Андрей Киселев - Повесть о Сонечке
Андрей Киселев - Повесть о Сонечке краткое содержание
Киселев Андрей
Повесть о Сонечке
Андрей Киселев
Повесть о Сонечке
в ролях:
Марина - поэтесса
Сонечка - актриса
3-ий голос, Вахтанг, Приказчик, Чужой, Володя, Аля, Ирина - голоса за кадром
Начало. Титры: "Марина Цветаева" - на обложке книги, открывается следующая страница -"Повесть о Сонечке", титры уходят в затемнение. Из затемнения маленькое светлое пятнышко, медленный наезд, пятнышко преврашается в Марину, сидящую спиной в 34 перед "поминальником" (столик с фотографией Цветаевой, засохшая белая роза, листы рукописей, книги, пластинки, патефон, и т.п.) Звучит музыка Н.Нелюбовой, стихи А.Филимонова "Еще одна птица":
Н.Нелюбова:
Далеко, далеко на ветру дрожит дом
И не может никак взлететь
Падает с крыши железо, гибнут в кухне стаканы
Ходят люди по саду, жгут травы
Заклинанья бормочут
Заколдованный дом
Становится птицей...
(Мелодия песни - основная, ведущая в пьесе)
Марина:
Все лето писала мою любимую повесть о Сонечке. Я ее не намечтала, не напела. Раз в жизни я ни только ничего не добавила, а еле - совладала.
Пусть вся моя повесть - как кусочек сахара, мне по крайней мере, сладко было ее писать.
Это моя лебединая песня. В ней вся моя молодость.
(Трагично, с пафосом) Сонечка, пишу тебя на океане и с ладони, океанской ладони, рассеиваю ее пепел, вам всем в любовь, небывшие и будущие.
Пишу тебя на океане, на котором ты никогда не была и не будешь. Здесь по краям его, а особенно по островам живет много черных глаз...
3-ий голос:
Были огромные очи:
Очи созвездья Весы
Разве что Нила короче
Были две черных косы.
Ну, а сама меньше можного!
Все, что имелось длины
В косы ушло до подножия,
В очи двойной ширины
Музыка: (основная тема)
Марина:
Сонечку знал весь город. На Сонечку ходили. Ходили на Сонечку. Имени ее никто не знал: (изменившимся, низким, "мужским" голосом) "А вы видали, та что "Белые ночи", такая маленькая в белом платьице, с косами. Ну прелесть!
(своим, восхищенным) -"Белые ночи" были событие!
Занавес поднимается. Сонечка на сцене.
Сонечка:
Жили мы с бабушкой... Квартирку снимали... Жилец... Книжки... Бабушка булавкой к платью пришпиливала... А мне - сты-ыдно...
Марина:
Держась за спинку стула, робея и улыбаясь, рассказывает Сонечка про свою жизнь, свое детство, свою глупость, про девичью свою любовь. Свои белые ночи. Думаю, что даже платьице на ней было не театральное, не нарочное, а собственное, летнее, - шестнадцатилетнее, может быть?
Моя Сонечка. Меня почему-то задевало, оскорбляло, когда о ней говорили Софья Евгеньевна или просто Голлидей, или даже Соня - точно на Сонечку не могут разориться! - я в этом видела равнодушие и даже бездарность.
Звать за глаза женщину по фамилии - фамильярность, обращение ее в мужчину, звать же за глаза - ее детским именем - признак близости и нежности, не могущий не задеть материнского чувства. Смешно? Я была на два, три года старше Сонечки, а обижалась за нее - как мать.
Как она пришла? Когда? Зимой ее в моей жизни не было. Значит весной. Весной 19-го. В пору первых зеленых листиков...
Я читала в театре свою "Метель"...
Музыка: (что-то испанское, бравурное, Сонечка играет Кончиту, кружится в широком испанском платье)
3-ий голос:
(нараспев, берущим за сердце голосом)
... И будет плыть в пустыне графских комнат
Высокая луна.
Ты - женщина, ты ничего не помнишь.
Не помнишь...
(настойчиво)
Не должна
Марина: (задумчиво)
А после...
(экспрессивно)
Передо мною - живой пожар. Горит все, горит - вся. Горят щеки, горят губы, горят глаза, горят - точно от пламени вьются! - косы, две черных косы, одна на спине, другая - на груди, точно ветром отбросило. И взгляд из этого пожара - такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь, такое: люблю!
Сонечка: (страстным речитативом)
- О, Марина, как я тогда испугалась! Так потом плакала... Когда я вас увидела, услышала, так сразу, так безумно полюбила, я поняла, что вас нельзя не полюбить безумно. Потому что Вас, Марина, не полюбить безумно, на коленях - немыслимо.
Марина: (в том же тоне, возбужденно)
- Сонечка, вы заметили, как у меня тогда лицо пылало? Я боялась всю сцену, весь театр сожгу. Теперь я поняла, оно вам навстречу пылало. Сонечка, откуда - при вашей безумной жизни - не спите, не едите, плачете, любите, у вас этот румянец?
Сонечка: (скромно опустив глазки)
О, Марина, да ведь это из последних сил...
3-ий голос: (улыбаясь)
Что другим не нужно - несите мне
Все должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню
Пламень любит легкие вещества
Прошлогодний хворост - венки - слова
Пламень пышет с подобной пищи!
Вы ж воспрянете пепла чище!
Птица Феникс - я только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю и горю дотла!
И да будет вам ночь светла.
Ледяной костер, огневой пожар
Высоко несу свой высокий стан,
Высоко несу свой высокий сан
Собеседницы и наследницы!
Музыка: (спокойная, лирическая, из основной темы)
Марина:
Сонечка жила в кресле. Глубоком, дремучем, зеленом. В огромном зеленом кресле, окружавшем, обступавшем, обнимавшем ее, как лес. Сонечка жила в зеленом кусту кресла. Кресло стояло у окна, на Москва-реке, окруженное пустырями - просторами.
В нем она утешалась от Юры, в нем она читала мои записочки, в нем учила свои монологи, в нем задумчиво грызла корочку, в нем неожиданно, после всех слез и записочек - засыпала, просыпала в нем всех Юр, и Вахтангов, и Вахтанговых...
Оно было ее постелью, ее гнездом, ее конурой...
Сонечка:
Марина! Какое счастье! Я нынче была у ранней обедни и опять так плакала! (деловито, загибая в ладонь пальчики): Юра меня не любит, Вахтанг Леванович меня не любит, Евгений Багратионович меня не любит... А мог бы! Хотя бы как дочь, потому что я - Евгеньевна, - в Студии меня не любят...
Марина:
- А - я?!
Сонечка:
О - вы! Марина, вы меня всегда будете любить, не потому что я такая хорошая, а потому что не успеете меня разлюбить...
Марина: (сварливым, но довольным голоском)
- Любить, любить... Что она думала, когда все так говорила: любить, любить?
Сонечка:
Ах, Марина! Как я люблю - любить! Как я безумно люблю сама любить! Марина, вы когда-нибудь думали, что вот сейчас, в эту самую сию-минуточку где-то тысячи, тысячи тех, кого я могла полюбить, полный земной шар... Ах, Марина, Марина, Марина! Какие они дикие дураки, те, кто не любит, сами не любят, точно в том дело, чтобы тебя любили...
Марина: (спокойным, мудрым голосом известной писательницы)
- Сонечкино "любить" было быть. Не быть в другом: сбыться.
Сонечка: (прочувствовано)
Иному легче гору поднять, чем сказать это слово. Потому что ему нечем его поддержать, а у меня за горою еще гора, еще гора - целые Гималаи любви, Марина! Вы замечаете, Марина, как все они, даже самые целующие, даже самые как будто любящие, боятся сказать это слово... Мне ведь только от этого человека нужно "люб-лю-ю"... Я только этим словом кормлюсь, Марина, потому так и отощала...
Ты только скажи, я проверять не буду. Но не говорят, потому что думают, что это - женитьба, связаться, не развязаться. Если я первым скажу, то я никогда уже первым не смогу уйти! Марина. Я - в жизни не уходила первая. И в жизни - сколько мне еще бог отпустит - первая не уйду. Я и внутри себя не уходила первая. Никогда первая не переставала любить. Всегда до последней возможности, до последней капельки. Потому что, Марина, любовь - любовью, а справедливость - справедливостью. Он не виноват, что он мне больше не нравится. Это все равно, что разбить сервиз и злиться, что он не железный. Это не его вина, это моя беда, моя бездарность... (голос стихает, микшируется)
Марина: (спокойным голосом наблюдательницы)
Сжалась в комочек, маленькая, лица не видно из-за волос, прячется сама в себя - от всего. А вокруг - лес, свод, прилив кресла. По тому, как она в него вгребалась, вжималась, видно было, до чего нужно, чтобы кто-нибудь держал ее в сильных любящих старших руках. ведь кресло - всегда старик... По Сонечке в кресле была видна вся любящесть ее натуры. Ибо вжималась она в него не как кошка в бархат, а как живой - в живое... Поняла! Она у него просто сидела на коленях!
Сонечка: (голос прорывается из воспоминаний, снова живой, явный)
- Марина, вы думаете, меня бог простит, что я так многих целовала?
Марина: (живо возражая)
- А вы думаете, бог считал?
Сонечка:
- Я тоже не считала.
А главное, я всегда целую - первая, также просто как жму руку, только неудержимее. Просто никак не могу дождаться. А главное, я терпеть не могу, когда другой целует - первый. Так я, по крайней мере знаю, что я этого хочу...
Музыка: (романтическая переходит в лубяную, примитивную, ярмарочную)
Сонечка:
Марина, я тогда играла в провинции. А летом в провинции - всегда ярмарки. А я до страсти люблю всякое веселье бедное. С розовыми петухами и деревянными кузнецами. И сама ходила в платочке. Розовом...
