Мария Романушко - Там, где всегда ветер
Почитала я эту повесть (убей меня, не вспомню сейчас её названия!) и показалось мне, что пан Водный – не такой уж негодяй. Типичный интеллигент: книжки любит читать, цитаты из него так и сыплются, к окружающей действительности критично относится, чувство юмора у пана на месте. За что его в отрицательные персонажи записали – не понятно. Села и написала всё, что думаю. Сдала сочинение.
На следующем уроке Поперечная Полосочка раздаёт проверенные сочинения и начинает с моего. Хвалит, не знаю как: и интересно, и неожиданно, и так оригинально, такой свежий взгляд… Вручает мне тетрадку чуть ли не под аплодисменты класса.
– Ну, ты молодэць! – чуть руку мне не пожала, чуть не облобызала от чувств-с.
Сажусь, довольная, на своё место. Открываю тетрадку – ДВОЙКА!!! Здоровущая такая, жирная, как хорошо откормленная пиявка. Я глазам своим не верю. Головой помотала, чтобы развеять наваждение. Не развеивается!
– А за что же двойка-то? – спрашиваю ошеломлённо.
– Як за що? – изумляется Поперечная Полосочка. – Ты же всэ нэ так напысала, як я вам россказувала, и як в учебнике напысано. Трэба пысаты так, як вас научають!
– Так вы же только что меня хвалили! Говорили: вам было интересно читать…
– Да, чытаты було интэрэсно. Но ты же НЭ ВИРНО усэ напысала! УСЭ НЭ ВИРНО! Як жэ я тэбэ добру оцинку можу поставыты?
Дома мы с Лёлей очень смеялись над этой двойкой. И мама вечером смеялась. А вскоре было родительское собрание в классе, и Поперечная Полосочка специально зашла в наш класс и выразила моей маме свой восторг:
– Ну, и вумная у вас дивчинка! Так интэрэсно пышэ!
– За что же вы ей двойку тогда поставили?
– Так вона жэ НЭ ВИРНО УСЭ НАПЫСАЛА! УСЭ НЭ ВИРНО!» Як жэ я ий добру оцинку можу поставыты?» – твердила Поперечная Полосочка, как грамофонная пластинка…
Каждую субботу
Моя бабушка – фанатка чистоты. Каждую субботу мы с ней делаем в доме генеральную уборку. (Не считая каждодневных – промежуточных).
Такую грандиозную уборку, какую мы совершали регулярно с бабушкой по субботам, я теперь (в своей взрослой жизни) делаю разве что раз в году… И не потому, что я выросла грязнулей (при такой бабушке вырасти грязнулей было просто невозможно!), а потому, что у меня иные приоритеты в жизни.
Если бы я, как моя бабушка, всю жизнь поклонялась идолу чистоты, я бы не написала своих книг, мне некогда было бы общаться со своими детьми, бегать с дочкой на каток, ездить с ней на конюшню к любимым лошадкам, а летом гонять с ней на велосипеде по нашей зелёной округе, и заниматься самым разным творчеством. У меня не было бы возможности устраивать на дому детский клуб. А когда сын был ещё маленький, мне некогда было бы ходить с ним в лес за его любимыми хвощами и насекомыми, некогда было бы читать вместе с детьми книжки, невозможно было бы лепить из глины, писать картины, и мы вряд ли бы завели дома наш зоопарк – это уж точно! То есть, всё, что я люблю сегодня, все интересы мои и моих детей никак не сочетаются с поклонением идолу чистоты.
Но в те годы, когда я была подростком…
Итак, суббота. Пришла из школы, портфель – в угол, надеваю старые чёрные треники и – за тряпку!
Бабушка в это время поливала цветы и стирала пыль с мебели. А я драила с мылом подоконники, мыла выкрашенные белой краской двери, начищала дверные ручки, мыла ножки у стульев и табуреток, чистила пылесосом всю мягкую мебель, начищала хозяйственной содой мойку и раковины, и краны… Всё должно было сверкать, лучиться, пускать солнечные зайчики…
Потом принималась за мытьё полов. А бабушка ходила при этом за мной по пятам и – из года в год! – приговаривала:
– Ты только в углах не забудь помыть.
– Не забуду, бабушка.
– Ты под моей кроватью помыла?
– Помыла, бабушка.
– Ты в углу, небось, не помыла, а там всегда пыль собирается, возьми швабру.
– Бабушка, я помыла в твоём углу.
– А в том углу, за шкафом? Ты почему там не помыла?!
– Я помыла и там, бабушка!…
– А чего ты ерепенишься? Чего ты зыркаешь? Мой во всех углах, тогда мне не нужно будет тебе напоминать.
– Я мою во всех углах! МОЮ! Во всех углах!…
– Ну, если бы мыла, тогда бы мне не нужно было ходить за тобой хвостиком и каждый раз напоминать!
– И не надо ходить за мной хвостиком, не надо!! Я всё сама знаю – про все углы! Наизусть уже знаю!
– Ишь ты, какая! Она всё знает! Мало ты ещё знаешь…
И так – каждую субботу. Каждую субботу, каждую субботу… Только я за половую тряпку – бабушка тут как тут:
– Только ты в углах не забудь помыть. А там мыла? А здесь? А ты хорошо помыла? Ты пыли там не оставила?
– Я нигде, нигде не оставила твою драгоценную пыль!!! – кричу я.
– Тю, – говорит изумлённо бабушка. – Как с цепи сорвалась! Вы только посмотрите на неё! Разве можно так орать на бабушку? Прямо как сказылась! (по-украински это вроде как «чокнулась»).
А потом заиграют по телевизору уютные позывные «Голубого огонька»… Была в те годы такая хорошая субботняя передача, на которой гениальный Аркадий Райкин всегда выступал, говорил всякие смелые (даже очень смелые!) хохмы, от которых вся страна ржала до слёз и тут же выучивала их наизусть. И красавица Эдита Пьеха с бархатным басом и чудным польским акцентом пела новые песни, и молоденькие Иосиф Кобзон с Майей Кристалинской тоже обязательно пели. И первые космонавты приходили на «Огонёк», рассказывали интересное про космос и про тренировки в «Звёздном городке», и тоже всячески хохмили. Александра Пахмутова, маленькая стриженная женщина-подросток играла на рояле, едва доставая ножкой до педали, и напевала свои новые гениальные песни: «Главное, ребята, сердцем не стареть…» Или: «Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги…» Очень хорошие песни. На следующее утро, в воскресение, их уже напевала вся страна – от Калининграда до Магадана, от Архангельска до Одессы…
Одним словом, вся огромная страна, самая большая в мире, от мала до велика, смотрела субботними вечерами «Голубой огонёк». Это был всеобщий отдых после трудовой недели, такой всенародный кайф!…
Да, в этом что-то было такое… неповторимое в наши дни. И непостижимое для современного человека. Да, вся страна. Одновременно. Одно и то же. Тогда и в голову никому не приходило, что у человека должен быть выбор. Зачем? Когда и так хорошо! И действительно было хорошо. Душевно. Радостно. Увлекательно. Смешно. Все эстетические и эмоциональные запросы всей нации – всех народов: от флегматичных эстонцев до горячих грузин – удовлетворялись одной-единственной передачей. Какого же замечательного она была качества! (Или наши запросы были не очень высоки?… Или мы умели радоваться тому, что есть?) А какие были новогодние «Огоньки»!… Это – песня.
…Но я никогда не успевала закончить уборку к началу «Голубого огонька», как ни старалась. Я в это время обычно домывала прихожую и башмаки у двери. А потом собирала бабушкины тканые половики в охапку и тащила их на улицу, в палисадник. Половики были длинные, как колбасы, и жутко тяжёлые. К тому же, очень пыльные. В нашей степи, на нашей окраинной улице всё было очень пыльное – и то, что снаружи домов, и то, что внутри. Встряхнуть весь половик сразу не было сил, и я их вытряхивала фрагментами – постепенно перемещаясь от одного конца к другому…
Потом тащила их в дом, сваливала в большой комнате у двери, горой, усаживалась на эту гору и смотрела «Голубой огонёк», который к этому времени подбирался к середине… Сидела на прохладной горе свежих пёстрых половиков, чувствуя гудящую усталость во всём теле и наслаждение от мысли, что уже можно не шевелиться…
Но если была моя очередь мыть лестничную клетку и лестницу, то я оставалась без «Голубого огонька». Грустные для меня субботы.
Но всё равно субботние вечера – это было лучшее время, потому что в это время мои домашние не ругались.
* * *
…А потом приходила очередная суббота, и бабушка опять ходила за мной по пятам со своим навязчивым вопросом, от которого мне хотелось то смеяться, то кусаться:
– Ты в углах помыла? А в этом? а в том?
И я, дрожа от раздражения, закусив до боли губу, мыла ожесточённо в этих ненавистных углах, утешаясь мыслью о том, что если у меня когда-нибудь будут дети, и будет у меня мой дом, пусть совсем маленький, но где всё будет так, как я захочу, – я наплюю на все эти углы! И никто, никакая сила не заставит меня мыть их каждую субботу! Хватит, намылась…
Игорь Петрович Пуппо
Меня пригласили в Днепропетровск на совещание молодых писателей.
Я оказалась там самой молодой – единственной школьницей. Было много разного народу и шумного общения, я несколько тушевалась и наотрез отказалась читать стихи на заключительном вечере, но их прочёл Игорь Пуппо – поэт и редактор областной молодёжной газеты, невысокий весёлый грек, очень живой и энергичный. Он сказал мне на прощанье:
