Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге
Но стрельцы, проведав и о сем убежище, в ярости своей приходили туда толпами, дабы убить молодого царя. Они искали его везде в сем священном месте и, не найдя, толпа, этих злодеев вломилась даже в церковь. Там один из них увидел молодого Государя в алтаре в объятиях своей родительницы. Злодей не устрашился подбежать с ножом к невинному Государю, и приставив его к груди, готов уже был совершить убийство. Но Божественное Провидение, предопределившее произвести через него великие дела и после столь часто от очевидной опасности его спасавшее, защитило его своим могуществом и в ту минуту, когда уже никакой человек защитить его не мог, и он как бы окаменев от страха, смотрел в глаза убийце. Стрелец, приготовившись заколоть Государя держал одною рукою его за плечо, а другою нож у груди его; но другой бунтовщик, бывший в церкви закричал ему страшным голосом: «Постой, брат! не здесь в алтаре; подожди покамест выйдет из церкви: он от нас не уйдет. Между тем, и почти в то же самое мгновение, прочие стрельцы увидели многочисленную царскую конницу, скачущую во весь опор к монастырю; они закричали своим сообщникам, бывшим в церкви, чтобы они скорее спасались бегством. Все в замешательстве побежали и старались только уйтии; а молодой Государь остался невредим и возвратился к преданным ему.
Более, чем через 20 лет после сего приключения, когда не только сей, но и последовавшие потом бунты давно уже были укрощены, стрельцы истреблены и ни мало уже их не осталось, все в Государстве было спокойно, и Государь занимался исправлением своего войска и учрежденным флота, учил он некогда в Петербурге на Адмиралтейском лугу несколько сот новоприведенных матросов. Государь осматривал их в строю с великим вниманием, и посмотрев на одного из них, вдруг так испугался, что отскочил на несколько шагов назад и тотчас приказал его схватить. Матрос, которому совесть скоро сказала, кого Государь в нем нашел, пал на землю и закричал: «Виноват! Помилуй, Государь! Помилуй!» Никто из около стоявших, ни офицеры, ни товарищи его не знали, что это значило, потому что все они знали этого матроса уже несколько лет, как доброго человека, который верно и прилежно исправлял свою работу и никакого преступления не сделал. Но с ужасом услышали они, как Государь спросил у матроса, не стрелец ли ты, и не тот ли самый, который в Троицком монастыре в алтаре приставлял мне нож ко груди? «Так, государь, отвечал матрос: я тот самый».
Государь продолжал расспрашивать его, и он рассказывал, что он в молодости был стрельцом и сообщником в бунте, но вскоре раскаявшись в своем преступлении, спасся бегством прежде, нежели бывшие его единомышленники были переловлены и казнены; потом несколько лет в бедности скитался по отдаленным пустыням; наконец сказавшись вышедшим сибирским крестьянином, записался в матросы в Архангелогородском Адмиралтействе, и по сие время служил верно и честно. Петр Великий тронут был откровенным его признанием, простил ужасное его преступление и даровал ему жизнь, но притом сказал, что он подвержен будет жесточайшей казни, если Государь еще в жизни своей когда-нибудь его увидит. Матрос благодарил Бога и Государя за сию столь неожидаемую милость и сослан был в одну из самых отдаленных Российских провинций, и Государь мог быть уверен, что никогда уже его не увидит.[32]
27. Заведение Кунсткамеры
Петр Великий во время первого своего пребывания в Голландии в 1698 году занимался только главным своим намерением, касательно до кораблестроения, мореплавания, коммерции, художеств, фабрик и промыслов. Но во время второго своего пребывания там иво Франции, в 1717 и 18 годах, гораздо уже рачительнее старался он особенно о науках и художествах. Везде осматривал он публичные знатнейшие частных людей собрания картин, произведений искусства и натуральных редкостей. Особенно в Амстердаме возбуждали его любопытство два весьма редкие и дорогие кабинета, которые он часто посещал, с величайшим вниманием осматривал и наконец купил дорогою ценой и с великою осторожностью приказал перевезти в Петербург. Один из сих кабинетов состоял полном анатомическом сокровище, над собранием которого славный профессор Рюйш трудился свыше 40 лет. Описание оного напечатано в Голландии под названием: Thezaurus Anatomicus per scrinia divisus со многими фигурами и у врякаго анатомика находится; оригиналы же все с того времени хранятся в Санкт-Петербурге при Академии Наук. Другой кабинет составляло тогдашнего амстердамского аптекаря Зебы большое собрание всех известных земных и морских животных, птиц, змей и насекомых из Ости Вест-Индии, которого описание в двух книгах, в лист, с прекрасно гравированными фигурами, известно под названиемь: Sebae Thezaurus Naturae etc. Петр Великий приказал в Амстердаме живописцу Кселю списать и портреты обоих сих славных мужей и поставить их в Кунсткамере при сих собранных ими вещах. Портрет Зебы и поныне еще находится в Академии, но куда девался Рюйшев портрет, неизвестно. Библиотекарь Шумахер думал, что он по кончине Петра Великого не был отдан в Академию вместе с прочими вещами, но попался в число других картин, либо как-нибудь утрачен. Упомянутые два славные во всем свете собрания составляли первое основание кабинета натуральных редкостей, находящегося ныне при Академии Наук. Петр Великий приказал для оного очистить особенный отделенный от других строений каменный дом при Неве-реке, на так называемом Смольном двор. Там всякую неделю по два или по три дня проводил он утром в систематическом рассматривании вещей, пока наступало время ехать в Адмиралтейство. Он столько занимался этим собранием множества редких и драгоценных вещей, вывезенных из отдаленных частей мира, что некогда назначил там поутру в пять часов первую аудиенцию прибывшему к нему от Римского Императора посланнику. При сем случае Канцлер представлял ему, не лучше ли угодно будет его величеству дать посланнику первую аудиенцию в Летнем дворце? «Пусть он сюда придет, – отвечал государь: – для посланника все равно, где бы я в первый раз его ни принял; он прислан ко мне, а не в какой-нибудь дом, и может сказать мне что надобно там, где меня найдет». И так аудиенция дана была в пять часов поутру в Кабинете натуральных редкостей.
В другое время его величество опять однажды был там с генералом-прокурором Павлом Ивановичем Ягужинским, некоторыми сенаторами и другими знатными особами, то показал он им систематическое установление натурального своего зала и Руйшева неоцененного анатомического сокровища, изъяснил им, сколько то собрание полезно к познанию человеческого тела, коему необходимо научаться должны врачи для основательнейшего лечения больных. Тогда приказал его величество находящемуся под начальством лейб-медика Арескина, главного оной Кунсткамеры надзирателя, библиотекарю Шумахеру: поелику все в надлежащем порядке учреждено и расставлено, то бы впредь всякого желающего оную посмотреть пускать и водить, показывая и изъясняя вещи.
Ягужинской превозносил сие милостивое монаршее намерение пристойными похвалами, но по безрассудной ревности к корысти прибавил к тому сие предложение, что поелику к содержанию столь драгоценных редкостей ежегодно требуется некоторое иждивение, то мог бы каждый, желающий оные посмотреть, давать за вход по одному или два рубля, от чего бы собрана была такая сумма, из коей бы можно тратить на содержание и умножение сих редкостей.
Царь, желавший всякими способами привлечь подданных своих к познанию натуры и художеств, прервал тотчас речь Ягужинскому и сказал: «Павел Иванович, ты глупо рассуждаешь! И предложение твое более бы воспрепятствовало, а не споспешествовало моему намерению. Ибо кому была бы нужда в иностранных моих редкостях и кто бы пожелал видеть мою Кунсткамеру, если б ему за то надлежало еще платить деньги? Но я притом еще приказываю, чтоб не только каждого безденежно впускать, но сверх того всегда как ни соберется общество, угощать их на мой счет чашкою кофе, стаканом вина, рюмкою водки и другими напитками в самых Кунсткамерах».
В силу сего высочайшего повеления определено было библиотекарю сверх сего годового жалованья еще 400 рублей в год на упомянутое угощение, еще при царствовании императрицы Анна Иоанновны часто я видел, что знатнейшие посетители в Кунсткамере были угощаемы кофеем, венгерским вином, цукербротом и, смотря по годовому времени, разными плодами; посредственных же людей водил туда суб-библиотекарь или другой служитель, которому все вещи известны были, и с кратким изъяснением показывал им все редкости.[33]
28. Благосклонность Петра Великого к новым проектам
Благоразумие повелевает не все вдруг отметать, но наперед всё надлежащим образом исследовать, дабы выбрать доброе. Благоразумный Монарх, Петр Великий, наблюдал сие с великою осторожностью. И кроме того имел он врожденную склонность всем тем заниматься и все то исследовать, что имело хотя бы некоторый вид пользы при преобразовании Российского Государства и могло в чем-нибудь споспешествовать благу оного.
