Ионел Теодоряну - Меделень
Оттеснив Ольгуцу в зальчик,
Но Ольгуца утверждает:
Девочка она, не мальчик.
И не может потому
У Дэнуца стать вассалом:
Он ведь не был никогда
Настоящим адмиралом.
Посвящение I
Легендарный Ками-Мура,
Ты смотри, чтоб не споткнуться!
И не русских берегись,
А сестры своей Ольгуцы.
Посвящение II
Нет, японцам не владеть
Дальним морем - ходят слухи,
Им придется умереть
Поголовно от желтухи*.
______________
* Здесь и далее стихи в переводе Ю.Кожевникова.
В комнате у Дэнуца стоял также флот! Флот в тазу, изготовленный дедом Георге из ореховых скорлупок: спички служили мачтами, листочки вощеной бумаги - парусами, губы Дэнуца - ветром, а губы Ольгуцы - циклоном.
Флот для лужи: жалкие кораблики, нагруженные, как Ноев ковчег, животными из целлулоида. И флот для пруда, купленный в "Универсальном магазине" в Бухаресте дядей Пуйу: длинное и широкое судно, похожее на булку, с колесами, флагом, пушками и оловянными матросами, намертво приделанными к палубе.
* * *
Дэнуц с такой силой хлопнул дверью, что ему на плечи посыпалась штукатурка. Он отряхнулся, библейским жестом Самсона взлохматив каштановые кудри.
- Пускай-пускай! - покачал он головой.
Взгляд его остановился на недавно полученном лавровом венке первого ученика, который висел над его кроватью; он сдернул венок с гвоздя, бросил на пол и поддел ногой.
- Выходит, я только затем и учусь, чтобы меня всячески преследовали! Погодите... я вам покажу! - погрозил он кулаками в сторону комнаты девочек.
Сняв ружье, он зарядил его стрелой с резиновым наконечником и выстрелил... Фуражка русского контр-адмирала вздрогнула, на ее дне осталась темная вмятина.
Хлоп! Вылетела вторая стрела и прилепилась к двери, как телефонный штепсель... Дэнуц отодрал ее... На двери остался матовый след. Хлоп!.. Хлоп!.. Хлоп!..
- Что там за шум? Что ты делаешь, Дэнуц? Ты не спишь? - раздался из-за двери голос госпожи Деляну.
Дэнуц онемел. Ступая на цыпочках, он повесил ружье на место... Поднял венок, замел под шкаф отвалившиеся листья и повесил остатки своей былой славы на гвоздь.
- Ты спишь?
Дэнуц ударил кулаком по подушке и растянулся на кровати.
- Вот, Моника... Это ваша комната... Нравится тебе?
Рука Моники еще крепче сжала ее руку.
- Как хорошо пахнет, tante Алис!
Обхватив Монику ее руками, госпожа Деляну приподняла ее.
- Ты что-нибудь там видишь?
- Да... Аа!.. Merci, tante Алис!
На шифоньере стоял серебряный поднос с донником.
- А теперь скажи, на какой кровати ты хочешь спать?
- А какую выбрала Ольгуца, tante Алис?
- Не думай об Ольгуце, - ласково сказала госпожа Деляну, - выбери ту, которая тебе по душе... Ту, что у окна, или ту, что у двери?
- Мне все равно, tante Алис...
- Хорошо, тогда я сама тебе выберу ту, что у окна... Ольгуца будет поближе к моим ушам! - улыбнулась госпожа Деляну.
Дверь ее спальни и дверь в комнату девочек располагались напротив и были разделены большим и тихим коридором.
- А теперь давай распакуем вещи... Где же ключ?
- Вот, пожалуйста, tante Алис! - протянула ей Моника кончик серебряной цепочки, висевшей у нее на шее и скрытой под корсажем платья.
- Но что это, Моника?.. Какой красивый крестик!
Рядом с никелированным ключиком висел медный крестик, на котором сияло распятие.
- Вам нравится, tante Алис?
- Очень... Это у тебя от мамы?
- Не знаю... мне дала его бабушка... Tante Алис...
- Что, Моника?
- Пожалуйста, возьмите его! - попросила девочка, вспыхнув от смущения, и сняла цепочку... - Я хочу его подарить вам, tante Алис! - настаивала она, высоко подняв брови, готовая расплакаться.
И вложила цепочку с крестиком в руку госпожи Деляну.
- ...Спасибо, Моника, - успокаивала ее госпожа Деляну, гладя ей волосы. - Но такие вещи не дарят, девочка моя! Это память о твоих родителях... Я для тебя это сохраню.
- Вам я могу подарить, - спокойно и серьезно сказала Моника, глядя в землю.
- Ты так любишь tante Алис?
- Да.
- И tante Алис тебя тоже очень любит... как Ольгуцу с Дэнуцем.
- Я знаю, - прошептала Моника.
- А где же Ольгуца? Пойди-ка посмотри!
Госпожа Деляну моргала ресницами... и долго безуспешно пыталась попасть в замок чемодана никелированным ключиком.
- Я не нашла ее, tante Алис! - вернулась встревоженная Моника.
- Ничего, она сама придет... Она, видно, у деда Георге! Смотри, Моника, я поставила тебе на столик портрет бабушки... Если хочешь повесить его на стену, я дам тебе другую рамку.
- Нет-нет, так хорошо, tante Алис.
- Твои вещи я положила в шифоньер... Смотри: верхние полки - твои...
- Tante Алис, - взволнованно спросила Моника, - а вы не видели куклу в чемодане?
- Видела! - улыбнулась госпожа Деляну. - Я уложила ее спать...
И она извлекла из полумрака шифоньера кроватку, в которой спали две куклы в шляпах.
- Это мне, tante Алис? - не поверила своим глазам Моника.
- Ну, конечно, Моника... А вот и шифоньер с платьями для твоих кукол.
- А Ольгуца? - застыла девочка с протянутыми руками.
- И у нее то же самое!
Ручка двери щелкнула, как ружейный курок, дверь с шумом распахнулась и оглушительно захлопнулась.
- Что такое? Что?
Ольгуца с размаху бросилась на кровать и принялась раскачиваться на скрипящих пружинах, которые целый год никто не тревожил.
- Ольгуца, разве так входят в дом порядочные люди?.. В грязных башмаках на кровать! Ой, ой, ой!
- Я больше не могу!
- Где ты была?
- У деда Георге.
- А чем ты еще занималась? - спросила госпожа Деляну, вдруг заглянув ей в глаза и, видимо, о чем-то смутно догадываясь.
- Разве я не сказала?! Я была у деда Георге!
- Ольгуца, опять какая-нибудь шалость!
- ...
- Скажи честно, Ольгуца!
- Я сделала то, что должна была сделать! - отчеканила Ольгуца.
- Ольгуца, что за глупости! И разве так отвечают?
- ...Ножницы я положила на место, - закончила Ольгуца на словах то, что у нее было в мыслях.
- Ножницы!! А кто их тебе дал?
- Да ты сама... Конечно! Ты сама дала! - просияла Ольгуца, испытывая радость виновного, который, после того как совершил проступок, внезапно обнаружил сообщника.
- Я!! Ольгуца, приди в себя!.. Лучше раздевайся и ложись... Поскорее, поскорее!
- Мама, у меня порвался чулок! - радостно сообщила Ольгуца, держа один башмак в руке и высунув большой палец из дыры в чулке, которая все увеличивалась от участия этого розового и озорного существа.
- Вижу и радуюсь... Оставь чулок в покое, Ольгуца! Сними-ка его!
- Тебе помочь, Моника?
- Нет, merci, tante Алис! Я сама.
Заведя руки за спину, повыше лопаток, Моника расстегивала пуговицы платья... Чулки Ольгуцы, тем временем, оказались в противоположном конце комнаты... Платье Моники, скользнув вниз, открыло стройную мальчишескую фигуру... Почувствовав на себе взгляд госпожи Деляну, Моника прикрылась платьем.
- Я ухожу... Раздевайся, Моника.
- Мама, как хорошо в одних панталонах! - сообщила Ольгуца, спрыгивая с постели на пол.
И, стоя в позе фехтовальщика, она принялась разглядывать себя в зеркале.
- Дьявол во плоти, ложись наконец спать!.. До свидания, Моника.
Закрыв глаза, Дэнуц тут же открыл котомку Ивана...
...Дэнуц - паша или султан: не важно, кто именно! На голове у него чалма, из-под которой виднеются усы, точно два ятагана, и пара свирепых глаз... Два длинных клыка торчат изо рта. Клыки позаимствованы у оборотня!..
Султан Дэнуц был настолько страшен, что сам Дэнуц не выдержал, открыл глаза и повернулся на бок... Из комнаты девочек доносился голос Ольгуцы. Дэнуц в ярости закрыл глаза!
...Султан восседает на золотом троне. По правую и левую руку от него две черные невольницы с ослепительно белыми зубами, - точно взбитые сливки поверх кофейного крема, - машут яркими опахалами. У подножья трона - тысячи тюрбанов, припавших к земле. Все поклоняются султану. Только два голых арапа, с толстыми губами и густыми, курчавыми, - как черная икра, волосами, стоят навытяжку с секирами наготове. Все молчат. Султан подымает палец... Появляется конь, который вздрагивает и скалит зубы... Султан делает знак... Арапы привязывают косы Моники к конскому хвосту... Моника ест абрикос. Ей все равно! Ну, ничего, султан ей покажет!.. Сто тысяч арапников опускаются на спину жеребца...
Арапы хватают Ольгуцу. Ольгуца брыкается и строит рожи султану. Так! Хорошо!.. Арап поднимает секиру... Ольгуце становится страшно... И некому вступиться за нее, кроме ее брата Дэнуца... И вот, во главе войска, словно сам Михай Храбрый, появляется Дэнуц, убивает султана и арапов, - тюрбаны спасаются бегством, - и избавляет от смерти Ольгуцу и Монику. Ольгуца и Моника преклоняют колени и целуют ему руки. Он сажает их на свое седло и уезжает...
На дне Ивановой котомки оставался только сон...
- Ты спишь, Моника?
- Нет.
- И я не сплю.
Ольгуца подняла кверху ноги и похлопала ладонями по пяткам.
