Григорий Петров - Рассказы
Григорий Петров - Рассказы краткое содержание
Петров Григорий
Рассказы
Григорий ПЕТРОВ
Рассказы
ТЕРПЕЛИВЫЙ АРСЕНИЙ
А все так и сложилось - как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется - черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то. Вот просит он, к примеру, Васену Власьевну блинов испечь - масленица все же. А она ему: - Не стоишь ты, голодранец, блинов! - Ну, коли так, не пеки, если не хочешь,- соглашается Арсений, легко так, без всякой обиды. А Васена Власьевна нарочно тогда напечет полную миску с верхом и ему под нос: - Ешь, бездельник, чтоб все съедено было! Вот Арсений сидит за столом и ест, давится. А Васена Власьевна устроится напротив и давай приговаривать: - И долго ты, дармоед, будешь на моей шее сидеть? Ну, здесь ее, конечно, понять можно: Арсений какой месяц уже без работы. У них на мебельной фабрике вообще черт знает что творится. Сначала-то просто-напросто перестали выдавать зарплату. Полгода, наверное, не платили. Потом фабрика заключила договор с какой-то конторой ритуальных услуг, и стали вместо денег выдавать похоронные комплекты - обивку для гробов, простыни. Когда Арсений первый раз принес все это домой, у них в комнате такой крик стоял, что Лукичевы, соседи, мимо их двери ходить боялись. - Ты что, моей смерти хочешь? - доносился голос Васены Власьевны.- Не смей больше носить! Утром Арсений выходит на кухню с чайником, там Лукичевы, муж и жена, картошку чистят. Лукичев спрашивает: - Ну, что там у вас? - Да все хорошо,- отвечает Арсений. Потом боком так поворачивается, а у него на скуле, под глазом, здоровый синяк. - Клянусь, все хорошо,- снова говорит Арсений.- Я всем доволен. А несколько месяцев назад на фабрике взяли и сократили половину работников. И опять Васена Власьевна на супруга: - Почему же именно тебя? Других-то ведь оставили! Дурак ты и простофиля! Арсений, конечно, все это время подрабатывал как мог. Где машину разгрузит, где бутылки пустые соберет. Лукичев, сосед, говорил ему: - Ты бы торговлей лучше занялся. Сейчас только торговля и кормит. Сам Лукичев был вроде коробейника - торговал в электричках всякой мелочью: зубные щетки, дамские зонтики, карманные фонарики, наборы ножей. А супруга его Капа время от времени ездила в Польшу с това-ром - ночные рубашки, простыни, белье. В Польше она закупала японскую музыкальную аппаратуру - и обратно. Арсений часто провожал ее до вокзала и встречал, когда она возвращалась,- таскал тяжеленные сумки. Какой-никакой, а все заработок. А еще Арсения часто звал в свой ларек Ашот Гургенович - полы вымыть, прибраться, мусор выкинуть. Только Васене Власьевне все равно не угодишь, всегда она недовольна. Вернется Арсений грязный, усталый, а она ему: - И на кого ты похож? Над тобой же смеются все! Другие люди как люди! Все приличные! Один ты - босяк! Голь перекатная! Харитина Яковлевна вон, на что инженер, химик,- пирожками стала торговать, сама пекла. Теперь смотри ресторан собственный под окнами. Квартиру сыну купила... Арсений молчит, ничего не отвечает. Васена Власьевна тогда говорит ему: - А я обед сегодня не варила... И Арсений не обижается: - Нет так нет... Я тут хлеба немного принес... Пожуем - и ладно... Другой раз еще лучше. Наложит ему Васена Власьевна полную тарелку гречневой каши, да только такой, какую давно пора выбросить - зеленая вся. - Ешь, не выкидывать же! Другой бы возмутился, наскандалил, а Арсений ничего, ест себе да похваливает: - Никогда не пробовал такой вкусной каши... Как поест, Васена Власьевна командует: - Ступай посуду мыть. Кастрюлю вычисти. Да веник захвати - у плиты подмести. Вот возится Арсений на кухне, сосед Лукичев у форточки стоит, курит. - И как ты с ней живешь? - спрашивает.- Она же ведьма! А Арсений, как всегда, только отшучивается: - А ты разве не слышал? Новый указ вышел. Чтобы теперь, значит, жены мужьями повелевали... - Да точно я тебе говорю - ведьма! - настаивает Лукичев.- Она тут к нам как-то зашла... За солью, что ли... А я только стакан перед собой поставил. Бутылка у меня как раз была. Ну, налил я в стакан, а она поглядела так стакан и лопнул. Ни с того ни с сего... Я туда-сюда, пока за тряпкой ходил, гляжу - бутылки нет, пропала. "Где бутылка?" - спрашиваю. А она мне: "Только мне и заботы за твоими бутылками глядеть!" И ушла. И что интересно - тараканов у нас после нее стало видимо-невидимо... - Ну и что, нашлась? - спрашивает Арсений. - Кто? - Бутылка, спрашиваю, нашлась? - Нашлась-то нашлась. Да знаешь где? На шкафу. Вот кто ее туда поставил? Теперь еще Арсению другое испытание - старик Федор Кузьмич. Комната его рядом, через стенку. Ходит старик по квартире в длинной, ниже колен, рубахе, сверху халат. Голова лысая и борода белая. Откуда он взялся - никто не знал. Говорили, что раньше когда-то, давно еще, жил он в Сибири, где-то под Томском, в скиту - вроде как отшельник, пустынный человек. Теперь вот каким-то образом здесь, в квартире, оказался. С утра до вечера старик торчал в ванной - мылся в который раз или платки носовые стирал. Платки он менял каждый день. Как развесит на кухне, соседи только удивляются: откуда у него такие тонкие платки? Никто таких отродясь не имел. Все, конечно, со стариком скандалили - в ванную из-за него нельзя попасть. Одно только и утешало, что Федор Кузьмич дома бывал не всегда. Время от времени приезжали за ним санитары и увозили его в больницу. Месяц его не видно, потом снова появлялся. - Возят тебя, возят, а все без толку,- ворчала Васена Власьевна. Ну, что правда, то правда. Федор Кузьмич как был странный, так и остался. Вроде бы все ничего, только нет-нет, да что-нибудь и выкинет. Однажды, к примеру, вышел из комнаты и ходит по квартире с кружкой, воду по сторонам плескает. Спрашивают: что ты делаешь? А он молчит. Ну, кружку у него отобрали, только в тот же день на лестнице пожар - квартира соседняя загорелась. Другой раз Лукичева Капа отругала Федора Кузьмича за то, что из ванной с утра не вылазил, да к вечеру и слегла - живот у нее пучит, давит, будто камни внутри. А утром Федор Кузьмич зашел, дал ей водички какой-то своей - и все как рукой сняло. Или другой случай. Вечером как-то поздно зовет Лукичева Капа Васену Власьевну в коридор. Смотрит, а в щель под дверью Федора Кузьмича свет виден. И ведь знают, что старика нет дома, в больницу его утром увезли, а свет, вот он - сначала горел, а к ночи погас... И вот как-то само собой вышло, что Арсений при старике оказался, будто так оно и должно быть. Вроде сиделки или прислуги сделался. На прогулки его водил, в комнате убирался, поручения всякие исполнял. А Федор Кузьмич известно - не простой, с причудами. Приготовит ему Арсений суп овсяный, а старик тарелку отодвигает: - Пересолено... Я это есть не буду... И опять Арсений не сердится, не обижается. Тарелку выльет, другую еду подаст. Федор Кузьмич ест, рассказывает: - Я когда в келье сибирской жил, меня хорошо угощали. Особенно в праздники. Народу-то ко мне много ходило. Пирогов нанесут, лепешек. Я ни от чего не отказывался. Особенно оладьи любил с сахаром. Или однажды рубаха у старика на локте прохудилась. Арсений сам, своими руками заштопал, а Федор Кузьмич взял и порвал снова. - Кое-как сделал, любезный... Не нравится мне... Рубаха белая, а заплата цветная... С халатом была история. Халат у Федора Кузьмича вконец износился. Арсений уж чинил его, подшивал, целую неделю возился. А Федор Кузьмич даже в руки не взял. - Выбрось его... Он же ветхий совсем... Мне новый нужен... Арсений в этот день как раз деньги должен был получить у Ашота Гургеновича за уборку. Вот он взял и купил старику халат, подержанный, правда, на вещевом рынке. Васена Власьевна как узнала, чуть из дома Арсения не выгнала. - Совсем спятил? Дома ни копейки! А он - халат! Психу какому-то свихнутому! Теперь опять же цветок. Федор Кузьмич в кухне на окне держал в горшке какой-то куст. Что это за растение - никто не знал. Пыльные, сухие ветки без единого зеленого листочка. Только Федор Кузьмич каждый день напоминал Арсению: не забудь полить. А там сколько ни поливай - прутья и есть прутья, и земля в горшке твердая как камень. Все только смеялись над Арсением. - Я этот куст выброшу! - кричала Васена Власьевна.- Грязь еще разводить! И опять на Арсения: - Дурак, ты и есть дурак! Что ты связался? Никакой гордости, честное слово! Арсений сначала молчал, а потом вдруг и говорит: - Ты вот все бранишься, душа моя, а того не знаешь, что сосед наш не просто Федор Кузьмич, а сам государь-император... Венценосец! Александр Павлович! Слава России! - Час от часу не легче! - охнула Васена Власьевна.- Теперь еще и венценосец! - Он мне сам говорил! Васена Власьевна разговаривать не стала, только пальцем у виска покрутила. Вечером встречает в коридоре Лукичевых. - Новость слыхали? - спрашивает.- Император у нас объявился! Прямо в нашей квартире! И рукой на дверь Федора Кузьмича показывает. Лукичевы развеселились от всей души. Долго потом на кухне расшаркивались друг перед другом - "ваше величество". - С этим психом не соскучишься! А через неделю, в самом начале сентября, именины Васены Власьевны, гости собрались - три человека: Алдошкины, муж и жена, и Недорезов Митяй Маркович с первого этажа. Арсений развлекал их - Васена Власьевна просила. Петухом кукарекал, коробок спичек жевал. Или еще: зажигал свечку и руку над огнем держал. Алдошкина Клементина только вздыхала: - Счастливая ты, Васена. Вон какой муж у тебя. Позавидуешь... А мой-то глухарь-глухарем - ничего не слушает... Одна гордость... - Да что там! - машет рукой Васена Власьевна. Подзывает она Арсения и говорит ему: - Будь любезен, передвинь вон тот шкаф от двери. Уж больно тесно стоит, проходу мешает. Клементина Алдошкина даже испугалась: - Да ты что, Васена! Побойся Бога! Здесь полк солдат нужен! Разве сдвинешь? А Арсению хоть бы что. Подошел к шкафу, уперся плечом и давай толкать что есть силы. Пот с него градом, красный весь, жилы на лбу вздулись. Шкаф, конечно, ни с места. - Будет тебе,- вмешивается Митяй Маркович.- Надорвешься! И тут вдруг шкаф как-то странно скрипнул, покачнулся и чуть-чуть сошел с места. Все сначала просто замерли, а потом сразу в ладоши хлопать. А Арсений раскланивается, как актер на сцене, руку к груди прикладывает. Тут Васена Власьевна ему и говорит: - А теперь расскажи, какой у нас царь в квартире объявился! Умереть можно! Арсений сначала не хотел было говорить, но потом все же начал: - Это когда сосед наш из больницы вернулся. Я в тот день поздно пришел, у Ашота Гургеновича в ларьке убирался. Поставил на плиту чайник, а Федор Кузьмич из комнаты своей выглядывает, пальцем манит. Как я вошел, дверь плотно прикрыл и шепчет: "Теперь можно открыться... Время пришло... Тебе первому..." Снова в коридор выглянул - нет ли кого. "Знай, любезный, я Федор Кузьмич..." - Ну и что? - спрашивает Васена Власьевна.- Мы знаем, что Федор Кузьмич. - Вот и я спрашиваю: ну и что? - продолжает Арсений.- А старик сердится. "Да нет,- говорит,- не просто Федор Кузьмич, а тот самый... Старец из Сибири... Неужто не слышал?" А я никак понять не могу: какой старец? - Как же, как же! - вмешивается Митяй Маркович.- Читали мы, по истории проходили. Старец Федор Кузьмич... Это когда император Александр Первый умер. Тогда еще восстание декабристов было. А потом старец в Сибири объявился, Федор Кузьмич... Вот в народе и пошел слух, будто император не умер вовсе, а скрылся... А Федор Кузьмич и есть тот самый государь... Это нам известно... Тут Арсений достает из шкафчика какую-то связку бумаг и вытаскивает листок обтрепанный - портрет. На картинке - красивое лицо, белокурые волосы, бакенбарды. - Ведь похож, правда? Самодержец российский! Александр Павлович! Мне Федор Кузьмич дал. Говорит: на память, от меня лично... Я хочу в комнате повесить... Чтобы всегда перед глазами... Васена Власьевна поднимается и берет со стола бутылку. - Пойти соседей угостить... А портрет ты порви... Чтобы я не видела его больше... Арсений хотел что-то сказать, но только вздохнул и стал рвать картинку. Вышли они с Васеной Власьевной на кухню, там - Федор Кузьмич. Спиной к окну стоит, халат новый, подаренный, руки за пояс заложил. Арсений рюмку ему протягивает: - За здоровье государя-императора! - А я выпью,- отвечает Федор Кузьмич.- Ты думаешь, если самодержец российский, так и не станет? А я вот выпью, любезный, выпью... Я не такой постник, как вы думаете... Васена Власьевна руки в боки - и на старика: - Вот как! Самодержец российский! Отчего же не Наполеон? Федор Кузьмич голову вперед наклоняет. - Говори громче,- просит.- Я глух на левое ухо... - Почему же не Наполеон? - кричит Васена Власьевна. - Бонапарт-то? - отвечает Федор Кузьмич.- Бонапарт - это другое совсем... Я ведь помню... Наше свидание с ним... Тильзит... Река Неман... Мы в шатре, на плоту, посреди реки. На мне черный мундир преображенский. Красные отвороты... Все золотом обшиты... Белые рейтузы, шарф, треуголка с перьями... Тут Лукичев из комнаты вышел, голоса на кухне услышал. В дверях стоит, слушает, потом ехидно так спрашивает: - Отчего же на реке? На каком-то плоту. Неужто на земле нельзя было? - Помилуйте,- отвечает Федор Кузьмич.- Да ведь всем известно: Бонапарт-то антихрист. Как же можно - православному царю с нехристем? Его сначала окрестить надо было в реке... А так - грех... - Ну и какой он, Наполеон? - снова спрашивает Лукичев. - Бонапарт-то? - переспрашивает Федор Кузьмич и голову вперед наклоняет.- Да никакого величия. Маленький, круглый. Покачивается из стороны в сторону. И лицо совсем невыразительное. Представляете, яблоко мне протягивает? "Мир,говорит,- как это яблоко. Мы разделим его на две части - восток и запад. Весь свет будет нашим". А я отказался... - Ну и дурак! - замечает Лукичев. Тут Васена Власьевна вмешивается: - Что языком-то болтать? Вы лучше выпейте за мое здоровье. За моего ангела. Тут все стали ее поздравлять, чокаться. - А какие у меня именины были! - говорит Федор Кузьмич.- Какие торжества! Память Александра Невского! Пушки палят! Везде ковры развешаны! Вечером по всему городу освещение! А Лукичев все так же ядовито спрашивает: - Когда же это было, Федор Кузьмич? Ведь это же прошлый век... А ты все живешь... - Живу,- вздыхает Федор Кузьмич.- Не надо вот, а живу... - Это сколько же тебе лет? Более двухсот выходит... - А кто его знает, сколько... Я не считал... Васена Власьевна больше не выдержала, рукой махнула и ушла в комнату. А Лукичев только-только разошелся. Арсения локтем в бок толкает и подмигивает. - Как же все-таки это вышло? - спрашивает.- Император всея Руси - и вдруг бродяга, нищий... А Федор Кузьмич в сторону смотрит куда-то, не слышит. Лукичев по плечу его хлопает: - Как же, говорю, случилось? Из дворца да в Сибирь! - Что ж,- отвечает Федор Кузьмич.- Двадцать пять лет отслужил. Шутка ли? Четверть века. Солдату в такой срок отставку дают. А я всегда хотел оставить престол... Удалиться от мира... Где-нибудь на берегу реки... Наблюдать природу... Безмятежность и благоденствие! - Будет врать-то! - обрывает его Лукичев.- Так мы и поверили! Будто на троне плохо! Федор Кузьмич строго поглядел на него. - Я, любезный, знаю, что говорю! Другому, может, и хорошо, а мне нет! Я, стало быть, не рожден для трона... Вокруг лицемерие, интриги! Ни одного искреннего друга! Какие сплетни про меня распускали! Будто у меня ляжки искусственные, из ваты, для красоты. Лукичев подошел к Федору Кузьмичу, потрогал его ноги. - Нет, все в порядке, отец, не переживай... - А знамеЂния? - спрашивает Федор Кузьмич.- Что вы скажете о знамеЂниях? - Какие еще знамеЂния? - То пожар в церкви Преображения, все главы сгорели. То комета с хвостом. Не успел на престол ступить - наводнение. Потом второе, еще ужаснее. Сколько жертв, какое опустошение! Лукичев на ухо Арсению шепчет: - Это же надо такое наплести! Комета, наводнение... - Вот все и сошлось, чтобы мне уйти,- продолжает Федор Кузьмич.- А тут, как нарочно, супруга моя, Елизавета Алексеевна, разболелась. Врачи советуют везти ее на юг для здоровья... Мы и уехали в Таганрог. Елизавета Алексеевна там поправляться стала, а я наоборот - расхворался. В Крым как-то ездил... Весь день верхом, в одном мундире... А к вечеру ветер свежий. Потом еще рыбу какую-то жирную ел... Короче говоря, вернулся в дом и свалился. Лихорадка, жар. Так плох был... Духовник приобщил Святых Тайн... Вот я там, в Таганроге, можно сказать, и отошел в жизнь вечную... - Я бы ни за что не отошел,- говорит Лукичев. И кричит Федору Кузьмичу: - Я говорю: охота была! Из дворца-то по своей воле! - Как же, помилуйте! - даже удивился Федор Кузьмич.- Ведь что творилось? Кругом заговоры! Тайные общества! И кто бунтовал? Гвардейские офицеры, аристократы! Дворяне, которым я хотел блага и счастья! Чудовища неблагодарные! Конституции захотели! Будто счастье человека от социального порядка зависит. От государства! Тут Федор Кузьмич всхлипнул и стал тереть глаза ладонью. - Ловко закрутил, шельма! - восхищается Лукичев.- Прямо как в романе... - Меня же отравить хотели,- продолжает Федор Кузьмич.- Пирожок как-то ел, а в нем - камешек, маленький такой... Откуда в пирожке камешек? Я, когда заболел, и лекарств никаких не принимал - боялся. Лекаря гнал прочь... - Ты не расстраивайся,- говорит Лукичев, сам еле смех сдерживая.- Выпей-ка лучше... Это не отравленное... Федор Кузьмич немного успокоился, глаза вытер. - Однажды что удумали? Мост на реке подпилили. Перед самым Таганрогом... Кучер мой Илья остановил коляску, а вторая коляска дальше катит. Офицеры там сидели... Как на мост выехали, так он и рухнул... Я кричу Илье: "Заворачивай скорее!" - А как же вам удалось скрыться? - спрашивает Арсений. - Да, в самом деле, как? - вторит Лукичев и снова Арсения в бок толкает. - Скрыться-то? Да очень просто. Возвращаюсь как-то с прогулки, вечером уже. У заднего крыльца солдат стоит, часовой. Он и говорит мне: "Не извольте входить, ваше величество. Вас там убьют из пистолета". Тогда я спрашиваю его: "Хочешь, солдат, умереть за царя? А род твой будет награжден". Он сначала не хотел, потом согласился. Надел я его мундир, стал на часы. А солдат взял мою шинель - и в дом. Стою я, значит, у крыльца, потом слышу выстрел в комнатах. За ним - другой. Бросил я тогда оружие - и бежать. Потом Елизавете Алексеевне, супруге своей, написал, чтобы похоронили того солдата, будто меня. - Заморочил ты меня, старик, совсем! - говорит Лукичев.- Задурил голову. Тут Васена Власьевна дверь из комнаты открывает и зовет Арсения: - Иди сюда, чучело! Гости скучают..". А как гости ушли, Васена Власьева всю ночь Арсения изводила: - Что ты носишься с этим придурком? Он тебе сказки рассказывает, а ты уши развесил! Вот уж точно - два сапога пара. А на другой день - приключение. У Васены Власьевны кольцо с пальца пропало. Сняла она его на ночь, у зеркала положила, утром встала - нет кольца. Васена Власьевна чуть не плачет, жалуется Лукичевой Капе: - Думала, на черный день... И вот, пожалуйста! Лукичева Капа слушала ее, слушала, потом и говорит: - Некому кольцо взять, кроме твоего Арсения. - Ты думаешь? - спрашивает Васена Власьевна. - Они сегодня с моим ни свет ни заря ходили куда-то. Мой все жаловался: голова раскалывается... Арсений, видно, пивом его угощал. А откуда у него деньги, спрашивается? Васена Власьевна так и объявила мужу: - Ты вор, Арсений! И я в милицию на тебя заявлю! А Арсений, как всегда, отшучивается, радостный какой-то, даже улыбается. - Ты же знаешь, радость моя, как я тебя люблю. Ведь больше жизни. Ей-богу, ласточка! Что же ты бранишься? Васена Власьевна как взорвется: - Шут гороховый! Извел ты меня вконец! Теперь воровать взялся! Я тебе поворую! Посидишь в тюрьме - бросишь эту моду! Тут в дверь стучит кто-то. Открыли - Федор Кузьмич. - Цветок бы полить надо,- говорит.- Засохнет совсем. - Пропади ты пропадом со своим цветком! - кричит на него Васена Власьевна. Федор Кузьмич пошел было восвояси, потом возвращается. - Вот,- говорит,- на умывальнике нашел. Не ваше, случайно? И кольцо показывает. Васена Власьевна схватила его и опять бранится: - С вами совсем голову потеряешь! Арсений вышел на кухню полить цветок, потом заглянул к Федору Кузьмичу. Комната у старика бедная, пустая. Лежанка с подстилкой, два стула. На столе книга старая, потрепанная - Евангелие. В углу, возле окна,- Божья Матерь с лампадкой. Пахнет в комнате как-то по особому, сладко. Вот сидят они за столом, чай пьют. Федор Кузьмич хмурый какой-то. - Сегодня всю ночь солдаты снились,- говорит он.- Все с саблями, пьяные. Потом император, отец мой, Павел Петрович. Босой, в ночной рубашке, за ширмами прячется... Голос у Федора Кузьмича дрожит, губы трясутся. - Я ведь в убийстве отца не виновен! Нет на мне его крови! Они же мне обещали! Слово дали! Я и клятву с них взял - не посягать на его жизнь! Они обманули меня! - Конечно, обманули! - утешает его Арсений.- Это такой народ. - Граф Панин меня уговаривал. Говорил: для спасения России. Император должен подписать отречение! Надо его заставить... Если, говорил, этого не случится - революция будет! Народ, мол, требует. Еще сказал: чтобы приготовить яичницу, надо разбить яйца. - Интересно, что он имел в виду? - спрашивает Арсений. - А я все для отечества! Хотел Россию спасти! Думал, как лучше. Ведь в стране-то что творилось? Воровство, грабеж, взятки. Злоупотребления на каждом шагу. Никто не стыдится негодяев, если у тех деньги. Честь и совесть забыты! Какое нравственное унижение великого государства! - Вы не переживайте,- говорит Арсений.- Сейчас все то же самое. Как было, так и осталось. - Я отца потом уже увидел в парадной зале, на панихиде... - не слышит его Федор Кузьмич.- Раскрашенный, как кукла. Шляпу ему на лицо надвинули, чтобы синяк закрыть. Шея платком замотана. Его шарфом задушили. А мне сказали: удар у него апоплексический... Скончался, мол, от удара...- Федор Кузьмич залился слезами. Я не хотел принимать корону... Супруга меня уговорила, Елизавета Алексеевна... Надо, сказала, смотреть на свое царствование как на искупление... Арсений уже и так старика успокаивал и этак - ничего не помогало. Весь день он сидел у Федора Кузьмича, до самого вечера. А на другой день - новое событие, совсем уже чудноЂе. Пошел Арсений с Васеной Власьевной за хлебом. Идут они обратно из булочной, а возле подъезда Луиза с третьего этажа, с подружками. Лицо опухшее, накрашенное. Ее в доме все знают: Луиза - гулящая. Каждый вечер нового гостя к себе ведет. А тут она с подругами, пиво из банок пьют. И вдруг Луиза бросает банку в сторону и идет навстречу Арсению. - Что же ты, дружок? - говорит.- В гостях у меня был, а денег не платишь... - Ступай отсюда! - начала было Васена Власьевна.- Иди своей дорогой! А Луиза как на нее накинется: - А ты за своим лучше гляди! Не отпускай от себя! Чтоб не гулял! Подруги Луизины хохочут, прямо помирают со смеху. Васена Власьевна на Арсения смотрит, понять ничего не может. А Арсений вдруг и говорит: - Дай ей денег, моя ласточка. Заплати... Пусть идет себе... - Как заплати? - так и взвилась Васена Власьевна.- Ты что же, был у нее? Говори, был? И тут она прямо при всех, на улице - по щеке Арсения. А тот только руками разводит, успокаивает ее: - Это ничего, ничего... Вернулись домой, Васена Власьевна Арсения из комнаты гонит: - Не смей больше ко мне подходить! Так до самого вечера сидел Арсений на кухне, в окно на улицу глядел. Потом Федор Кузьмич к себе его позвал, устроил на ночь. Пальто старое на полу расстелил, под голову - тряпки какие-то. Арсений только лег, глаза так и стали сами слипаться. - А ведь я предупреждал его, чем все это кончится,- вдруг говорит Федор Кузьмич. - Кого? - отозвался сквозь сон Арсений. - Бонапарта... Предсказывал, что случится... Не поверил он мне тогда, не послушался. Вот и пошел войной... Утром Васена Власьевна в дверь стучит, Арсения обратно зовет. Пришел Арсений, а в комнате Лукичева Капа. - Ты уж прости нас,- говорит.- Это все дурак мой. Пошутить вздумал... Выпивши был... Луизку - гулящую подговорил. Напоил ее пивом, она и выступила. Веселились они... Ты уж прости... - Да что там! - машет рукой Арсений.- И вспоминать нечего! Лукичева Капа даже прослезилась. - Вот какой у тебя муж, Васена,- говорит.- Прямо Божий человек... - Божий-то Божий,- отвечает Васена Власьевна.- Только вот нищий и босой! Дома-то ни копейки! Вон Зинюхины как живут! Вертятся круглый год! То шапки к зиме шьют, то игрушки детские. Перед Пасхой всегда веночки могильные мастерят. А этому все нипочем, всем доволен, и все ему хорошо! А когда Лукичева Капа ушла, говорит Арсению: - Я тут белье свое собрала... Все стираное, чистое... Ступай на вещевой рынок, продай что можно... Смотри только - не продешеви! Цену я там тебе написала... - Белье, так белье,- вздохнул Арсений. Собрала ему Васена Власьевна сумку, набила доверху и отправила из дома. На рынке Арсений нашел место возле забора, разложил товар, стоит, ждет. А вокруг знакомых - полным-полно. Все мимо ходят, только потешаются: - Ты что это, Арсений? Бельем женским торговать вздумал? - Что за цены, Арсений? Вон в магазине новое - дешевле. Кто у тебя купит? - Шел бы ты домой, Арсений! Не позорься! Собирай свои тряпки и ступай! - Как же можно? - пугается Арсений.- Жена наказала продать! Потом ребята какие-то стали вокруг бегать, пыль, грязь прямо на белье. Рядом торговец небритый, в телогрейке и с костылями под мышкой. - А ну прочь отсюда! - погрозил он ребятам костылем. Вся телогрейка его была увешана боевыми орденами и медалями: "За боевые заслуги", "За взятие Берлина", "За освобождение Киева". - Не нужны медальки для коллекции? - обращался он к прохожим. Многие подходили к нему, покупали. - Друзей моих усопших награды,- говорил небритый.- Продаю для поддержания вдов. Нужда заставляет... А как все распродал, исчез куда-то. Перед самым закрытием рынка вновь объявился, уже без костылей. Подходит к Арсению, вином от него за версту тянет. - Все стоишь? - спрашивает.- Так ничего и не продал? - Поглядел по сторонам, потом говорит: - Ладно... Я сегодня бесовское сотворил... Теперь надо богоугодное... Давай свой товар! Все покупаю! И пачку денег из кармана вытаскивает. Арсений, конечно, ни в какую. Видит, что выпил человек, зачем же пользоваться? А небритый чуть ли не в драку: подавай белье - и все тут! - Желаю супруге подарок сделать! Так все и забрал, вместе с сумкой. Дома Васена Власьевна глянула на Арсения, руками всплеснула: - Потерял! Так я и знала! А Арсений деньги ей протягивает. - Продал я, да лучше бы не продавал. Вроде как обманул человека... Он же выпивши был... Ночью Арсений спал плохо, все видел перед собой небритого в телогрейке, только вместо орденов и медалей весь он увешан бельем женским. А тут еще за стеной, у Федора Кузьмича, шум какой-то - голоса, шаги, стулья двигают: никак не уснуть. Васена Власьевна то и дело колотила в стенку: - Совсем спятил, полоумный? Это же надо! На разные голоса разговаривает! Утром, как встали, она сразу на кухню. Только Федор Кузьмич из комнаты, она к нему: - Ты что же, душегубец, спать людям не даешь? Санитаров, что ли, вызывать? А Федор Кузьмич спокойно так, даже равнодушно: - Гости у меня были... Васена Власьевна по лбу себе постучала. - Гости? Ночью? Совсем рехнулся! Тут и Арсений следом выходит. - В самом деле, что за гости? Кто к вам приходил? Федор Кузьмич, видно, не слышал - ничего не ответил. А как Васена Власьевна ушла, говорит Арсению: - Пастырь мой приходил и наставник! Архимандрит Фотий. Ангельского жития человек... Ладаном от него пахнет... - Что же ему нужно было? - Зловерие, говорит, вокруг, соблазны... Козни сатанинские... Сон свой рассказывал. Явилась ему на облаках птица - орел. Потом звери всякие гиены, шакалы... И вот звери гонят орла, задушить хотят. - И что же это значит? - спрашивает Арсений. - Гибель России... Сожрут ее звери новые... Конец державе будет... - Что ж, очень может быть,- соглашается Арсений.- Все, видно, к этому идет... Тут Васена Власьевна дверь из комнаты открыла, кричит: - Чтоб больше никаких гостей! Несколько дней в комнате соседа было по ночам тихо. Радовались уже: слава Богу, кончилось. Только через неделю все началось по-новому. В самую полночь - шаги, голоса. - Не иначе опять архимандрит,- говорит Арсений. - Какой еще архимандрит? - сердится Васена Власьевна. - Да ходит здесь один к нему... Архимандрит Фотий... Утром Васена Власьевна уже ждет Федора Кузьмича на кухне. - Ну что? - спрашивает.- Опять гости? Кто же на этот раз? - Граф,- отвечает Федор Кузьмич.- Аракчеев... Алексей Андреевич... - Его только и не хватало,- заметила Васена Власьевна.- Архимандрит был, теперь граф... Арсений уже тут как тут. - Неужто Аракчеев? - спрашивает.- Какой же он из себя? - Какой - спрашиваешь? На обезьяну похож. Уши здоровые, голова набок. Как есть - обезьяна в мундире. Змей Горыныч! Его все так и звали - Змей Горыныч! Суровый был человек... - А ему что от вас надо? - Да все жаловался... Никак успокоиться не может. Любовницу его убили. Настасью Минкину... Дворовые люди убили... - Ну, не знаю, кого там убили,- говорит Васена Власьевна.- Только если ты, разбойник, будешь по ночам шуметь, я вызову санитаров! Так и знай! Упеку в психушку до конца дней! Надо сказать, что после этого в комнате Федора Кузьмича все вроде успокоилось. Ни голосов по ночам, ни шума - можно спокойно спать. Только в один прекрасный день - новое дело. Возвращаются как-то Васена Власьевна с Арсением из магазина, а в коридоре - запах какой-то. Будто духи женские, тонкие. - Этого еще не хватало! - говорит Васена Власьевна.- Никак баб стал водить! Сам Федор Кузьмич, как всегда, в ванной - мыл руки. Васена Власьевна встала в дверях, на него смотрит. Федор Кузьмич обернулся. - А как меня в Париже встречали! - говорит он.- Я в мундире на коне. Дамы из окон цветы кидают, букеты. Под ноги лошади платки шелковые стелят. Потом балы, праздники, увеселения. Танцевал больше обыкновенного... - Ты нам зубы не заговаривай! - обрывает его Васена Власьевна.- Кто в квартире был? А Федор Кузьмич не слышит - вода шумит. - Я тогда в Париже у гадалки был... Мадам Ленорман... Дом у нее знаменитый. Все к ней ходили, со всего мира приезжали. Ленорманша богато жила. Мебель дорогая, картины. Она мне на яичном белке гадала... - Совсем ты оглох, отец мой,- опять прерывает его Васена Власьевна.- Тетерев глухой! Говори, кто в квартире был? Федор Кузьмич воду наконец закрыл, потом говорит: - Да кто был? Ленорманша и была. Да еще баронесса... Госпожа фон Крюденер. - Что же они здесь делали? - ядовито так спрашивает Васена Власьевна. - Ленорманша зеркало мне показывала. Я там себя увидел сначала... На виске ссадина, как у отца, шея синяя, рубец на ней красный... Потом лица разные мелькали. Брат Николай с петлей-удавкой в руках, еще другие, незнакомые... А под конец - вовсе какой-то хаос. Развалины, руины... - А баронесса тоже гадала? - спрашивает Васена Власьевна. - Баронесса-то? Нет, она не гадала... Баронесса поглядела в зеркало и говорит: "Вот она, нынешняя Россия. За грехи гибнет..." Тут Федор Кузьмич достал платок, стал глаза вытирать. - Мы с баронессой раньше часто виделись. Она всюду за мной ездила, по всем городам... Говорила мне: "Нет, государь, вы еще не смирились перед Иисусом. Еще не сказали, как мытарь: Боже, я великий грешник, помилуй меня! Не обратились к Нему, как обратился распятый разбойник..." - Ну вот что! - отрезала Васена Власьевна.- Не хотим мы знать никаких баронесс, никаких гадалок! Я вызываю санитаров! Хватит! - Да что ты, ласточка,- пробовал успокоить ее Арсений.- Сладится все... Ты потерпи... Но Васена Власьевна еще пуще разошлась: - И ты убирайся вместе с ним! Не желаю никого видеть! Захлопнула она дверь комнаты и крючок изнутри накинула. Постоял Арсений, постоял - делать нечего, пошел к Федору Кузьмичу. В эту ночь уснули они поздно, все разговаривали. А утром, как поднялись, Федор Кузьмич и говорит: - Сон сегодня видел... Будто горит наш дом тонким пламенем и не сгорает. А из огня голуби вылетают... - Ну и что это значит? - спрашивает Арсений.- К чему сон? - Перемены будут, жди,- как-то загадочно ответил Федор Кузьмич. Попили они чайку, а Арсению идти некуда. Толкнулся он было в свою дверь закрыто. Васена Власьевна, видно, ушла куда-то. Вышел он тогда во двор, а там на лавочке Лукичев, с ним Дудыкин из второго подъезда. Пиво разливное в бидоне принесли, сидят, пьют. - Что, из дома выгнали? - спрашивает Лукичев. - И где ты только жену себе такую откопал? - интересуется Дудыкин. Арсений поглядел на них и хитро так подмигивает. - Известно - где! Нечистый сосватал. - Смотри, Арсений,- хохочут приятели.- Заберут тебя черти! Когда пиво кончилось, они поднялись и пошли куда-то. Арсений поглядел им вслед и тоже пошел за ними. И в этот день никто его больше не видел, пропал он. Лукичев под вечер вернулся, только удивляется: - Вот уж точно - черти забрали... Не явился Арсений и на следующий день. Три дня так прошло, его все нет и нет. Федор Кузьмич особенно переживал. - Где же ваш супруг драгоценный? - спрашивал он у Васены Власьевны. - Да где ему быть? - пожимала плечами Васена Власьевна.- Шляется где-нибудь... Вернется - никуда не денется! - Кто же теперь цветок поливать будет? - вздыхал Федор Кузьмич. Что касается Федора Кузьмича, то Васена Власьевна сдержала свое обещание. Позвонила в больницу, вызвала санитаров. За стариком приехала машина, забрали его. Вечером его увезли, а утром вышла Васена Власьевна на кухню, хотела цветок выбросить. Глянула на куст да так и ахнула - на сухих ветках белые пушистые цветы. - Что же это творится? - только и сказала она. В тот же день пошла Васена Власьевна в овощной за картошкой. Выходит из магазина, человек какой-то к ней идет, грязный, опухший. - Вы Васена Власьевна? - спрашивает.- Я вам деньги должен отдать. - Какие еще деньги? - даже испугалась Васена Власьевна. - Я у Арсения покойного утаил... Можно сказать, украл... А Васена Власьевна понять ничего не может: - Как покойного? - Да он уж три дня как помер,- говорит незнакомец.- А вы что, не знали? Мы с ним вместе у Ашота Гургеновича работали... Ашот Гургенович как-то давно еще заплатил за работу, просил Арсению передать. А я утаил. А тут узнаю, что Арсений в больнице, помирает... Я к нему... А он, представляете, простил меня! Я украл, а он простил. Сказал: Васене Власьевне отдай... - Что ты несешь? - прикрикнула на опухшего Васена Власьевна.- Ступай проспись! Нагородил! Вернулась она домой, к ней Лукичева Капа кинулась. - Беда-то! Беда! - Сама плачет, слезами обливается.- Арсений-то наш! - Что - Арсений? Говори толком! Что случилось? - Человек приходил... Сказал: помер Арсений... Отдал Богу душу... - Будет выдумывать! - не верит Васена Власьевна.- С чего бы ему помереть? Он и не болел никогда! - Да человек адрес дал, где он лежит. В морге при больнице... Васена Власьевна долго не хотела верить. Потом все же собралась и вместе с Лукичевой Капой поехала в больницу. Долго добирались, пока нашли. Приехали, а сторож говорит: - Нет его здесь... - Вот видишь,- хмыкает Васена Власьевна,- я так и знала... - Где же он? - спрашивает Лукичева. - В церковь повезли,- отвечает сторож.- На панихиду. Отпевать будут... - Как увезли? - удивляется Васена Власьевна.- Кто же это распорядился? - Батюшка какой-то приходил. Сказал: панихида заказана. Они и забрали... Это здесь, недалеко... Храм Всех Скорбящих... Васена Власьевна с Капой кинулись в церковь. Это и в самом деле близко - на соседней улице. Народу в храме никого. С левой стороны, недалеко от входа, гроб на возвышении. Возле гроба батюшка какой-то в рясе. Монах - не монах, высохший весь, глаза провалились, борода на пол-лица. С ним рядом еще кто-то, тоже будто ряженый,- штаны короткие, сюртук старомодный. В стороне две женские фигуры в черном, лица под вуалью. Больше никого... Васена Власьевна подошла к гробу, пригляделась, точно - Арсений. - Надо же,- говорит она.- Разукрасили как... Он в жизни красавцем таким не был...- Она нагнулась над покойником.- Неужто ты умер, Арсений?.. И тут Лукичева Капа как вскрикнет. А Васена Власьевна глаза таращит, понять ничего не может. Покойник в гробу вдруг поднялся и сел. - Ты же знаешь, душа моя, как я тебя люблю. Как же я могу помереть? Тому, у кого послушание, помереть нельзя... Васена Власьевна только и вымолвила: - Где же ты шлялся, бродяга? Но Арсений уже ничего больше не ответил. Откинулся на спину, руки на груди сложил и умолк. А Васена Власьевна все пытает его: - Да где же ты, Арсений? И тут слышит над собой голос: - Он теперь в горних селениях... Обернулась - тот самый монах. На груди крест, драгоценные камни блестят. - Ему за его подвиг венец нетленный положен,- говорит монах.- Подвиг смирения и послушания... - Ишь, чего придумали - венец! - бормочет Васена Власьевна.- А вы кто такой? - Раб Божий,- отвечает монах.- Смиренный настоятель Новгородского Юрьевского монастыря... Волею Всевышнего - архимандрит... Фотий я... Васена Власьевна так на него и уставилась. - Вон и Алексей Андреевич здесь, граф Аракчеев,- указывает монах на соседа.Наш Георгий Победоносец... Спаси его Господь! Тут одна из дам под вуалью подходит к гробу. - Федор Кузьмич очень любил покойного. Называл святым послушником. Говорил: терпение и есть путь любви. И у апостола Павла: любовь все переносит и долготерпит... - Да, баронесса,- отозвался ряженый, в коротких штанах.- Федор Кузьмич уважал
