Ионел Теодоряну - Меделень
Чулки висели на вешалке поверх шляп.
- Ты готова, Ольгуца?
- Сейчас!
Обеими ладонями она приглаживала волосы направо и налево от небрежно проведенного пробора.
- Посмотри! Так хорошо?
- Почему ты не причесываешься перед зеркалом, Ольгуца? - спросила Моника, поправляя ей пробор.
Ольгуца кротко подчинилась рукам Моники.
Закончив, Моника прижала волосы ей к вискам, на секунду задержав в руках хорошо причесанную голову, похожую на огромное, сильно поджаренное зерно цейлонского кофе... Ольгуца посмотрелась в зеркало.
- Ну-ка, поглядим, кто из нас выше?
- Как тебе идет красная блузка! Какая ты красивая, Ольгуца!
- А ты выше!.. Зато я крепче! - утешила себя Ольгуца, расправляя плечи и выпячивая грудь перед зеркалом...
- Поправь чулки, Ольгуца!
- Ничего, и так хорошо! Пошли!
У самой двери она вдруг повернулась, озаренная внезапной мыслью.
- Послушай, Моника, вот увидишь, сегодня случится что-нибудь особенное!
- Кто знает? - пожала плечами Моника, пальцем поправляя резинку от шляпы.
- А я тебе говорю! - уверяла ее Ольгуца.
- Хорошо, только что именно?
- Что-нибудь! - загадочно нахмурилась Ольгуца.
- А я разве могу помочь?
- Можешь!
- Я?!
- Конечно! - отчетливо произнесла Ольгуца, глядя ей прямо в глаза.
- Но что?
- Ты должна быть на моей стороне.
- Почему?
- Потому что ты мой друг.
- Конечно...
- Значит, обещаешь?
- Да, Ольгуца, - вздохнула Моника.
Дэнуц во весь дух мчался по дому. Руки у него прямо-таки стосковались: так давно ожидали они веревку со змеем! Тем не менее, хлопнув дверью и собираясь бежать дальше, он вдруг замедлил шаг... и уселся на теплые, нагретые солнцем ступени крыльца. Змей был там, Дэнуц здесь... Перед тем как приняться за игру, Дэнуц всегда радовался, что ему предстоит играть. И выжидал. У каждой радости, по мнению Дэнуца, как и у каждой недели, была своя суббота и свое воскресенье... Во время школьных занятий еженедельные каникулы приходились на воскресенье. Суббота была их кануном. Но радость от предстоящего воскресенья всегда омрачалась приближением самого скверного дня недели - понедельника, черного дня календаря, идущего непосредственно за красным, а радость от наступающей субботы усиливалась близостью воскресенья, которое отделяло ее от понедельника. Дэнуц гораздо больше ценил субботу, нежели воскресенье... Он словно боялся воскресенья...
"Знает!" - подумала Ольгуца, увидев брата, сидящего на ступеньках. Она откусила от бутерброда с маслом, попросила Монику подержать бутерброд и, освободив таким образом руки, спустилась вниз. Моника следовала за ней с бутербродами в руках, не осмеливаясь откусить от своего бутерброда. Они прошли мимо Дэнуца, задевая его своей тенью. Дэнуц повернулся в другую сторону.
"Трус!" - прошептала Ольгуца недавно выученное вместе с патриотическим стихотворением слово, смысл которого объяснил ей отец.
- Что такое "трус", папа?
- Да как тебе сказать?.. Ну, например, кто-нибудь дает тебе пощечину, а ты на нее не отвечаешь, - значит, ты трус!
- Так, значит, я была трусихой, папа!
- Почему?
- ...Помнишь, мама шлепнула меня туфлей? - сказала Ольгуца, глядя на него из-под насупленных бровей.
- Это совсем другое дело! - рассмеялся господин Деляну.
- ...А если бы я поступила так же? - спросила Ольгуца после некоторого колебания и не слишком убежденно.
- Это было бы с твоей стороны дерзостью, и папа тоже рассердился бы на тебя!
- Я не поняла. Повтори еще раз, папа!
В конце концов Ольгуца уяснила себе, что трусом можно быть только среди тебе подобных и что при этом трусом быть не следует.
- Пошли, Моника; здесь нам делать нечего.
Смутное беспокойство овладело Дэнуцем после появления девочек. Тут только он понял, что чего-то не хватает... но чего именно: а! не было слышно трещотки змея. С отчаянно бьющимся сердцем он помчался к дубу.
Под небом, на котором не было ни Бога, ни змея, Дэнуц обнаружил записку, пришпиленную к свисавшей с дуба перерезанной веревке:
"Это тебе за вокзал, Плюшка!
Ольгуца Деляну".
Сердце у Дэнуца упало, подрезанное, как веревка змея.
Чувствуя, что у него не осталось сил, он уселся у подножья дуба... На этот раз котомка Ивана наполнилась слезами.
- Оставь змея, Дэнуц!.. Иди съешь чего-нибудь, - крикнула ему госпожа Деляну, стоя на крыльце.
- ...
- Дэнуц, ты разве не слышишь?
- ...
Госпожа Деляну спустилась с крыльца...
- Ты ушибся, Дэнуц? Почему ты так сидишь?
- ...
- А! Так вот зачем Ольгуце понадобились ножницы!
Госпожу Деляну очень огорчали некоторые слезы. Слезы Дэнуца принадлежали к их числу... Жестокость Ольгуцы возмутила ее до глубины души.
- Иди к маме, Дэнуц... Ты что, не доверяешь маме?
Дэнуц тщетно ждал чуда.
Госпожа Деляну обняла его за шею и повела в дом... По мере того как они удалялись от дуба, Дэнуц все чаще подносил руки к глазам... На лестнице он споткнулся, ничего не видя от слез, словно оказался на пороге темницы.
- Барышня Ольгуца! Барышня Ольгуца! - разносился по саду тревожный крик.
- Ага! - насторожилась Ольгуца... - Я здесь! - смело встретила она свою судьбу.
- Барышня Ольгуца, - проговорила запыхавшаяся от бега Аника, прижав руки к груди, - барыня зовет вас.
- Скажи, что сейчас приду.
- Нельзя, барышня! - в испуге замотала головой Аника. - Барыня велела сказать, чтобы вы сейчас же шли... а если нет, - Аника смущенно опустила глаза, - так чтобы я принесла вас на руках!
- Только этого недоставало!.. Иди и скажи, что я сейчас приду! распорядилась Ольгуца.
- Ладно, я пойду!.. Только уж вы приходите, барышня Ольгуца! - жалобно попросила Аника.
Ольгуца подождала, пока алая косынка Аники не скрылась из виду.
- А теперь пошли!
Ольгуца как герой шествовала впереди; Моника шла за ней следом с видом мученицы.
* * *
- Барышня сказала, что сейчас придет, - тихо и кротко сообщила Аника.
- Я жду... она сама знает, что ожидает ее! - сухо проговорила госпожа Деляну.
- Фуу!
Госпожа Деляну укоризненно посмотрела на отца виновницы и, скрестив руки на груди, с возмущением пожала плечами. Господин Деляну до такой степени был адвокатом, что не мог судить даже детей, а тем более Ольгуцу.
Заседание родительского трибунала открылось на балконе, увитом виноградом, пронизанном солнцем и пением птиц.
С тяжелым, как замок на дверях пустой церкви, сердцем Дэнуц стоял позади плетеного соломенного кресла, в котором праведным гневом кипела его мать.
Господин Деляну, откинувшись на спинку своего кресла и положив ногу на ногу, смотрел вверх, с любопытством и нетерпением ожидая, что скажет Ольгуца в свое оправдание. Янтарный мундштук с неначатой папиросой лежал на столе, ожидая момента, когда, гордясь Ольгуцей, он подзовет ее к себе, чтобы без слов выразить ей свое восхищение. Ольгуца в одиночестве поднялась по ступенькам крыльца. Увидев Дэнуца позади баррикады, она нахмурилась и тряхнула кудрявой головой.
- Я пришла.
- Я вижу.
- Я знаю, зачем вы меня позвали. Я права.
- Ты думаешь?
- Я уверена.
- Тогда помолчи.
- Если так, я лучше уйду.
- Нет, пожалуйста, останься... и стой прямо.
- Алис, - вмешался господин Деляну, - дай ей возможность защищаться!
- У нее в этом нет необходимости! У нее и так достаточно адвокатов!
- ...Но ей необходим и судья! - подчеркнув это, как он иногда выражался, абстрактное существительное, сказал господин Деляну.
- Пожалуйста, будь ей судьей!
- Нет! - воспротивился он... - Ты ведь знаешь, я...
- Я знаю. Цц!.. Так что ты собиралась сказать? - обратилась госпожа Деляну к Ольгуце.
- Я молчу.
- Ольгуца, не выводи меня из терпения!
- Я молчу.
- Дэнуц, скажи, что она тебе сделала?
- Я ее простил! - мрачно и хрипло пробурчал Дэнуц.
- Нет, - вскинулась Ольгуца. - Прощения мне не нужно. Я права. Он первый меня ударил. Верно, Моника?
- Это правда. Я сама видела... на вокзале.
- Вот видите? - обрадовалась Ольгуца.
- Ты лжешь! - возмутился Дэнуц.
- Это ты лжешь!
- Неправда!
- Нет, правда!
- Ты меня оскорбила!
- А ты меня ударил! - крикнула Ольгуца, готовая взять реванш.
- Зачем ты назвала меня "Плюшкой"?
- Потому что ты и есть плюшка.
- Я?!
- Ты, Плюшка!
- Пускай она отдаст мне змея, мама! - пожаловался Дэнуц.
- Возьми! - улыбнулась мефистофельски Ольгуца, показывая на небо.
- Довольно. Предоставь это мне, Дэнуц! - сказала госпожа Деляну.
- Конечно! Все против меня!
- Ольгуца!
- Я права!
- Прекрасно... Ты отправишься в свою комнату - где пробудешь весь день - и сто раз напишешь "Я права" и двести раз "Я не права". Завтра утром придешь ко мне и в присутствии Дэнуца скажешь, кто прав - если ты хочешь, чтобы я позволила тебе играть и получать конфеты.
- Сидеть до завтрашнего утра в комнате!.. Мне?! - Голос Ольгуцы звучал все громче, достигнув высшей степени возмущения.