Николай Лейкин - Квартирная страда
Обзор книги Николай Лейкин - Квартирная страда
Н. А. Лейкинъ
КВАРТИРНАЯ СТРАДА
I
— Баринъ! Вставайте! Семь часовъ… — стучалась въ полуотворенную дверь кабинета горничная и будила спавшаго тамъ дачника.
— М-м-мъ… — послышалось въ кабинетѣ.
Произошла пауза, горничная мела полъ въ столовой и умышленно стучала счеткой и громко передвигала стулья. Минутъ черезъ пять она снова подошла къ двери кабинета и заговорила:
— Баринъ! А баринъ! На службу пора. Скоро семь часовъ.
Изъ кабинета послышалось:
— М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Покажи… Показывай…
— Что вамъ показать? — улыбнулась горничная. — Вотъ тоже странные-то… Какъ заспались! Вставайте.
— А во сколько комнатъ? — раздалось изъ кабинета.
— Ахъ, какъ заспались-то! Это просто удивительно. Неизвѣстно, что говоритъ. Вставайте, баринъ!
— Покажи, покажи… У тебя съ дровами?
— Ну, вотъ, еще того лучше! Баринъ, да вѣдь вы опоздаете службу и потомъ сами будете сердиться, — проговорила горничная. — Вставайте!
— М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Встаю.
Горничная опять отошла отъ двери кабинета и начала прибирать комнаты. Въ кабинетѣ было попрежнему тихо.
Изъ спальной выплыла барыня. Она была съ заспанными глазами, съ папильотками на лбу, въ юбкѣ и кофтѣ.
— Самоваръ подала? — спросила она горничную.
— Сейчасъ подамъ-съ. Кипитъ и слегка крышкой прикрыть, — засуетилась горничная, бросая щетку и тряпку.
— Баринъ встаетъ? — задала вопросъ барыня.
— Три раза будила. Говорятъ: «хорошо, хорошо», а сами не встаютъ.
— Боже мой! Вѣдь онъ хотѣлъ сегодня до службы съѣздить на Пески и квартиру Ломатовыхъ посмотрѣть, а въ двѣнадцать часовъ у него докладъ, — воскликнула барыня и бросилась въ кабинетъ. — Максимъ Семенычъ! Что-же ты до сихъ поръ дрыхнешь!
— Сейчасъ, сейчасъ… Ты говоришь, что швейцару надо отдѣльно платить?
— Вставай. Какой тутъ швейцаръ!
— Постой… Погоди… Вѣдь въ четвертомъ этажѣ?
— Экъ, тебя! Вставай-же, Максимъ Семенычъ!
Жена схватила его за руку и стала трясти.
— Постой… Дай кухню посмотрѣть… — бормоталъ онъ.
— Боже милостивый! Можно-же такъ заспаться! А все винтъ, проклятый винтъ! Зачѣмъ вчера до бѣлаго свѣта просидѣлъ у Колотушкина? Вставай!
Супругъ поднялся, спустилъ ноги съ дивана, смотрѣлъ на жену посоловѣлыми отъ сна глазами и бормоталъ:
— Кухня только мала. Кухаркѣ отгородиться будетъ негдѣ.
— Вставай, вставай! Какая тутъ кухня! Очнись. Одѣвайся. Кухня какая-то…
— А въ этомъ домѣ.
— Въ какомъ домѣ? Вотъ тоже…
— А въ угловомъ.
— Да ты прежде очнись. Вотъ мокрое полотенце… Протри глаза.
Жена шлепнула ему въ лицо намоченнымъ въ водѣ полотенцемъ.
— Шестьдесятъ рублей съ дровами… — продолжалъ онъ бормотать.
— Фу ты, пропасть! Утирайся, утирайся полотенцемъ-то. И много водки на ночь пьешь. Это тоже нехорошо.
— Швейцару только отдѣльно платить, а полотеры хозяйскіе.
— Трись, трись мокренькимъ-то, такъ полотеры грезиться и перестанутъ.
Жена сама начала отирать ему лицо мокрымъ полотенцемъ.
— Фу-у-у! — послышался протяжный вздохъ. — Въ четвертомъ этажѣ, но всего шестьдесятъ семъ ступеней.
— Ужъ и ступени сосчиталъ! — улыбнулась жена. — Можно-же такъ спать!
Мужъ пришелъ въ себя отъ сна и умолкъ, начавъ одѣваться. Жена вышила въ столовую заваривать чай. Онъ шлепалъ въ кабинетѣ стоптанными туфлями и говорилъ:
— Вѣдь, вотъ, во снѣ сейчасъ найдешь подходящую квартиру, а наяву вторую недѣлю по Петербургу бѣгаю и ничего подходящаго найти не могу. Ахъ, Танечка! Если-бы ты видѣла, какой хорошенькій кабинетикъ съ каминомъ! и прямо изъ прихожей…
— Да вѣдь во снѣ…- откликулась жена.
— Во снѣ, во снѣ. Гдѣ-же наяву такое удобство найти! Спальная тоже въ два окна, и изъ спальной…
— Да будетъ тебѣ. Что тутъ разсказывать! Разсказываетъ, какъ будто онъ и въ самомъ дѣлѣ нашелъ подходящую квартиру!
— Но, вѣдь, какъ я явственно все это: видѣлъ во снѣ… Ахъ, кабы удалось сегодня что-нибудь наяву! Не смотрѣлъ я еще въ Чернышевомъ переулкѣ, не ходилъ и по: Лештукову…
— Ты, вотъ, на Пески-то съѣзди, Ломатову квартиру посмотрѣть, — сказала жена.
— Не поѣду я туда.
— Отчего?
— Да что-жъ зря ѣздить! Навѣрное квартира — дрянь. Вѣдь изъ-за чего-нибудь эти Ломатовы передаютъ ее другому.
— Вотъ дуракъ-то! Понимаешь, Ломатова, говоритъ, что они оттого ищутъ случая сдать ее, что она мала имъ. У нихъ приращеніе семейства, и имъ одной комнаты не хватаетъ.
— Вздоръ!
— Ломатова говоритъ: «я чуть не со слезами рѣшаюсь сдать эту квартиру».
— Крокодиловы слезы. По нынѣшнимъ временамъ, матушка, у кого хороша квартира и недорога, тотъ ея держится и не ломаетъ мебель перевозкой.
— Да вотъ мы, напримѣръ.
— Экъ! хватила! На насъ набавили, десять рублей въ мѣсяцъ набавили. Кабинетъ мой угловой, и въ немъ зимой волковъ морозитъ. Надъ нами пѣвунья каждый вечеръ воетъ, рядомъ за стѣной собаки подпѣваютъ, снизу сквозь полы кислыми щами воняетъ.
Послышался всплескъ воды. Супругъ умывался.
Супруга продолжала:
— Однако, не убудетъ тебя, если ты въ Пятую улицу Песковъ съѣздишь.
— Съ Песковъ-то мнѣ въ министерство, языкъ выставя, бѣгать придется. Ты разочти, даль-то какая!!
— Конки есть. Ломатова говоритъ, что у нихъ и при кухнѣ маленькая комнатка для кухарки имѣется. Съѣзди.
— Да хорошо, хорошо.
Супругъ вышелъ въ столовую одѣтый и сѣлъ къ чайному столу. Жена налила ему чаю. Онъ макнулъ въ него сухарь и проговорилъ:.
— Ахъ, какъ хороша, эта квартира, которую я видѣлъ! Игрушечка…
— Да вѣдь во снѣ….
— Во снѣ, во снѣ. Вотъ это-то и обидно. Строго говоря, ни одной комнаты нѣтъ проходной… Всѣ въ корридоръ. Кухня маловата, но…
— Брось. Какая польза говорить о томъ, что видѣлъ во снѣ! — остановила его- жена. — Вѣдь это пустословіе…
— Пустословіе-то пустословіе, но такъ жалко, такъ жалко! Жалѣю даже, что ты меня разбудила. Ужъ я хотѣлъ и задатокъ дать.
— Ахъ, какой глупый! Во снѣ видѣлъ и разговариваетъ!
— Да ужъ я радъ, что хоть во снѣ-то меня порадовало. А то наяву ищемъ-ищемъ, и не можемъ ничего подходящаго найти.
Черезъ десять минутъ онъ надѣлъ пальто, чмокнулъ жену, схватилъ портфель и сталъ уходить изъ дома. Жена вышла проводить его и остановилась на террасѣ.
— Заѣзжай на Пески-то! — крикнула она ему еще разъ.
— Хорошо, хорлшо! — откликулся онъ на ходу.
II
— Швейцаръ! Послушайте… Это не по этой лѣстницѣ квартира въ шесть комнатъ? — окликаетъ толстенькій, коротенькій господинъ широкоплечаго дѣтину въ фуражкѣ съ позументомъ, дѣтину, которому по справедливости слѣдовало-бы не лѣстницу караулить, а перетаскивать тяжести.
Швейцаръ сидѣлъ въ подъѣздѣ и игралъ въ шашки съ хозяиномъ изъ сосѣдней табачной лавочки.
— Здѣсь, здѣсь… Всякія квартиры у насъ покуда есть, — отвѣчалъ швейцаръ, не глядя на господина, и говоритъ своему партнеру:- Ѣшь, ѣшь, что подставлено, а я трехъ съѣмъ, да и въ дамки…
— Да мнѣ всякихъ не надо, а есть-ли вотъ въ шесть-то комнатъ? — снова повторяетъ вопросъ толстенькій господинъ, отдуваясь, снимаетъ съ головы шляпу и вытираетъ платкомъ потное лицо и крупную лысину.
— И въ шесть комнатъ есть. Пожалуйте.
— Ну, покажите. Въ которомъ этажѣ?
А швейцаръ ужъ не обращаетъ вниманія на толстенькаго, коротенькаго господина. Онъ тыкаетъ пальцемъ въ шашечную доску и говоритъ своему партнеру:
— Ѣшь, ѣшь… Опять ѣшь. Да нельзя назадъ, нельзя… Сходилъ ужъ… Что схожено, то свято… Послѣ смерти нѣтъ покаянія. Съѣлъ? Ну, вотъ и сиди тутъ взаперти. Заперъ я тебя. И вотъ еще разъ запру.
— Послушайте, швейцаръ! Покажете вы мнѣ квартиру, или нѣтъ? Вѣдь это чортъ знаетъ, что такое! — горячится толстенькій господинъ.
— А какъ-же не показать-то? Въ лучшемъ видѣ… Афимья!.. Принеси сюда ключи отъ квартиры! — кричитъ швейцаръ въ сторожку женѣ, а самъ все-таки не отрывается отъ игры. — Пожалуйте, господинъ, кверху по лѣстницѣ, а я за вами слѣдомъ… — говоритъ онъ толстенькому господину.
— А ванная при квартирѣ имѣется?
— Въ трехъ мѣстахъ теперича ужъ заперъ. Сдаешься?
— Нѣтъ, ходи, — отвѣчалъ партнеръ.
— Да чего-жъ тутъ ходить-то, дура съ печи! Вѣдь ужъ кругомъ вода… Вынимай гривенникъ.
— Нѣтъ, ходи еще.
— А коли такъ, то садись еще въ четвертое мѣсто. Сѣлъ? А теперь самъ ходи. Ну, куда сходишь? Ну, вылѣзай!
— Швейцаръ! Будетъ-ли этому конецъ! Вѣдь вы здѣсь приставлены, чтобы квартиры показывать, а не въ шашки играть! — строго говоритъ толстенькій господинъ.
— Ахъ, Боже мой! Да вѣдь нельзя-же безъ ключей въ квартиру попасть. Афимья! Вѣдьма! Скоро-ли ты тамъ?
— Да вотъ не знаю, куда ты ихъ запропастилъ! — слышится изъ сторожки.
