Антон Чехов - Том 25. Письма 1897-1898
Кланяйся всем.
Твой Antoine.
На обороте:
Russie. Moscou. Москва. Марии Павловне Чеховой.
Каретная Садовая. Женская гимназия Л. Ф. Ржевской.
Павловскому И. Я., 15 (27) сентября 1897*
2106. И. Я. ПАВЛОВСКОМУ
15 (27) сентября 1897 г. Биарриц.
Дорогой Иван Яковлевич, я ничего не имею против меблирован<ных> комнат*; было бы не очень высоко и ничто бы не стесняло меня в моих правах уходить и приходить когда угодно. О том, когда приеду в Париж, телеграфирую, но… не надоел ли я Вам? Ведь Вы работаете, а я веду праздную жизнь — это должно неприятно раздражать Вас. Очень, очень боюсь надоесть Вам. Погода чудесная, не скучно. Жму руку.
Ваш А. Чехов.
27 сент.
Хотяинцевой А. А., 17 (29) сентября 1897*
2107. А. А. ХОТЯИНЦЕВОЙ
17 (29) сентября 1897 г. Биарриц.
Вы, многоуважаемая художница, спрашиваете, тепло ли здесь. В первые дни, когда я приехал сюда, было холодно и сыро, теперь же мне жарко, как в моей духовой печке*. Особенно жарко бывает после завтрака, который состоит из шести жирных блюд и целой бутылки белого вина. Самое интересное здесь — океан; он шумит даже в очень тихую погоду. С утра до вечера я сижу на grande plage’е[8], глотаю газеты, и мимо меня пестрою толпою проходят министры, богатые жиды, Аделаиды*, испанцы, пудели; платья, разноцветные зонтики, яркое солнце, масса воды, скалы, арфы, гитары, пение — все это вместе взятое уносит меня за сто тысяч верст от Мелихова.
Когда же Вы в Париж? Там хорошо теперь.
На днях в Байоне происходил бой коров*. Пикадоры-испанцы сражались с коровами. Коровенки, сердитые и довольно ловкие, гонялись по арене за пикадорами, точно собаки. Публика неистовствовала.
Здесь К. Маковский. Пишет дам.
Будьте здоровы. Поклонитесь Вашей матушке и брату и поминайте меня в своих молитвах. Спасибо за письмо.
Ваш А. Чехов.
17 сент.
На конверте:
Russie. Moscou. Москва. Сивцев Вражек, <дом Са>рандинаки,
Александре Александровне Хотяинцевой.
Мизиновой Л. С., 18 (30) сентября 1897*
2108. Л. С. МИЗИНОВОЙ
18 (30) сентября 1897 г. Биарриц.
18 сент.
Милая Лика, Ваше письмо получил вчера и, конечно, был очень порадован*. Вы спрашиваете, тепло ли мне здесь, весело ли. Пока мне хорошо. По целым дням я сижу на солнышке, думаю о Вас и о том, почему Вы так любите говорить и писать о кривобоких; и подумавши, я решаю, что это Вы оттого, по всей вероятности, что у Вас у самой бока не в порядке, Вы хотите дать понять это и понравиться.
Здесь очень тепло, жарко даже, но это будет продолжаться недолго, и не сегодня-завтра я почувствую себя как в Мелихове, т. е. не буду знать, куда мне уехать. Всем сердцем моим стремлюсь в Париж, но там скоро начнется сырая осень, меня погонят оттуда, и, должно быть, придется ехать в Ниццу или в Больо, что возле Ниццы. Если будут деньги, то из Ниццы через Марсель поеду в Алжир и в Египет, где я еще не был. А Вы когда же в Париж? Когда бы Вы ни приехали, во всяком случае дайте мне знать, я приеду на вокзал встретить Вас. Встречу Вас очень любезно и буду стараться не замечать Вашего кривого бока и, чтобы доставить Вам истинное удовольствие, буду говорить с Вами только о сыроварении.
Для упражнений на французском языке я завел себе здесь француженку, 19 лет. Зовут ее Марго. Извините меня за это, пожалуйста.
Вы правы, письма доставляют здесь немалую радость — и потому, прошу Вас, пишите мне побольше*. Почтовые расходы я возвращу Вам, если Вы этого пожелаете. Верьте, что я ценю в женщинах не одну только Reinheit[9], но также и доброту. До сих пор Вы, насколько мне известно, были очень добры: Вы писали моим друзьям* нежные, длинные письма; распространите же и на меня эту Вашу доброту. У моих друзей, по прочтении Вашего письма, обыкновенно являлось неудержимое желание писать о сыроварении и купать детей в цинковой ванночке; не знаю, чем объяснить это! Что касается меня, то Ваше последнее письмо подействовало на меня самым облагораживающим образом: я почувствовал себя чистым.
Пишите же. Что нового? Что Сашечка Филе*? Что Володя* с бакенами (с у….ми) и со своей визгливо-хихикающей супругой? Бываете ли у Вашей подруги, пожирательницы молодых художников*? Удивительно, как действует постоянное пребывание под каланчой! Очевидно, близость пожарной команды горячит кровь, и от увлечений не спасают даже седины. Лика, берегитесь каланчи! О. П. Кундасова может Вам порассказать кое-что на этот счет; она слышала кое-что от д-ра Флоринского*.
Итак, позвольте ждать от Вас длинного, длинного письма. Кланяйтесь Маше, В<иктору> А<лександровичу>.
Жму Вашу руку и остаюсь Вашим неизменным почитателем и поклонником.
А. Чехов.
Гольцеву В. А., 20 сентября (2 октября) 1897*
2109. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
20 сентября (2 октября) 1897 г. Биарриц.
Милый Виктор Александрович! Сегодня пришла твоя телеграмма*: «K. absent, L. reviendra lundi»[10]. Так как погода здесь испортилась и мы (т. е. я и Соболевский) решили уехать в Ниццу, то я послал такой ответ: «Envoyez Nice»[11]. На случай, если эта моя телеграмма* не дойдет или будет не понята, сим извещаю, что я уезжаю в Ниццу, куда и благоволи адресоваться впредь. В Ницце есть отделение Créd<it> Lion<nais>.
Здесь дождь, буря. Может быть, в Ницце будет потеплей и тише. Нет ли чего-нибудь новенького?
Будь здоров. Поклон и привет Вуколу и всем добрым друзьям и приятелям. Обнимаю.
Твой А. Чехов.
Биарриц, 20 сент.
На обороте:
Russie. Moscou. Москва. Виктору Александровичу Гольцеву.
Брюсовский пер., в редакцию «Русской мысли».
Чеховым, 20 сентября (2 октября) 1897*
2110. ЧЕХОВЫМ
20 сентября (2 октября) 1897 г. Биарриц.
20 сентябрь.
Я писал вчера*, чтобы Вам отправляли корреспонденцию в Париж; теперь же планы мои несколько изменились и я прошу (если только мои планы вновь не изменятся) высылать газету* и письма в Ниццу по адресу:
France. Nice.
à Mer Antoine Tchekhov
или просто так: France. Nice. M-r A. Tchekhov.
Здесь дождь, буря. Пора удирать.
Всё обстоит благополучно. Всем кланяюсь.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Russie. Moscou. Лопасня, Московск<ой> губ.
Марии Павловне Чеховой.
Суворину А. С., 21 сентября (3 октября) 1897*
2111. А. С. СУВОРИНУ
21 сентября (3 октября) 1897 г. Биарриц.
21 сент.
Дуют ветры, перепадают дожди. Такая погода установилась, по-видимому, надолго. Как бы ни было, завтра в понедельник я уезжаю в Ниццу, минуя Париж. Ранее я рассчитывал, что весь октябрь проживу в Париже, но у меня семь пятниц на неделе, и я решил отложить такое удовольствие, как житие в Париже, до декабря, когда будет, так сказать, разгар зимнего сезона. Итак, пишите мне, адресуясь в Nice.
Здоровье мое сносно. Становится немножко скучно — это от безделья. Деньги в кармане тают, как мороженое. Писем не получаю: никто не шлет.
Анне Ивановне, Насте и Боре кланяюсь низко и желаю им всяких благ, земных и небесных. Вам также. Не забывайте меня, пожалуйста, в своих молитвах*.
Телеграмму насчет «Иванова»* получил и был тронут Вашим вниманием. Теперь жду письма. Будьте здоровы!!
Ваш А. Чехов.
Мизиновой Л. С., 22 сентября (4 октября) 1897*
2112. Л. С. МИЗИНОВОЙ
22 сентября (4 октября) 1897 г. Биарриц.
Милая Лика, я уезжаю в Ниццу. Теперь мой адрес такой: Nice, Pension Russe. Будьте добры, напишите этот мой адрес на клочке и пошлите д-ру П. И. Куркину, который живет тоже в «Гельсингфорсе»*.
Пишите, что нового. Если надумаете в Париж, то не откажите уведомить. Дела мои не важны — в том смысле, что, кажется, я уже начинаю тосковать по родине*.
Буду ждать от Вас письма.
Ваш А. Чехов.
