Чарльз Диккенс - Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Окинув глазами всю комнату, больной очень внимательно всматривается в докторов, обступивших кровать, и пишет: "Миледи".
- Миледи нет дома, сэр Лестер; она вышла до того, как вам сделалось дурно, и еще не знает о вашей болезни.
Очень волнуясь, он указывает на слово, которое написал. Все стараются его успокоить, но он опять указывает на это слово, а волнение его возрастает. Он видит, как люди переглядываются, не зная, что сказать, и, снова взяв аспидную доску, пишет: "Миледи. Ради бога, где?" Потом испускает стон, в котором звучит мольба.
Врачи решают, что старуха домоправительница должна отдать ему письмо миледи, содержания которого никто не знает и даже не может предугадать. Она распечатывает и отдает ему письмо, чтобы он сам прочел его. С великим трудом прочитав его два раза, он кладет письмо исписанной страницей вниз, так, чтобы никто не мог ее увидеть, и стонет. Но вот он снова теряет сознание или впадает в забытье, и только спустя час открывает глаза и склоняет голову на руку своей верной и преданной старой служанки. Врачи понимают, что ему легче быть с нею одной и отходят в сторону, возвращаясь лишь тогда, когда нужна их помощь.
Он снова просит аспидную доску, но не может вспомнить слово, которое хочет написать. Смотреть жалко на его тревогу, его волнение и страдания. Кажется, будто он вот-вот помешается - так остро он чувствует, что необходимо спешить, и так беспомощно силится объяснить, что именно нужно сделать, за кем надо послать. Он написал букву Б и остановился. Но вдруг, когда отчаяние его уже дошло до предела, он начинает писать слово "мистер" перед Б. Старуха домоправительница подсказывает: "Баккет?" Слава богу! Это он и хотел написать.
Мистера Баккета находят внизу, - он обещал вернуться и уже явился. Позвать его?
Нельзя не понять, как страстно жаждет сэр Лестер его увидеть, - нельзя не понять, как хочет он, чтобы комнату покинули все, кроме домоправительницы. Его желание исполняют быстро, и мистер Баккет приходит. Из всех людей на земле только он один подает надежду и внушает доверие сэру Лестеру, упавшему с высоты своего величия.
- Сэр Лестер Дедлок, баронет, очень грустно видеть вас в таком состоянии. Надеюсь, вы поправитесь. Обязательно поправитесь, на благо своему роду.
Сэр Лестер, передав мистеру Баккету письмо, пристально следит за его лицом, пока тот читает. А мистеру Баккету приходят в голову какие-то новые мысли, - это видно по его глазам, - и, согнув свой указательный палец, но не отрывая глаз от письма, он, наконец, говорит:
- Сэр Лестер Дедлок, баронет, я вас понимаю. Сэр Лестер пишет на аспидной доске: "Полное прощение. Найдите..." Мистер Баккет останавливает его.
- Сэр Лестер Дедлок, баронет, я ее найду. Но поиски надо начать немедленно. Нельзя терять ни минуты.
С быстротою мысли повернувшись в ту сторону, куда посмотрел сэр Лестер Дедлок, он видит на столе небольшую шкатулку.
- Принести ее сюда, сэр Лестер Дедлок, баронет? Понятно. Открыть одним из этих ключей? Понятно. Самым маленьким ключом? Разумеется. Вынуть деньги? Вынимаю. Пересчитать? За этим дело не станет. Двадцать и тридцать пятьдесят, еще двадцать - семьдесят, еще пятьдесят - сто двадцать, да еще сорок - сто шестьдесят. Взять их на расходы? Возьму и, конечно, дам отчет. Денег не жалеть? Не буду.
Быстрота, с какой мистер Баккет безошибочно понимает все молчаливые приказания сэра Лестера, кажется почти сказочной. Миссис Раунсуэлл взяла свечу, чтобы посветить ему, и у нее даже голова закружилась - так стремительно бегают его глаза и летают руки, когда он вскакивает, уже готовый к отъезду.
- А вы Джорджу матерью доводитесь, бабушка; вот вы кто такая, правда? обращается к ней мистер Баккет, уже нахлобучив шляпу на голову и застегивая пальто.
- Да, сэр, я его мать, и до чего я по нем горюю!
- Так я и думал, судя по тому, что он давеча мне говорил. Ну что ж, тогда я вам кое-что скажу. Можете больше не горевать. С вашим сыном все обстоит прекрасно. Нет, плакать не надо, потому что сейчас вы должны ухаживать за сэром Лестером Дедлоком, баронетом, а будете плакать - ему лучше не станет. Что до вашего сына, повторяю: у него все прекрасно, и он с сыновней любовью велел пожелать вам того же и поклониться. Обвинение с него сняли, - вот как обстоит дело; честь его ничуть не пострадала и репутация не запятнана, - она не хуже вашей, а ваша чиста, как стеклышко, держу пари на один фунт. Можете мне верить - ведь это я забрал вашего сынка. Он тогда вел себя молодцом, да и вообще он человек расчудесный, а вы расчудесная старушка, и вы с ним такие мать и сын, что вас можно за деньги показывать как образцовых... Сэр Лестер Дедлок, баронет, ваше поручение я выполню. Не бойтесь, что я сверну с дороги вправо или влево, что я засну, умоюсь или побреюсь раньше, чем найду то, что пошел искать. Передать от вашего имени прощение и вообще всякие добрые слова? Сэр Лестер Дедлок, баронет, передам. Вам желаю поправиться, а вашим семейным делам - уладиться, как они улаживались - бог мой! - и будут улаживаться во многих семействах до скончания веков!
Кончив свою речь и застегнувшись на все пуговицы, мистер Баккет бесшумно выходит из комнаты, глядя перед собой и словно уже пронизывая глазами ночную тьму в поисках беглянки...
Прежде всего он направляется в покои миледи и осматривает их, стараясь найти хоть какую-нибудь мелочь, которая могла бы ему помочь. Теперь в ее комнатах совсем темно, и было бы очень любопытно понаблюдать, как мистер Баккет, подняв над головой восковую свечу, мысленно составляет инвентарь хрупких безделушек, которые столь разительно не вяжутся с его обликом; но никто его не видит, потому что он позаботился запереть дверь.
- Шикарный будуар, - говорит мистер Баккет, чувствуя, что он как будто понаторел во французском языке после своей недавней стычки с француженкой. Должно быть, стоил кучу денег. Нелегко, верно, было расстаться с такой роскошью; очень уж туго ей пришлось, надо думать!
Он открывает и закрывает ящики в столах, заглядывает в шкатулки и футляры с драгоценностями, видит свое отражение в бесчисленных зеркалах и принимается философствовать по этому поводу.
- Можно подумать, что я вращаюсь в великосветских кругах и сейчас собираюсь расфрантиться, чтобы ехать на бал в Олмэк *, - бормочет мистер Баккет. - Того и гляди окажется, что я - какой-нибудь гвардейский щеголь, а мне-то и невдомек.
По-прежнему обегая глазами комнату, он находит в ящике комода дорогой ларчик и открывает его. Широкая его рука роется в перчатках, почти не ощущая их, - слишком они легки и нежны для его огрубевших пальцев, - и вдруг нащупывает белый носовой платок.
- Хм! Надо осмотреть тебя, - говорит мистер Баккет, ставя на комод свечу. - С какой это стати тебя хранили не с другими платками, а припрятали отдельно?
С какой целью? Ты чей платок - ее милости или еще чей-то? Где-нибудь на тебе должна быть метка.
Отыскав метку, он читает вслух: "Эстер Саммерсон".
- Так! - говорит мистер Баккет и стоит, приложив палец к уху. Пойдем-ка: тебя я прихвачу с собой.
Он заканчивает свои наблюдения так же бесшумно и тщательно, как начал и вел их: наводит порядок, оставляя все вещи, кроме платка, на тех самых местах, где они были раньше, и, пробыв в этих комнатах всего минут пять, покидает их и выходит на улицу. Бросив взгляд вверх, на тускло освещенные окна в спальне сэра Лестера, он мчится во весь дух к ближайшей стоянке наемных карет и, выбрав лошадь, за которую не жаль заплатить хорошие деньги, велит ехать в "Галерею-Тир Джорджа". Мистер Баккет не считает себя ученым знатоком лошадей, но, привыкнув посещать главнейшие конские состязания и тратить там малую толику денег, обычно любит подводить итоги своим знаниям в этой области, утверждая, что, если лошадь резва, он это сразу видит.
Вот и сегодня он тоже не ошибся. Тарахтя по булыжникам со скоростью, опасной для жизни, и, однако, внимательно глядя острыми глазами на всех крадущихся прохожих, мимо которых карета несется по полночным улицам, и даже на свет в верхних окнах, за которыми люди уже легли или ложатся спать, и на углы улиц, которые с грохотом объезжает карета, и на пасмурное небо, и на землю, покрытую тонкой пеленой снега, - ибо след может найтись где угодно, он во весь опор мчится к месту своего назначения, да так стремительно, что, приехав и соскочив на землю, чуть не задыхается в клубах пара, который валит от лошади.
- Отпусти-ка ей удила на минутку, пускай остынет; а я мигом вернусь.
Пробежав по длинному деревянному проходу, он видит, что кавалерист сидит дома и курит трубку.
- Так я и знал, Джордж, что после всего, что вы пережили, вы первым долгом возьметесь за трубку, приятель. Не могу тратить лишних слов. Дело чести! Все - ради спасения женщины. Мисс Саммерсон, та девица, что была здесь, когда умер Гридли, - не беспокойтесь, я знаю, что ее так зовут, - о ней не беспокойтесь! - так вот: где она живет?
Кавалерист только что вернулся домой после визита к ней и дает ее адрес, - это неподалеку от Оксфорд-стрит.
