Александр Яковлев - Осенняя женщина (Рассказы и повесть)
- Вот, - сказал он, останавливаясь перед границей и вынимая из палки чертежи. - Мы сейчас готовим к запуску ракету. С людьми, между прочим. Если бы без людей - тогда еще полбеды... А вот с людьми... Как двигатель выходит на режим, такая вибрация, что люди-то и не выдерживают. Прямо как ваша трясучка. Собаки выдерживают и обезьяны. Механизмы выдерживают. А люди нет. Ни в какую. Не желают выдерживать. В чем тут дело? А?
И Еремичев хитро прищурился.
Стасик толкнул флегматичного Рожкова.
- Слышь? Как? Сможешь?
- Неохота, - сонно сказал Рожков.
- Это как же понимать? - поинтересовался Еремичев. - А если бы была охота? Неужели бы сделали?
- Вообще-то, я думаю, ему это пара пустяков, - подумав, сказал Стасик. - Только его надо заинтересовать.
- Ага. Стимул, - сообразил Еремичев, так как именно это слово чаще всего употреблялось во времени взрослых. - А чего же он хочет?
- Мороженое, наверно, - сказал Стасик. - У нас его не производят, в нашем мире. А он его любит.
- Так значит мороженого?
- Ага, - вдруг оживился Рожков.
- А чего же вы его не изобретете? - засмеялся Еремичев. - Вы же все можете.
- А зачем его изобретать? - удивился Стасик. - Оно же давно изобретено.
- Ну ладно, - сказал Еремичев. - Сколько пачек?
- Десять! - сказал Рожков. - Заболеете, - сказал Еремичев. - Небось, лекарств в вашей стране тоже нет? В общем, по две на брата. И все. Торг окончен.
- Ладно, - сказал Рожков, еще раз глянув на чертеж. - Поехали.
Стасик взялся за веревку.
- А без этого никак? - Еремичев указал на санки. - Уж больно того... Шумно!
- Нельзя, - сказал Стасик. - Мы уж по всякому пробовали. Только так и получается. Иначе ему ничего в башку не приходит.
И он с отвращением посмотрел на санки.
- Ну, валяйте, - сказал Еремичев. - Только без трясучки.
И пошел домой. Сзади послышался скрежет. Когда заново разогрел чайник и налил себе свежего чайку, дом опять задрожал. Еремичев бросился к окну.
- Что? Оп-пять трясучка? - заорал он.
Дрожание прекратилось.
- Это мы чтобы вызвать вас, - нахально крикнул в ответ Стасик. Спускайтесь. Готово.
- Как готово? Что готово?
- Что заказывали, - пожал плечами Стасик. - Где мороженое?
Еремичев бросился во двор. Бросился, сильно не веря. Во времени взрослых ничего быстро не делалось, а если и делалось, то называлось "халтура". Честное слово, существовало такое слово.
А мальчишки показали ему чертеж. Не очень-то умело нарисованный... Но...
- Э, - сказал Стасик, пряча бумагу за спину. - А мороженое? Забыли?
- Да... Сейчас, - сказал Еремичев, потоптался на месте и поспешил за угол, к киоску.
- Сейчас получишь свое мороженое. Заработал, - сказал Стасик.
Рожков помолчал с минуту, о чем-то размышляя. Затем сказал:
- Слушай, а зачем ему эта штука?
- Какая? - спросил Стасик, выжидательно поглядывая на угол дома.
- Ну, которую мы сейчас нарисовали?
- Как зачем? Он же сказал: для ракеты.
- Это понятно, - не унимался Рожков. - А зачем ему ракета?
- А кто его знает... В космос летать.
- А зачем...
- Да что ты ко мне пристал! - рассердился Стасик. - Зачем, зачем! Я знаю? У них так положено. А если очень интересно - спроси сам!
Еремичев возвращался бегом. Один из брикетов оказался подтаявшим, с обертки капало. Несколько капель попали на брюки. Любой бы взрослый на месте Еремичева расстроился. Но этот взрослый был сейчас занят только одной мыслью.
- Вот так пошутил, - бормотал он на бегу. - Вот так пошутил.
Получив желаемое на границе, обе стороны занялись своими делами. Мальчишки устроились рядышком на санках и принялись за мороженое.
Еремичев скрылся в глубинах своего времени, где и закипела Срочная работа.
И прошел год. Но во взрослом времени. В стране детей этот срок мог оказаться и иным. Время там измерялось не очень регулярно. От случая к случаю - отметкой на дверном косяке, ровно над чьей-нибудь вихрастой макушкой.
А во взрослом времени взлетела ракета. С людьми, между прочим. К далеким звездам. Надолго улетели. О чем и написали в газетах, и чему посвятили очередные речи.
Когда речи отгремели, Еремичев вспомнил о ребятах. Потому что во времени взрослых появилась очередная затея. Вновь связанная с запуском ракеты. Но такой ракеты, чтобы могла вылететь за пределы Галактики и вернуться! Совсем уж какая-то особенно грандиозная ракета. С людьми, между прочим. Вот поэтому-то Еремичев и вспомнил о ребятах.
Вспомнив о них, он подошел к окну и поглядел за границу. Стасик и Рожков сидели почти там же, где прошлый раз оставил их Еремичев. Сидели они на санках, и Стасик горячо в чем-то убеждал сонного по обыкновению Рожкова.
- Эй, - опять не очень-то вежливо окликнул их из своего времени Еремичев. - О чем дебаты? Хотите мороженого?
- Кто же не хочет? - резонно ответил Стасик.
И даже Рожков оживился.
- Сейчас угощу.
Еремичев сходил в тот же самый киоск, купил пару пачек пломбира.
- Это вам аванс, - сказал он, протягивая пачки через границу. - И будет еще, если поможете мне.
- Только никаких ракет, - сразу предупредил Стасик.
- Почему? - удивился Еремичев. - Чудаки, это же интересно.
- Может быть, - не стал спорить Стасик и поймал языком сорвавшуюся с краешка брикета каплю. - Только этот толстый уже не может изобретать никакой техники.
- Это правда? - спросил Еремичев у Рожкова.
- Ага, - безмятежно отозвался тот, поглощенный поеданием пломбира.
Еремичев вдруг чего-то заволновался, как делали все во времени взрослых, когда чего-нибудь не понимали.
- Ребята, - сказал он, - вы не думайте... Если там мороженое или жевательная резинка... так за этим дело не станет. Можно и посущественное придумать награду...
- Да нет, - сказал Стасик. - Дело не в этом. Нам не жалко. Просто возраст такой. Мы же растем. Вон у него голос ломается.
- При чем тут голос? - удивился Еремичев.
- Не знаю. Только все. Никакой техники.
- Жаль, - от души подосадовал Еремичев. - Ну ладно. Будьте здоровы.
И глубоко задумавшись, навсегда удалился в свое взрослое время.
- И все же я не пойму, - сказал Рожков, облизывая пальцы правой руки. - На что им эта ракета?
- Да я тебе уже сто раз объяснял, - сказал Стасик. - В космос летать, чего тут непонятного?
- Это-то я как раз понимаю, - сказал Рожков, на всякий случай облизав и пальцы левой руки. - А вот что им в космосе надо?
- Ну, как что? Ну... Может, с инопланетянами хотят встретиться, с братьями по разуму...
- Но ракета-то зачем? - сказал Рожков, вытирая облизанные пальцы о штаны.
- Слушай, отстань, а? - жалобно сказал Стасик. - Ну откуда я знаю? А если интересно, спроси у этих, с Альдебарана. Кстати, когда они тебя на связь вызывают?
- Да пора уж, наверно, впрягайся.
- Ох, - тяжело вздохнул Стасик, берясь за веревку от санок. - Ты знаешь что, спроси, нет ли у них мороженого, а? Жарища сегодня, не могу...
- Ладно. Трогай, - скомандовал Рожков, поудобнее устраиваясь на санках.
Над двором разнесся скрежет полозьев. Скрежет заполнял двор и выползал на улицу. Ни асфальт, ни полозья ничего не знали о границе.
БА-БАХ!
Ветеран Петров сидит на скамейке у подъезда и заслуженно отдыхает.
У пацанов же - летние каникулы. Пацаны в это утро бабахают пистонами. Кладут их на бордюр, а сверху камнем - ба-бах! Или молотком - ба-бах!
- Уау! - вопят пацаны, когда особенно громко бабахает. - Полная Америка!
- Америка, - досадует ветеран Петров. - Далась им эта Америка...
Ба-бах!
Проходит мимо капитан-танкист, даже глазом не моргнет.
- Молодец, - отмечает ветеран Петров. - Чувствуется выучка.
- Ма! - вопит белобрысый пацан в замызганных зеленью светлых шортиках. - Скинь еще патронов!
- Хватит, - сердито отзывается мать из окна на третьем этаже. - Весь двор и так уже осатанел от вас.
- Ма, ну скинь!
- На фронте тоже мамку будет просить, - не одобряет ветеран Петров.
Весь тротуар вдоль дома усеян бумажной шелухой пистонов.
- А человек утром подметал, - огорчается ветеран Петров.
Ба-бах! Голосит над двором встревоженное воронье.
- Пистолет-револьвер-кольт-ТТ-системы Макарова! - орут пацаны.
- И чего городят, - досадует ветеран Петров. - Чему их только в школе учат?
Ба-бах!
- Мафия бессмертна! - орут пацаны.
- Ох, вырастут рэкетирами, - обмирает ветеран Петров.
- Деда, когда пистолет мне купишь? Обещал ведь, - пристает к нему белобрысый внук.
- Мне вон тоже... пенсию повысить обещают, - устало отмахивается Петров.
- Ужинать, - зовет хозяйка и старого, и малого.
И тот, и другой не сразу и ворча покидают двор. И вскоре тишина и тьма за окнами. Ночь наступает. А в Америке наверно - день.
СМЯТЕНИЕ
- Перестань вертеться на стуле. Не слышишь, как он скрипит под тобой, как жалуется? Послушай. Слышишь? Теперь, дальше. Вот ты палишь спички почем зря...
- Я не палю.
- Ложь. Стыжусь за тебя, поскольку ты сам, к сожалению, этому еще не научился. Относительно же спичек. Спички, к твоему сведению, делают из дерева. Верно?
