это? (Поднимая.) Тоже, видно, не очень счастлива бабёночка, хоть и бойкая. Бесприютная, видно... и голодна душой-то... вот те и богатство! Не кормит оно душу... Очень горячилась она... слышно было... Куда ей против тебя, Лена! Глупенькая она... Лет, чай, на восемь, на десять старше... а тоже... Чу! Идёт кто-то... Твой идёт... гляди-ка!..
М а с т а к о в (шляпа на затылке, растрёпан, мрачен, палец на левой руке обмотан платком. Показывает его жене и угрюмо сообщает). Вот, Елена, я прищемил палец...
Е л е н а. Покажи... сядь...
М а с т а к о в (убеждённо). Саша - злая, сонная дура! Неприятнейшая личность! Ничего не понимает... в ней есть что-то кошачье... Мы разругались.
М е д в е д е в а (встала, улыбаясь). У меня примочка есть... вот я принесу её.
Е л е н а. Пожалуйста!
М а с т а к о в. Осторожнее, Лена... я не каменный.
Е л е н а. Что ты там делал?
М а с т а к о в. Что? Укладывался... чемоданы и всё... Я же не могу жить там, где со всех сторон мне кричат в уши - ты мой, наш!
Е л е н а (хмуро). Не притворяйся, пожалуйста, я тебе ничего подобного не говорила.
