Владимир Орлов - КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Видно было, что и пройдоха в пигашах, и спутница Прокопьева появились в Щели, хоть и одновременно, но сами по себе, по отдельности, без сговора и назначения свиданий. Но оглядевшись, они бросились в одну сторону. К нам. Пройдоха к кассирше, а дама - к Арсению Линикку. Пройдоху интересовал Соломатин, даму же - пружинных дел мастер.
– Ой-ой-ой! - всплеснула руками Людмила Васильевна. - Арнольд! Откуда же я могу знать, где бродит этот твой Соломатин?
– Вам обо всем ведомо, Людмила Васильевна! Вы же не просто кассирша! - заявил пройдоха и будто бы ручку готов был целовать госпоже у кассового аппарата. - Богатырского вам здоровья, и чтобы расцветали все ваши яблони и груши! Только я не Арнольд. Мое имя Ардальон. Ардальон Полосухин. Впрочем, вы можете называть меня и Арнольдом. Или даже Альбертом. Имеете на это право.
И тут он повернулся ко мне и сказал:
– Кстати, профессор, я не только наверху был, но и внизу побегал и видел, как подполковник Игнатьев по известному в Камергерском делу ведет допрос красавицы Олёны Павлыш. И не допрос это вроде, а милая беседа…
Произнесено это Полосухиным было так, будто мы с ним были знакомы и не только знакомы, а имели доверительные отношения, и мне сейчас чрезвычайно важно было узнать о том, какие сведения раздобывал подполковник у несчастной девицы.
– Вряд ли он что-либо выведает у нее про Альбетова, - сказал Полосухин, но уже - в воздух, обо мне он моментально забыл и продолжил разговор с кассиршей.
А ввинтившаяся в Щель дама в красной каскетке-бейсболке, несмотря на зимнюю пору, яркая, но отчасти вульгарная (по моим старомодным понятиям) теребила вопросами Линикка и была недовольна тем, что он ее не узнает.
– Ну как же вы меня не узнаете? Я - Нина. Вы ведь тот самый Гном Центрального Телеграфа, который сидел тогда с Прокопьевым, - говорила дама.
– Это вы меня так назвали, - произнес Линикк, на настырную даму не глядя.
– Я - Нина! Уместнова. У меня тогда были плохие волосы, мне позвонили, я заревела, а Сергей Максимович предложил мне помощь.
– Я не помню, - сказал Линикк.
– И позже вы со мной разговаривали…
– Я не помню. Но теперь-то вам от меня что надо?
– Где сейчас Сергей Максимович Прокопьев?
– Вот тебе раз! - взглянул на Нину Линикк. - А я-то здесь при чем?
– Но как же ни при чем, если вы Гном Телеграфа?
– Оставьте все ваши наглости и фантазии при себе, - сказал Линикк. - Но, возможно, Прокопьев находится сейчас в поисковой экспедиции с мандатом эксперта Государственной комиссии.
– Любой мандат можно купить в подземном переходе! - вскричала Нина Уместнова.
– У Прокопьева в мандате подпись президента, - сказал Линикк.
– Уж подпись-то президента можно купить не только в подземном переходе! - подскочил к нашему столику Ардальон Полосухин. - И вы это знаете, профессор.
– Пошли вон! - не выдержал я. - Я для вас никакой не профессор!
– Ах-ах-ах! Батюшки! - принялся натирать пол пигашами пройдоха Полосухин. - Какие вы нежные и брезгливые! А нам, видите ли, с Ниночкой сообщают, что и Соломатин, и Прокопьев вне сфер нашей с Ниночкой досягаемости. А они нам немедленно потребны!
– Я вам не Ниночка! - возмутилась дама Уместнова. - И мне в каком-то Соломатине потребности нет!
– Была бы баба ранена, - шепотом произнес свирепый мужчина, восставший из сна, и обнял с нежностью плечи дамы Уместновой. - Вы успокойтесь. Сейчас придет мужик с бараниной. И все будет в наилучшем виде.
– Оставьте меня! - вскричала Уместнова. - Я не люблю баранину. Я сейчас вызову милицию!
– Ниночка! А как же шашлык? - спросил буревестник третьей силы.
– Да жрет она шашлык! Еще как! Особенно на халяву! - заявил Полосухин. - А милиция сюда не придет. Подполковник Игнатьев разговаривает с Олёной Павлыш в другом ярусе.
– На вас ее кровь!
– Истеричка! - подскочил Полосухин и левым пигашом сбил бейсболку Уместновой.
И сейчас же в тихонравной Щели начались вращения. Мне показалось, что я нахожусь внутри татлинской башни. Или даже на ребрах ее спирали. Возможно, Щель со всеми своими ярусами, нижними и верхними, и походила на Татлинское сооружение, но вряд ли оно имело привычки устраивать дебоши со вращением и уж тем более взвинчиваться в поднебесья. И прежде столики вблизи кассового аппарата будто бы совершали перемещения, но эти перемещения были как бы невидимо-деликатные и не создавали беспокойств и неприятностей посетителям Щели. Теперь же не только беспокойства с неудобствами возникли здесь, но и ощутимые страхи. «А не бочка ли эта керосиновая вертит нами?» - воскликнул книжный челнок Фридрих Малоротов. И многие, я в их числе, вспомнили о бочке. Естественно, вспомнили и о доме номер три, так и не вернувшемся из отсутствия. Пожалуй, лишь Арсений Линикк и кассирша Людмила Васильевна выглядели спокойными, и кассовый аппарат был расположен работать в настоящем режиме цен. Впрочем, и Людмилу Васильевну летавший над нею левый пигаш Ардальона Полосухина начал раздражать.
– Арнольд! - сказала она. - А обувь у тебя не мокрая? А то еще начнет капать на чеки.
– Ну что вы, Людмила Васильевна! - рассмеялся Полосухин. - И обувь у меня сухая. И я не Арнольд.
И все же подпрыгнул и изловчился поймать пигаш.
Стоит ли говорить о том, что и дама Уместнова успела возвратить на свои хорошо уложенные волосы бейсболку или каскетку.
А мужчина, ожидавший прихода мужика с бараниной, хлопнул по столику красно-малиновой книгой, и вращение Татлинской башни прекратилось.
– Это вам еще не третья сила! - заявил он и повелел буфетчице Соне налить ему сто пятьдесят граммов водки. И через три минуты захрапел.
При его храпе в мои рассуждения о том, что Татлинская башня отчасти напоминает и буровую вышку, а потому могла добуриться и до планетарного ядра, вызвать землетрясение с подъемом из глубин расплавленных масс, влетело совершенно бестактное соображение. И я его высказал Арсению Линикку и Людмиле Васильевне. Впрочем, и сравнение мое ярусов Щели с архитектурной диковиной одного из будетлян было малокорректным, одиночным, вызванным особенностями моего мировосприятия или воображения и не имеющим никакого отношения к истинной природе Щели и ее ярусам. А спросил я Линикка и Людмилу Васильевну (совершенно неожиданно для себя) вот о чем:
– А кому пойдет выручка сегодняшней Щели? То есть кто деньги-то получит?
Тут и Ардальон Полосухин, и Уместнова поглядели на меня с удивлением.
– Не хозяин же ресторана «In»? Не Квашнин же?
– Вы и получите, - сказал Линикк.
– Как это?
– А так и получите, - сказал Линикк, - предъявите при выходе чеки, и вам их оплатят. А кому-то выдадут и премиальные.
– А я? - возмутился Полосухин. - Меня не предупредили. Я оставил чеки в другом ярусе!
– А я? - поддержала Полосухина Уместнова.
– Ардальон, - строго произнесла Людмила Васильевна, - ни в каком другом ярусе вы ни за что не платили. Как и ваша подруга.
– Какая она мне подруга! Я добродетельный плательщик. И куда вы подевали Соломатина?
При этих словах, будто услышав о выплате чековых и премиальных, в помещение влетел местный водила-бомбила Василий Фонарев, именно влетел, возможно пробив Дверь (а было объявлено, что Дверь из-за финансового озорства пропускать Васька не должна, пусть даже он и был бы обиженный гуманоидами и в домашних тапочках), влетел, опустился у нашего столика и потребовал: «Самосвал с прицепом и бутерброд красной икры!».
– Ой-ой-ой! Васек! - покачала головой Людмила Васильевна. - Оснований для твоей амнистии нет никаких.
– Ах так! - ударил по столу Фонарев. - Тогда тем более вашу Щель у Квашнина перекупит Суслопаров. А с Суслопаровым вам не на что будет надеяться!
И он будто рассеялся в табачном дыму.
51
Должен сообщить, что, действительно, при выходе из заведения на камни Камергерского переулка чеки от Людмилы Васильевны сами по себе вылетели из моего кармана и унеслись в выси, в кармане же обнаружились не истраченные мною бумажки. А ведь было кое-что съедено и выпито. Премиальные, правда, мне не вручили. Да и стал бы я брать премиальные? Кто знает, какого они случились бы происхождения.
Успокоиться я не мог долго. Многое меня удивило и встревожило. Встревожило, в частности, предупреждение Василия Фонарева о возможной перекупке Щели известным дельцом Суслопаровым. Конечно, Васек был касимовский трепач и начал хорохориться, узнав о том, что амнистии не подлежит. Но было замечено, что в его фантазиях и завиральных заявлениях всегда что-то близкое к правде проблескивает. Или знание какое-то, основанное на слухах. Или догадки дурацкие. Но догадки-то вызревали из обстоятельств дурашливой нашей жизни. Квашнин был хозяином ресторана «In». Имел ли он какие-либо права на пристанище с Дверью неизвестно куда? При попечительстве диалектического материализма он не только на Щель не имел бы прав, но и на фабричную харчевню с тараканами в меню. А теперь-то? Кто его знает. Может, и Щель со всеми ее ярусами, с тенями или вовсе не тенями Одоевского, Антона Павловича, Иосифа по кличке Коба и прочих при подписании купчей с наследниками негоцианта Крапивенского, из комсомольцев, досталась ему во владение? Могло быть и такое. Желал ведь Квашнин по странной будто бы причине овладеть мемориалом сантехника Каморзина в его огороде. Но унесли мемориал божьи коровки. Сейчас Квашнин в досаде на всех и на все в Камергерском, спустившись из Гималаев с Тибетами (возможно, лишь телом, но не духом), из горных общений с тайнами Шамбалы и умеющими драться монахами, вдруг и впрямь возьмет да и продаст помещения в Камергерском Суслопарову? Вот ведь что…
