Надежда Лухманова - Лилея
Обзор книги Надежда Лухманова - Лилея
Надежда Александровна Лухманова
Лилея
— Лилея! Лилея!
— Какое странное имя!
— Странное? Ах да, я забыл, что вы у нас новый человек. Я так был дружен с вашим отцом, так уважаю и люблю вашу мать, что мне кажется и вас всегда знал, а между тем… Да, так вы удивлены, что я зову дочь — Лилея? Вам сказали попросту, что её зовут Елена Павловна? Малюткой, она, не умея выговорить своё имя, сама назвала себя Лилеей. Для меня это имя так и осталось за ней… Лилея!?
— Иду сейчас, несу кофе…
Голос, раздавшийся где-то в коридоре, поражал мягкостью и каким-то металлически-бархатистым звуком.
— Елена Павловна поёт?
Старика, князя Лукомского, сидевшего в большом rocking chair'е [1], точно что передёрнуло.
— Нет, а что? — и его большие серые глаза выцвели и впились в спросившего.
— В голосе песня слышится.
— Лилея не училась и не пробовала петь и… не хочет, у неё нет слуха.
Гость, поражённый сухим тоном, молча нагнул голову.
Портьера колыхнулась, показался розовый ситцевый рукав, весёлое курносое лицо горничной, раздвинувшей тяжёлую драпировку, и в разрезе её, как в рамке пунцового бархата, стояла стройная высокая фигура девушки. Тёмно-синее платье плотно охватывало безукоризненно девственные формы; все линии плеч, груди, талии и бёдер точно на изваянии сливались, как бы впадали одна в другую, таяли и в общем составляли одну удивительную гармонию. От талии до полу дорогая мягкая материя юбки падала струисто и прямо; на высокой, белой как мраморная колонка шее хорошо сидела маленькая голова; матово-чёрные, густые и волнистые волосы, свёрнутые на затылке греческим узлом, придавали ей античную форму. Открытый лоб, тонкие, мягко очерченные брови, и глаза тёмно-вишнёвые с гордым прямым взглядом. Маленькие руки с тонкими длинными пальцами без усилия держали тяжёлый серебряный поднос, на котором стоял такой же кофейный прибор, два яйца в подставках и корзиночка с хлебом. Легко и спокойно Лилея вошла в комнату, поставила на столик возле кресла отца его завтрак и только тогда глаза её обратились к гостю.
— Граф Горденьев, — представил ей отец, — сын моего бывшего полкового товарища. Моя дочь, княжна Елена Павловна.
— Кофе хотите, граф?
— Вот что значит деревня! В Петербурге барышня спросила бы вас об опере, о том, давно ли вы были за границей, а тут вас спрашивают прежде всего, хотите ли кофе!
И старый князь, засмеявшись, жадно принялся за свой завтрак.
Княжна стояла молча и глядела на гостя, очевидно, ожидая ответа на сделанный вопрос. В бледном лице её не было ни кокетства, ни улыбки, ни даже удивления при встрече с неожиданным гостем.
— Благодарю вас, я выпью.
Девушка повернулась, вышла, показав графу нежный затылок и красивую линию спины, чуть-чуть волновавшуюся при ходьбе в талии, как чашечка цветка под дуновением ветра.
— Так ваша матушка осталась ещё год за границей? Садитесь-ка сюда, вам будет удобнее! — князь указал на широкое кресло, стоявшее по правую руку от него. — Вы простите, Георгий Алексеевич, что я без церемоний, но это мой час, а в мои годы здоровье держится только режимом.
— Ради Бога, Павел Львович!.. — Горденьев сел. — Maman… вы знаете её здоровье, я думаю не на год, а… навсегда останется за границей. Доктора не предвидят возможности для её лёгких нашу осень, зиму да и лето с такими резкими переменами температуры. Я ради неё вышел в отставку и хлопочу о зачислении меня к нашему посольству на юге Франции, Италии или Испании.
— Соскучитесь!..
— Соскучусь?.. Да, пожалуй, но… пока maman — это нужно…
Он густо покраснел и отвернулся.
— Вы что не договариваете, неужели так плоха графиня Анна Николаевна?
— Maman? Вы давно её не видели?
— Да. Лет, лет… пожалуй, тридцать.
— Так видите, вы помните её красавицей, а теперь… Ах если бы вы видели её теперь… Смерть отца обрушилась на неё так внезапно; теперь я один и, конечно, должен… и хочу…
Князь Лукомский приподнял брови и посмотрел на Горденьева, он видел, что этот высокий, сутуловатый и плотный мужчина лет 35 конфузился, что высказал в своих словах и страх потерять мать, и детскую любовь, заставлявшую его забыть личную жизнь, карьеру, ради больной одинокой женщины.
— Это хорошо, — сказал он, — и… редко… впрочем, Лилея сделала бы так же.
А княжна, лёгкая на помине, уже появилась снова в дверях, но на этот раз она красивым жестом руки приподняла портьеру, а молоденькая горничная Настя, краснея и улыбаясь, поставила перед гостем поднос с кофейным прибором на одного и тарелочку с сандвичами.
Княжна, как вошла, так и окинула заботливым взглядом отца.
— Кончили завтракать, папа?
— Я бы выпил ещё чашечку… и вот сандвичи.
Но старый князь напрасно ловил взгляд дочери, она ловко, улыбаясь и покачивая головой, как бы в ответ на невозможную просьбу ребёнка, собрала всё с его столика, передала горничной и села так, чтобы видеть и отца и гостя; левой рукой она достала с ближайшего столика начатую работу и спокойно принялась за неё.
— Так вы, граф… — она остановилась, не находя его имени.
— Георгий Алексеевич, — подсказал отец.
— Так вы, Георгий Алексеевич, наш ближайший сосед, ведь Гордеевка всего в трёх верстах?
— Положим, я не дальше от вас, но не со стороны моего имения, а города.
— Вы в нашем уездном городишке?
— Да, князь, именно в городишке, но что поделаешь? Там у меня дела, я приехал на несколько дней, а пожалуй задержусь там целый месяц. В имении вы знаете наш дом? Это — хоромы екатерининских времён: колонны, хоры, мраморные залы, холод и запустение; прадедовская мебель — в чехлах, кровати — с балдахинами; несмотря на жаркое лето — сырость, холод; я убеждён, что там в каждой комнате живут привидения, и мне было совестно нарушить их покой.
Княжна задумчиво подняла глаза от тоненькой полоски вышивания.
— Да, очень может быть!
Горденьев рассмеялся.
— Что может быть, Елена Павловна, что там ходят привидения? Вы верите?
Чуть-чуть заметный румянец показался на щеках девушки.
— Мне всегда хотелось осмотреть эти комнаты, я слышала, что их ремонтируют, но не изменяют никогда в главном; что касается привидений, то я не то что верю, но и не отрицаю… я допускаю.
— Неумно! — сказал князь сурово и смолк.
Головка дочери наклонилась ниже, краска гуще прошла по лбу, тёмные ресницы дрогнули, быстрее замелькал золотой напёрсток.
— Я велю, княжна, переслать вам все ключи от дома; там есть старинные гобелены, портреты, картины, фарфор — вас это может занять, а, главное, в угловой башне есть розовая комната, в которой жила моя прабабка, тоже Елена как вы; она была выдана замуж пятнадцати лет и умерла через неделю после брака, таинственной, загадочной смертью; там сохранился ещё шкаф с её куклами, которые она принесла в приданое.
— Всё это прекрасно, но где же вы поместились в городе? Я думаю, там не может быть и речи о порядочной гостинице.
— В каждом городе есть Дворянская улица и Европейская гостиница. Надо довольствоваться, князь, тем, что посылает судьба.
— Эта Европейская гостиница — baraque ignoble [2], а комнаты полны crasses et insectes [3]; так было ещё в моё время, когда я ездил на выборы.
Георгий Алексеевич рассмеялся.
— Будьте спокойны, князь, там ничего не изменилось.
— Распорядись, Лилея, чтобы сегодня же лошади были посланы за вещами графа.
— Князь! Как это можно. Разве я соглашусь вас стеснить.
— Нас… стеснить…
Старый князь, прикованный параличом к креслу, сделал такое движение, как если бы хотел встать; его широкое, обрюзглое лицо приняло гордое, холодное выражение.
— Нас стеснить не может ни один, ни десять гостей, но я не был бы князем Лукомским, если бы позволил сыну моих лучших друзей стоять в какой-то харчевне в трёх верстах от моего имения… Так ли, Лилея?
Горденьев, взглянувший на княжну, был поражён её страшною бледностью; в больших открытых глазах ему показалось выражение страха, но голос её звучал так же музыкально и ровно.
— Ради Бога, папа, не волнуйтесь, может быть, дела не позволят графу…
— Ce n'est pas une reponse, ma fille. [4]
И старик уже с явным гневом глядел на дочь.
— Для дел можно ездить в город, но не жить в такой трущобе.
Поймав обращённый на него умоляющий взгляд девушки и видя багровое лицо старого князя, Горденьев понял, что ему остаётся один ответ.
— Мои дела, князь, почти кончены, и я на несколько дней с удовольствием принимаю ваше предложение.
Княжна вздохнула как бы с облегчением, а князь очевидно забыл, что незадолго перед тем, гость сказал, что ему придётся пробыть в этих местах целый месяц.
— Ну вот и прекрасно, спасибо вам. Так поди и распорядись.
