Николай Гарин-Михайловский - Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Хотя тысяченожкам не везет в Корее, так как любопытнее корейца, как известно, нет человека на свете, но одной, тысяченожке удалось все-таки найти такого человека, который все три месяца ни разу не заглянул к ней в комнату.
После этого тысяченожка стала такой же, как все, женщиной и родила здорового и сильного мальчика, которого до девяти лет звали Шуади, что значит теленок, а затем Тон-чу-ди.
Судьба таких детей от матери, бывшей тысяченожкой, всегда необычайна.
До тринадцати лет он воспитывался дома, в тринадцать его отдали к бонзам, а в шестнадцать лет он блистательно кончил свое ученье и отправился домой.
По дороге, на берегу одной реки, он увидел, что мальчики поймали хорошенькую рыбку и спорили о том, кому она принадлежит. Тон подошел, взял рыбку в руки и вдруг увидел, что из глаз ее текут слезы.
Тогда он купил рыбку, пустил ее обратно в реку и продолжал дорогу.
Через некоторое время подъехал к нему человек на прекрасной лошади без шерсти. Этот человек сказал ему:
— Мой господин просит вас к себе в гости.
Слуга слез с лошади и предложил ее Тону.
— Одно условие, — сказал слуга, — надо завязать вам глаза.
Тон согласился, и они отправились в путь.
После некоторого времени слуга снял с Тона повязку, и Тон увидал перед собой большой прозрачный дворец.
Все кругом двигалось, было странно и не похоже на землю.
— Где я?
— В океане, во дворце морского царя.
— Зачем он позвал меня?
— Это он вам сам расскажет.
Когда Тона привели к морскому царю, тот сказал ему:
— Сегодня ты спас мою дочь. Я позвал, чтобы поблагодарить тебя. Чего ты хочешь?
— Которую из дочерей я спас?
— Вот эту, самую младшую, Мор-цанье, которую я в первый раз сегодня выпустил на волю, и она так неосторожно попалась к людям и без твоей помощи погибла бы.
Мор-цанье была гораздо красивее всех тех, которых. он видел на земле, и поэтому он сразу полюбил ее.
Что до Мор-цанье, то она еще раньше, когда Тон рыбкой держал ее в руках, полюбила его.
— Я в награду хочу жениться на Мор-цанье, — сказал он.
— Пусть будет так, — сказал царь и сыграл веселую свадьбу.
Через три года Тон соскучился по земле.
— Пойдешь ты за мной на землю? — спросил жену.
— Пойду. Уходя, когда отец предложит тебе подарки, возьми только без шерсти лошадь, которая бежит тысячу ли в час; собачонку, которая как только залает, амбар наполняется рисом, и аршин, которым если мерить материю, то ее делается в десять раз больше.
Так и сделал Тон.
Возвратившись на землю, он поселился в Сеуле и, с помощью лошади, собаки и аршина, сделался богатым человеком.
В это время отец его уже умер.
Мать сказала сыну:
— Когда я была тысяченожкой, то жила возле горы одного змея. Через десять дней кончится ему три тысячи лет, и он, превратившись в дракона, улетит в небо. Таким образом откроется новая императорская могила, там и похорони своего отца.
Так и сделал сын.
Счастливый день для похорон оказался как раз тот, в который змей должен был превратиться в дракона.
Накануне Тону приснилось, что пришел к нему морской царь и сказал: «Передай змею, когда его увидишь, поклон от меня».
Проснувшись и вырыв кости своего отца, Тон отправился к горе змея.
У подножья он встретил множество народа и узнал, что змей никого не пропускает, убивая всякого, кто подходит к нему.
— Сегодня счастливый день для похорон отца, и я должен идти, — сказал Тон и пошел.
Увидев разинутую пасть змея, он испугался, но вдруг вспомнил свой сон, поклонился и сказал:
— Я принес тебе поклон от морского царя.
Этого слова только и ждал змей.
В то же мгновение он превратился в дракона и улетел в небо, а гора с грохотом и треском лопнула и раскрылась. Тон, не медля ни минуты, бросил в нее кости своего отца, после чего гора опять закрылась.
Вскоре после того Тон получил место губернатора, род его возрос, и последняя из его рода вышла замуж за императора.
Сим-Чен
Давно-давно, когда еще не приходили японцы, когда еще монахи Будды, в своих больших шляпах, были священными гостями и не запрещали им выходить из своих монастырей, в королевстве Сан-нара жил бедный слепой старик с своей женой.
Его звали Сим-поис, а жену Кванситун.
У них не было детей, и это было их главное горе.
И потому, когда родилась у них дочь Сим-чен, радости их не было конца.
Но на восьмой день Кванситун умерла, и слепой Сим-поис остался с своей маленькой дочкой.
Он носил ее на руках из дома в дом, и везде, где были матери с грудными детьми, они кормили Сим-чен своей грудью.
Так незаметно вскормили Сим-чен, так же незаметно и выросла она и стала самой красивой девушкой, какая когда-либо была на земле.
Все говорили об этом ее отцу, но Сим-поис отвечал всегда:
— Я слепой и не знаю того, о чем вы говорите мне.
Но раз мимо его фанзы проходил монах и, услышав его, спросил:
— А что бы ты дал великому Будде, если бы он возвратил тебе зрение?
— Я дал бы ему триста мешков рису, — сказал Сим-поис.
— Откуда ты, бедный слепой, достанешь столько рису? — спросил монах.
Сим-поис ответил:
— Что говорю я, то верно, потому что нет такого человека, который осмелится обмануть Будду.
— Хорошо, — сказал монах, — приноси рис в монастырь, и ты получишь зрение.
Монах ушел, а Сим-поис стал думать о том, как он мог обещать столько рису и откуда ему достать его.
Но, сколько он ни думал, он ничего не мог придумать.
Тогда он загрустил и перестал принимать пищу.
— Отчего, отец, ты не ешь ничего? — спросила его Сим-чен.
— Я не скажу тебе, отчего я не ем ничего, — ответил отец.
Тогда заплакала Сим-чен и сказала:
— Разве я не забочусь о тебе? Разве я не отдам за тебя жизнь, чтобы видеть тебя опять веселым?
Тогда Сим-поис рассказал ей все.
— Не печалься, отец, и ешь: это Будда так велел тебе сказать, и он сам и исполнит все.
Через некоторое время пришли к ним купцы, которые собирались ехать через море за товарами в Нан-сан. Они пришли купить девушку, чтобы принести ее в жертву морю, когда море рассердится и начнет их топить.
— Купите меня, — сказала Сим-чен, — за триста мешков рису.
Купцы подумали и согласились.
На четырнадцатый день третьего месяца купцы назначили свой отъезд.
Последняя ночь оставалась только, Сим-чен сидела у изголовья своего отца и тихо плакала.
Одна слеза упала отцу на лицо, и проснулся он.
— Дочь моя, зачем ты плачешь?
Сим-чен испугалась:
— Не спрашивай меня, отец.
— Нет, я спрашиваю. Я твой отец, и ты должна мне все сказать.
— О отец, не спрашивай меня.
— Так ты чтишь предков, так почтут и тебя. Иди от меня.
Испугалась Сим-чен еще больше и все рассказала отцу.
Заплакал слепой:
— О дочь моя, дочь, зачем ты так сделала, — я запрещаю тебе.
И он пошел к купцам и сказал им:
— Не отдам я вам свою дочь, берите свой рис назад.
— Рис мы уже отправили в монастырь, — ответили ему купцы.
Тогда старик упал на землю, рвал на себе волосы и кричал:
— Зачем отнимают у меня дочь? На что мне на старости лет глаза, чтобы выплакать их опять? Она молодая, я старый…
Но Сим-чен нежно обнимала его и говорила:
— Не говори так, отец: часто на старом дереве цветут цветы, и нет их на молодом… Это воля богов, и я не боюсь смерти…
Так ушла Сим-чен с купцами, и ее провожали подруги, которым говорила она:
— Не плачьте обо мне, а если вы меня любите, то кормите моего отца и ходите за ним так, как ходила я. Не плачьте, потому что я не боюсь смерти и рада умереть за своего отца.
Все пришли, и все слышали ее слова, и глава рода их, старик, еще больший, чем ее отец, сказал ей:
— Ты великая девушка, и надо, чтобы всякий делал то, что он может. Ты не умрешь и из рода в род будешь жить с нашими предками, и между первыми из них ты будешь первая. — И, повернувшись к Сим-поису, он сказал ему: — А ты ее отец, и твой почет с ней.
Так сказал древний, как век, старик, глава их рода, и что сказал он, то так и будет.
И все это слышали и плакали.
И плакали купцы и прибавили еще денег на пропитание слепого Сим-поиса.
А потом они сели на корабль и увезли с собой Сим-чен.
Сперва они плыли благополучно, море было тихое, и часто на его поверхности показывались русалки.
Они кивали Сим-чен головой и жалели ее.
Сим-чен сидела и тоже грустно кивала и думала: «Скоро, скоро мы с вами увидимся».
А потом поднялась буря, и спряталось солнце в своем золотом дворце. И с громом запирались окна дворца темными ставнями, и стало темно, и бешеные волны поднялись выше корабля.
Тогда Сим-чен потребовала себе сосуд с чистой водой — чен-хвашу — и стала молиться за спутников.
