Виктория Токарева - Своя правда
Был и настоящий профессор марксистско-ленинской философии. Он хорошо готовил и переквалифицировался в повара. Работал на кухне санатория.
Беженцев кормили три раза в день. Кормили неплохо, так что ни о какой пещере и корке хлеба вопрос не стоял.
Верка раз в месяц ездила в Москву, в Армянский переулок. Там Красный Крест выдавал пособие на детей. Деньги копеечные.
Ирина быстро сориентировалась и стала подрабатывать на соседних дачах.
Вокруг санатория стояли кирпичные коттеджи "новых русских". Ирина мыла окна, убиралась, готовила. Ей платили два доллара в час. Это тебе не Армянский переулок.
Верка говорила, что у нее высшее образование и самолюбие не позволяет ей убираться за богатыми. Как она выражалась - жопы подтирать... Ирина так не считала. Можно и жопы подтирать. Работать не стыдно. Стыдно воровать.
"Новые русские" и их жены с Ириной не общались. Они говорили, что надо сделать, принимали работу и платили. Ирина как личность была им совершенно не нужна и неинтересна.
Вторая категория хозяев - богатые пенсионерки. Из бывших. Бывшие жены, бывшие красавицы. Они знакомились с Ириной, вникали, выслушивали, сочувствовали. Ирина охотно шла на контакт и быстро соображала, что можно срубить с этой дружбы. Но срубить ничего не удавалось. Самое большее - старые шмотки. Дружба дружбой, а деньги врозь.
Ирина была счастлива, что освободилась от ненавистной Людки. В разлуке ненависть обострилась. При воспоминаниях о невестке Ирину буквально трясло. По Алечке - скучала и терзалась мыслью, что пятилетняя девочка спит в одной комнате со взрослыми.
Жизнь без Али немножко потеряла смысл. Одно только выживание не может стать смыслом жизни. Вокруг Ирины были такие же пораженцы, как она. Это уравнивало и успокаивало. Ирина никому не завидовала, кроме семьи профессора-повара. Он уехал из Баку вместе с женой, и они ходили рядышком, как Гога с Магогой, руки калачиком.
Ирина тоже хотела бы вот так же, руки калачиком, а не путаться под ногами у своих детей.
Отсутствие счастья вредно для здоровья. Мозг вырабатывает гормон неудовольствия, и человек расстраивается, как отсыревший рояль. И фальшивит. Должна быть пара. Комплект. Ирина скрывала свою неукомплектованность, но затравленность стояла в глубине глаз.
Где ты, Кямал? Хотя понятно где. Со своей женой Ирадой. Нужен другой. Хоть кто-нибудь...
Сорокалетняя бухгалтерша Галина с нижнего этажа нашла себе жениха. Но никому не показывала. Наверное, стеснялась. Завидущая Верка предположила, что Галина женится по расчету. Но ведь настоящая любовь - тоже расчет. Человек берет сильное чувство и дает сильное чувство. Равноценный обмен.
Однажды Галина явилась с таинственным видом. У жениха есть родственник. Не старый, пятьдесят пять лет. Желает познакомиться для создания семьи. Есть площадь в Москве и загородный дом с дровяным отоплением и без удобств. По объявлениям он знакомиться боится, мало ли, на кого нарвешься. Лучше по рекомендации. Галина рекомендовала Ирину.
- Так я же старая, - напомнила Ирина.
- А он что, молодой?
- Эти пергюнты в шестьдесят ищут тридцатилетних, - заметила Верка.
- Ему нельзя тридцатилетнюю. У него сердце, - объяснила Галина.
- Так он помрет... - заподозрила Ирина.
- Помрет, квартира тебе достанется...
Галина оставила телефон и ушла. Ирина выждала два дня для приличия и позвонила.
Голос был непродвинутый, офицерский. Ну и что? Кямал тоже был военный. А кого ей предоставят? Нобелевского лауреата?
Ирина стала договариваться о встрече.
- Меня зовут Владимир Константинович, - представился претендент. - Я буду ждать вас возле метро "Сокол".
- Лучше на "Белорусской", - предложила Ирина.
- Почему?
- Мне ближе.
Ирина не знала Москвы и боялась запутаться.
- А как я вас узнаю? - спросила она.
- У меня будет в руках газета. Моя фамилия Миколайчук.
- Зачем мне ваша фамилия? Я же не милиционер...
Установили день, время и место.
Ирина отправилась на место встречи, как когда-то к Кямалу. Но без шарфика в горох, а в беретке на голове, поскольку волосы наполовину седые и непрокрашенные.
Ирина вышла с вокзала, дошагала до метро и тут же увидела Владимира Константиновича. Он стоял в сером плаще, высокий и прямоугольный, как пенал. Серые волосы зализаны назад, серое лицо с высоким носом. Как у покойника. В руках газета, как и договаривались.
Ирина не остановилась. Прошла мимо, не сбавляя ходу. Таким же целеустремленным шагом дошагала до платформы и вошла в электричку. Поезд тронулся в ту же секунду. Ирина обрадовалась, как будто убегала от преследования.
Всю дорогу смотрела в окно. Ее история повторилась с точностью до наоборот. Знакомство по телефону, газета в руке, надежда на перемену участи. Но тогда это было легко, бегом, взявшись за руки. А сейчас Владимир Константинович стоял, как гроб, поставленный вертикально. И лицо - гробовое. Где ты, Омар Шериф? Где ты, моя молодость, мой город?
Ирина тихо плакала, снимая слезы мизинцем. А когда вошла в свою комнату упала, не раздеваясь, на кровать и зарыдала во всю силу, как тогда в подворотне. И чувство было то же самое: полная обреченность и невозможность изменить что-либо. Так, наверное, чувствует себя шахтер под завалом.
Ирина выла, будто прощалась с жизнью. А девочка стояла и испуганно смотрела черными корейскими глазами.
Верка нашла работу в фирме: распространять пищевые добавки. За каждую проданную партию она получала процент. Ее заработок зависел от ее настойчивости. Верка впивалась в людей, как энцефалитный клещ. Было легче купить, чем спорить.
Ирина проявила железную твердость. Она не верила ни в какие добавки и подозревала, что очередной Мавроди делает бизнес на здоровье людей. Верка клялась, стучала кулаком в грудь, как цыганка. Но Ирина устояла. У нее была цель: накопить денег и вывезти Алечку на лето. Алечка будет три месяца жить на природе, не хуже "новых русских". Хуже, конечно. Но в конце концов, небо у всех одно и воздух тоже один для всех.
В отстойнике начались волнения. Руководство санатория требовало освободить дом для законных владельцев.
У каждой стороны была своя правда. Беженцы заявляли, что они жертвы государства. И они - люди, а не стая бездомных собак.
Правда очередников состояла в том, что они пахали на санаторий десять лет почти бесплатно. За жилье. Они ждали эти квартиры как манну небесную и даже больше. Манной можно только утолить голод, а в доме - жить до конца дней. И законные очередники не намерены расплачиваться за ошибки государства. Пусть беженцы отправляются в нечерноземье, на пустующие земли, которые никому не принадлежат. Пусть строят себе дома, создают фермерские хозяйства, а не занимают чужую площадь.
У профессора был знакомый в Государственной Думе. Он сказал: не отдавайте жилье, закон на вашей стороне.
И началось противостояние, как в Палестине, в секторе Газа.
Беженцы забаррикадировались в своих квартирах, а очередники собирались внизу в бурлящие толпы, выкрикивали угрозы и даже кидали камни.
В квартиру к Ирине поднялись законные владельцы - молодая пара, муж и жена. Спокойно объяснили, что, если Ирина не выкатится в течение трех дней, они наедут на ее семью.
Ирина не знала, что такое "наедут", и поняла буквально: задавят машиной. Хорошо, если Людку... А если Алечку...
Ирина побежала по поселку. Сняла возле станции комнату с верандой, без удобств, как у Владимира Константиновича. Зато недорого. Она сложила узлы и в течение дня переволокла один за другим в новое жилище.
- Ты молодец против овец, - откомментировала Верка. - А против молодца сама овца.
- А ты кто? - спросила Ирина.
- Я никого не боюсь, - заявила Верка. - Я через все прошла...
Верка осталась. У нее действительно был большой опыт борьбы и противостояния. Она была бесстрашная и бессовестная - два качества, необходимые для выживания.
Профессора с женой оставили при санатории. Он был повар по призванию. В этой профессии любители превосходят профессионалов.
Оставили бухгалтера Галину. Она умела правильно составлять все документы, с ней не страшна никакая налоговая инспекция.
Хорошие специалисты оказались востребованы. Бесстрашные и рисковые остались сами. Остальные уехали в Кимры, создавать фермерское хозяйство. Где эти Кимры - никто толком не знал, но само слово "Кимры" не внушало доверия. Что-то среднее между кикиморой и мымрой.
Ирина получила на лето Алечку. Каждое утро они просыпались в доме, пахнущем деревом, и видели в раскрытое окно цветущие яблони. Ирине казалось, что ребенок наголодался за зиму. Она поила ее козьим молоком, откармливала витаминами. Алечка действительно расцвела, стала смугло-розовая, как абрикос. На нее оглядывались и заглядывались.
В середине лета приехали Снежана с Олегом. Ирина отдала им комнату, а сама с Алечкой переселилась на веранду. Ирина была рада, что семья в сборе. Все как у людей. И готова была обслуживать и обихаживать эту семью и даже Олега.
