Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 2) (-)
Катя крикнула, приподнимаясь на подушках. Протянутыми руками хотела столкнуть тяжесть. Свет от свечей уколол глаза, и она опрокинулась вновь... У нее начался жар.
ДОНОС
1
Этой же ночью Александр Вадимыч спал очень хорошо - комары его не кусали, а проснулся он, по обычаю, рано.
Разлепив глаза, Александр Вадимыч протянул руку за кружкой с квасом, выпил, крякнул, перевернулся на спину, отчего затрещали пружины в тюфяке, сделал свирепое лицо и, сказав "пли!", сел, сразу попав ногами в войлочные туфли.
После этого он решился посидеть немного и с удовольствием оглянул комнату. Кабинет был старый и облезлый, в нем ничего не переделывалось со смерти отца. На одной стене висели хомут, расписная дуга и сбруя, подаренная еще прадеду Алексеем Орловым. У стены противоположной стояло собачье чучело и черкесское седло на подставке. Над диваном прибиты фотографии любимых лошадей, а на письменном столе лежали - переплетенная за много лет сельскохозяйственная газета, всевозможные семена на бумажках, счета, груды мундштуков и прочий мусор.
Александр Вадимыч, скучая зимой, когда снегом заносило крыши дворов и свистела, выла метель, придумывал разные занятия и выписывал для этого приборы из Берлина и Москвы... Так, однажды понадобилась ему автоматическая машинка для чинки карандашей, и Кондратий повсюду разыскивал сломанные карандаши, относя их барину... Потом увлекался Александр Вадимыч фотографией, и тогда повсюду лежали негативы и стояли мензурки с кислотой. Иную зиму вырезывал он из картона и клеил примерные хутора, мельницы и сельскохозяйственные машины. Однажды, узнав от заезжего землемера, что можно домашним путем провести электричество, выписал все для этого нужное и осветил, после многих трудов, кабинет; обещался даже Катеньке провести электрический свет, но лето отвлекло Александра Вадимыча от этой затеи, - с первым шумом весенних вод начинал чувствовать он, как бежит в жилах кровь, и предавался лишь благородным занятиям: в марте случал коней, в апреле гатил плотины, в мае наезжал лошадей, а там - покос, жнивье, молотьба и осень, когда все пьяным-пьяно и везде свадьбы. Александру Вадимычу надоело сидеть на постели, и он крикнул бодро:
- Кондратий, штаны!
Кондратий вошел, держа на руке просторные штаны, поклонился и сказал:
- С благополучным вставанием.
- Ну как, все благополучно? - спросил Александр Вадимыч.
- Ничего, слава богу, все благополучно.
- Ничего не случилось, а?
- Будто ничего.
- А мужики приходили?
- Мужики действительно приходили.
- Что же ты им сказал?
- Да сказал, что, мол, барин велел в шею гнать. - А они что?
- Да ничего. Потеснились. Одно занятие - затылок чесать, ежели скотину выгнать некуда...
- Это еще что за разговоры? Смотри, Кондрашка... Александр Вадимыч свирепо уставился на Кондратия, который отвернулся, пожевал и молвил:
- Барышня у нас будто захворали.
- Как так?
- Так и захворали, всю ночь метались... Вот что. Александр Вадимыч сказал "гм" и поморщился.
В то, чтобы Волковы могли хворать, он не верил, а если дочь не спала ночью - значит, одолевала ее девичья дурь, от которой лечат свадьбой. Вот предстоящая свадьба и была причиной, почему Александр Вадимыч поморщился. Где найти подходящего жениха? Черт его знает! Намечается, пожалуй, князь, но как его сосватать, когда он в дом ездит, даже по ночам, говорят, видается с Катей в саду, а не сватается - нахал. Все это канительно до тошноты, и было бы хорошо, например, заснуть с вечера, а наутро Кондратий бы сообщил: "Барышня замужем-с..."
- А черт, расстроюсь я с вами, - сказал, наконец, Александр Вадимыч, повернул голову, кашлянул и плюнул. Потом протянул Кондратию ноги, застегнул на костяную пуговицу просторные штаны, встал и, сказав: Распорядись Кляузницу в дрожки заложить, - подошел к умывальнику.
Умывальник был устроен в виде фаянсового кувшина, который, если коснешься его носика, перевертывался на ушках и обливал сразу и много. Александр Вадимыч, фыркая, помылся, надел парусиновый кафтан, от долгого ношения принявший форму тела, обозначив даже сосочки на грудях, и прошел в столовую.
В столовой за кофе Александр Вадимыч вспомнил о дочери, опять поморщился и направился к ней по коридору.
Катя лежала в постели, осунувшаяся и бледная. Привстав, она поцеловалась с отцом - рука в руку - и вновь опустилась на подушку, засунула обе ладони под щеку, закрыла глаза.
- Ах ты кислятина, - сказал Александр Вадимыч, сильно потрепав указательным пальцем нос. - За доктором, что ли, послать?
Катенька, не открывая глаз, медленно покачала головой. Тогда Александр Вадимыч из упрямства тотчас приказал Кондратию гнать в Колывань и тащить доктора, живого или мертвого. Потом потрепал дочь по щеке. Вышел на крыльцо и, упершись в бока, залюбовался гнедой кобылой, запряженной в дрожки.
Кобыла Кляузница поводила налитыми глазами, пряла ушками и приседала, дожидаясь, когда ее отпустят, чтобы накуролесить.
- Шельма кобыла, - весело сказал кучер, держа под уздцы Кляузницу, утрась конюху ужасно всю руку выгрызла.
- За увечье поднести надо, Александр Вадимыч, - проговорил конюх, снимая шапку.
- Ладно, поди на кухню, - ответил Александр Вадимыч, сошел с крыльца и с удовольствием почувствовал легкую дрожь. Сдержав себя, сел верхом на дрожки, разобрал вожжи, глубже надвинул белый картуз и сказал негромко: Пускай.
Кучер отпустил. Кляузница не двигалась, шумно только вздохнула, раздула розовые ноздри.
Александр Вадимыч сказал: "Но, милая" - и тронул вожжой. Кляузница попятилась и присела. Кучер хотел было опять схватить под уздцы, но Волков крикнул: "Не тронь!" - и хлестнул обеими вожжами.
Кляузница рванулась, села и вдруг "дала свечку". Волков еще ударил, тогда она махнула задом, окатила седока и понесла... Конюх и кучер побежали вслед. Но Кляузница уже вынесла на дорогу, и Александр Вадимыч, тщетно натягивая вожжи, отплевывался только, пыхтел и выкатывал глаза. Кучер же и конюх, добежав до околицы, ударили себя по коленкам, хохоча и приговаривая: "Это тебе не квас..."
Кляузница скакала без дороги по бьющей по ногам траве, лягалась, взвизгивала и всячески старалась вывернуть дрожки, но Александр Вадимыч сидел крепко, с усами по ветру, и старался направить кобылу вверх на холмы.
Это ему удалось, но Кляузница, выскакав на горку, за которой скрылась усадьба, выдумала новую штуку - ложиться в оглоблях на всем ходу.
Волков этого не ждал и, когда лошадь упала, слез с дрожек, чтобы помочь ей подняться.
Но Кляузница сама проворно вскочила, опрокинула Волкова и унеслась по полю, трепля дрожки.
Необыкновенно досадно стало Александру Вадимычу, побежал он было за Кляузницей, но тут же загорелся и лег отпыхаться у прошлогоднего стога.
В это как раз время неподалеку стога по дороге трусцой проезжала плетушка, запряженная парой кляч в веревочной упряжи...
Сидящие в плетушке отлично видели позор Волкова, остановили клячу, и знакомый голос крикнул из плетушки:
- Александр Вадимыч, не расшиблись?
Волков посмотрел на проезжих и выругался про себя. В плетушке, повесив голову, спал Образцов, по траве к стогу бежал Цурюпа, в смокинге и лакированных башмаках...
"Увидал, мерзавец, - подумал Волков. - Теперь по всему уезду раззвонит, что меня паршивая кобылешка обошла".
Цурюпа, добежав, поддернул брюки и присел над Волковым:
- Боже мой, вы без чувств! Волков тотчас же сел.
- Что вы все пристали ко мне в самом деле! Ездил, ездил, уморился и лег в холодке.
- А где же лошадь ваша, Александр. Вадимыч?
- Ах, черт возьми, ушла... Вот неприятность!.. Стояла все время смирно, - должно быть, мухи заели.
- Лошадь на хутор ускакала, мы с горы видели, - сказал Цурюпа. - Но это пустяки... Я очень рад, что мы встретились, я хотел сам к вам пожаловать и сообщить очень важное.
Он наклонился к уху Волкова и прошептал:
- Должен предупредить: князь Краснопольский, Алексей Петрович, прямо-таки подлец, только между нами.
- Что такое? - спросил Александр Вадимыч, вставая на четвереньки, потом во весь рост. Одернул кафтан и добавил: - Опять сплетня?
- Ах, я сам не люблю сплетен, - поспешно продолжал Цурюпа. - Это моветон, но из дружбы к вам, притом же замешана честь. Вчера, видите ли, приехали к нему обедать - я, Ртищевы и Образцов, - полюбуйтесь, в каком он виде сейчас. Излишество, конечно, у князька за столом - прямо непристойное. После обеда всевозможные самодурства, и предлагает вдруг ехать в Колывань к девкам. Что за манера! Но - компания. Поехали. В Колывани все напились до полной потери культуры и - привели четырех голых девок.
- Голых? - переспросил Александр Вадимыч.
- В том-то и дело... Противно ужасно, но - думаю - пусть покажет себя князек до конца. И представьте, что он выкинул? - Цурюпа на миг приостановился, глядя в глаза Волкову, который внезапно крякнул и подмигнул. - Представьте - около полуночи князек выбежал на двор и кричит: "Эй, лошадей, еду в Волково..."
