Александр Фадеев - Молодая гвардия
- Выбрали кое-что? - Учительница прямо смотрела на Клаву, резко очерченные губы ее были плотно сжаты, но в серых глазах где-то, очень далеко, стояло печальное выражение. - Вот видите, жизнь-разлучница оборачивается иногда жестоко, - говорила она. - А в молодости мы живем суетно, не зная, что то, что нам дано, дано на всю жизнь... Если бы я могла снова стать такой, как вы, я бы уже это знала. Но я не могу даже вам передать это... Если ваш друг придет, обязательно познакомьте меня с ним.
Екатерина Павловна не могла предполагать, что в это время Ваня Земнухов уже входил в Нижне-Александровский и входил с прямым поручением к ней, Екатерине Павловне.
Ваня передал ей шифровку - отчет о деятельности Краснодонского подпольного райкома. А Екатерина Павловна на словах передала ему требование Ивана Федоровича о развертывании подпольной организации Краснодона в боевой партизанский отряд и об усилении диверсий на дорогах.
- Передайте, что дела на фронте совсем не плохи. Может быть, очень скоро нам всем придется выступить с оружием в руках, - сказала Екатерина Павловна, пытливо вглядываясь в сидящего перед ней нескладного юношу, словно желая узнать, что же там кроется у него за очками.
Ваня сидел, молчаливый, ссутулившийся, и беспрерывно поправлял рукой свои распадающиеся волосы. Но, если бы знала эта женщина, каким огнем пылала душа его!
Все-таки они разговорились.
- Страшно оборачиваются судьбы людей! - говорила Екатерина Павловна, только что выслушавшая от Вани мрачную повесть гибели Матвея Костиевича и Валько. - У Остапчука, как вы его называете, осталась семья у немцев и тоже, может быть, замучена, а не то бродит бедная женщина с детьми по чужим людям и все-таки надеется, придет же он когда-нибудь спасти ее и детей, а его уже и в живых нет... Или вот была у меня женщина... - Екатерина Павловна рассказала о Марфе и о ее муже. - Рядом, а даже повидаться невозможно. А потом погонят его куда-нибудь поглубже, и сгинет он... Какая же казнь справедлива за это им, этим!.. - сказала она, стиснув в кулак сильную маленькую руку.
- Погорелый - это возле нас, там один наш парень живет, - сказал Ваня, вспомнив о Вите Петрове. Смутная мысль забродила в нем, но он даже себе еще не отдавал в ней отчета. - Пленных много? Охрана большая? - спрашивал он.
- Попробуйте вспомнить, кто из наших людей, способных организовать других, остался еще в живых в Краснодоне? - вдруг спросила она в какой-то своей внутренней связи.
Ваня назвал.
- А из военных, осевших после окружения или по другим причинам?
- Таких много. - Ваня вспомнил военных из числа раненых, спрятанных по квартирам: он знал от Сережки, что Наталья Алексеевна продолжает тайно оказывать им медицинскую помощь.
- Вы скажите тем, кто вас послал, чтобы установили связи с ними и привлекли их... Они скоро, очень скоро понадобятся и вам. Понадобятся, чтобы командовать вами, молодыми. Народ вы хороший, но они старше вас, - сказала Екатерина Павловна.
Ваня изложил свой план сделать у Клавы явочный пункт для связи "Молодой гвардии" с молодежью села и попросил помочь Клаве в этом.
- Пусть лучше она не знает, кто я, - с улыбкой сказала Екатерина Павловна, - мы будем с ней просто дружить.
- Но откуда вы все-таки знаете нас? - не вытерпел Ваня.
- Этого я вам никогда не скажу, а то вы будете очень смущены, - сказала она, и лицо ее вдруг приняло лукавое выражение.
- Что у вас за секреты? - ревниво спрашивала Клава у Вани, когда уже в полной темноте они сидели в горнице в доме Ивана Никаноровича и мама Клавы, давно, а особенно после событий на переправе, относившаяся к Ване, как к своему человеку в доме, спокойно спала на пышно взбитой, воздушной и жаркой до дурмана казачьей перине.
- Ты умеешь держать тайну? - на ухо спросил Ваня.
- Спрашиваешь...
- Поклянись!
- Клянусь.
- Она сказала, что один наш краснодонец прячется поблизости, и просила передать родным, а потом разговорились по пустякам... Клава! - тихо и торжественно сказал он, взяв ее за руку. - Мы создали организацию молодежи для борьбы с захватчиками, вступишь в нее?
- А ты в ней состоишь?
- Конечно.
- Конечно, вступлю! - Она приложила свои теплые-теплые губы к его уху. - Ведь я же твоя, понимаешь?
- Я приму от тебя клятву. Мы писали ее с Олегом, и я знаю ее наизусть, и тебе придется ее выучить.
- Я ее выучу, ведь я же совсем твоя...
- Тебе придется организовать молодежь здесь и по ближайшим хуторам.
- Я тебе все организую.
- Ты не относись к этому так легкомысленно. В случае провала это грозит гибелью.
- А тебе?
- И мне.
- Я готова погибнуть о тобой.
- Но я думаю, нам лучше обоим остаться живыми.
- Конечно, гораздо лучше.
- Ты знаешь, мне постелили там, у ребят, надо идти, а то неудобно.
- Ну, зачем тебе туда идти? Ведь я же твоя, ну, понимаешь, совершенно твоя, - шептала ему на ухо Клава своими теплыми губами.
Глава сорок пятая
К концу сентября организация "Молодая гвардия" на Первомайском руднике, вместе с "Восьмидомиками" и районом шахты No 1-бис, была уже одной из наиболее крупных подпольных групп молодежи. Все, что было наиболее деятельного среди молодежи, учившейся в старших классах первомайской школы, было вовлечено в организацию.
Первомайцы установили свой радиоприемник и выпускали сводки Информбюро и листовки, которые писали тушью на страничках школьных тетрадей.
Сколько переживаний было с этим радиоприемником! В совершенно различных домах были обнаружены давно заброшенные, поломанные дешевые радиоприемники и радиоприемники выкрали. Борис Главан, молдаванин, бежавший с родителями из Бессарабии и осевший в Краснодоне, - в группе звали его "Алеко", - взялся сконструировать из них один хороший радиоприемник. Но по дороге домой он был с отдельными частями аппаратов и лампочками схвачен на улице "полицаем".
Главан разговаривал в полиции только на румынском языке, кричал, что полиция лишает всю его семью средств к существованию, поскольку весь этот материал нужен ему, чтобы делать зажигалки, и клялся, что он будет жаловаться командованию румынской армии: в Краснодоне всегда бывало на постое некоторое число румынских офицеров из проходящих частей. На квартире Главана было обнаружено несколько готовых зажигалок и несколько находящихся в производстве - он действительно подрабатывал на жизнь тем, что делал зажигалки. И полиция отпустила этого представителя союзной державы, хотя и отобрала у него части радиоприемников. Но он все-таки сделал радиоприемник из тех частей, что еще оставались.
Первомайцы имели самостоятельные связи с ближними хуторами через Лилю Иванихину, которая, оправившись после плена, пошла работать учительницей на хутор Суходол. Они были главными поставщиками оружия, которое собирали по степи, совершая иногда очень дальние походы в районы боев на Донце, и крали его у останавливавшихся на постой немецких и румынских солдат и офицеров. Оружие это, после того как все юноши первомайцы, члены организации, были вооружены, сдавалось Сережке Тюленину и шло на склад, местонахождение которого было известно только Сережке и еще очень узкому кругу лиц.
Подобно тому как душою всей организации "Молодая гвардия" были Олег Кошевой и Иван Туркенич, а душою организации в поселке Краснодон - Коля Сумской и Тоня Елисеенко, так душою организации на "Первомайке" были Уля Громова и Анатолий Попов.
Толя Попов был назначен штабом командиром первомайской группы, и с его организационными навыками, обретенными в комсомоле, и с присущей ему серьезностью он привнес во все, что бы ни делала молодежь "Первомайки", дух ответственной дисциплины и решительной смелости, опирающейся на исключительно слаженную работу всех ребят.
А Уля Громова была автором всех начинаний и автором большинства воззваний и листовок первомайцев. Только теперь стало видно, какой огромный моральный авторитет среди подруг и товарищей был накоплен этой девушкой еще с той поры, когда, равная среди равных, она училась со всеми и ходила в степь, и пела и танцевала, как все, и читала стихи, и водила пионеров, высокая, стройная девушка с тяжелыми черными косами, с глазами, то брызжущими ясным сильным светом, то полными таинственной силы, скорее молчаливая, чем озорная, скорее ровная, чем страстная, но и та и другая вместе.
Молодости свойственно судить о показном и подлинном, о живом и скучном, ложном и значительном не на основе изучения и опыта, а с первого взгляда, слова, движения. Уля не имела теперь подруг, приближенных к ней, она была равно внимательна, и добра, и требовательна ко всем. Но достаточно было девушкам видеть ее, обменяться с ней двумя-тремя словами, чтобы почувствовать, что это в Уле не от скудости душевной, а за этим стоит огромный мир чувств и размышлений, разных оценок людей, разных отношений к ним, и этот мир может проявить себя с неожиданной силой, особенно если заслужишь его моральное осуждение. Со стороны таких натур даже ровное отношение воспринимается как награда, - что же сказать, если они хоть на мгновение приоткроют свое сердце?
