Тимберлейк Вертенбейкер - Для блага Отечества
РАЛЬФ. Майор Росс, я не могу согласиться...
РОСС. Ну вот что, юноша, вы всего лишь младший лейтенант, и не вам соглашаться или не соглашаться с майором Россом.
КЭМПБЕЛЛ. Дисциплинка не того... Це-це-це...
РОСС мерит каторжников тяжелым взглядом.
РОСС. Цезарь. Сначала он бежал вместе со всеми, но потом вернулся.
РАЛЬФ. Допустим. Но он не занят в пьесе.
ЦЕЗАРЬ. Я занят! Занят! Я играю слугу. Лейтенант, скажите ему...
РОСС. Джон Вайзенхэммер.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я здесь ни при чем.
РОСС. Ты ведь еврей, не так ли? Ты виноват. Последний раз Кэйбла видели возле твоей хижины. Лиз Морден! Вчера поздно вечером ее видели рядом с продуктовым складом в обществе Кэйбла, который якобы чинил дверь. Лиз Морден, ты пойдешь под суд за ограбление склада. Знаешь, что тебе за это будет? Виселица!
П а у з а.
Ну а теперь, лейтенант, продолжайте вашу репетицию.
РОСС уходит, КЭМПБЕЛЛ задерживается, чтобы прочесть название пьесы.
КЭМПБЕЛЛ. Хе-хе... "Офицер-вербовщик". Хорошее название. Жаль, что пьеса. Пьеса! Ха-ха!
У х о д и т .
РАЛЬФ и АКТЕРЫ подавленно молчат.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА 1.
ВРЕМЯ ДЛЯ СВИДАНИЙ.
Лиз МОРДЕН, Джон ВАЙЗЕНХЭММЕР, Джон АРСКОТТ, ЦЕЗАРЬ - все закованы в кандалы. АРСКОТТ сидит низко согнувшись, уставившись в стену неподвижным взглядом.
ЛИЗ. Удача? Что за слово такое? Ко мне так всегда задом оборачивается. под дерьмовой звездой я уродилась. Папаша ворюга, шмонается по притонам. Мамаша усвистала. Нас пятеро братьев, да я малолетка. Постирушками подрабатывала. Ну вот. А тут родной папаша стибрил у дамочки платок. Та в крик. Его сцапали, а он на меня тычет: не я это, сэр, это Лиззи, вот смотрите, она сперла! Тут с меня одежонку посрывали и отметелили при всем честном народе. Той же ночью чуть не порешила папашу - его же дубинкой. Все его шмотки прихватила и к брату. Он меня гонит: Лиз, говорит, чего тебе ходить побираться, когда есть чего толкнуть по бабской части. Я, говорю, рожей не вышла. А он мне: сестрица, кому нужна твоя рожа! Была бы дырка, куда сунуть можно. Ну и пустила я свою святую невинность в оборот. А по-крупному подфартило, когда на того кобеля богатого нарвалась. Такой весь из себя - не хухры-мухры, каждый день в чистый утиральник сморкается. Он мне и растолковал: на одном твоем мохнатом товаре не разживешься. Научил меня, как хахалей богатых щипать. Проще некуда. Хахаль меня облапит, а у самого цепочка от часов из кармана торчит. Тут я ее и потырю. Только раз облажалась я, замешалась. Хахаль орет, как резанный, легавые тут как тут. Повязали. Стою я перед этим в мантии, который всем нам будущее предсказывает, и думаю: все, крышка, вздернут как миленькую. Только судья не зверь попался. Обломилось мне Высочайшее помилование и семь лет в раю на том берегу пруда, где вода соленая и селедки. А на судне... Господи Иисусе! С голодухи чуть не окочурилась. Матросы от меня морды воротят. А порядок такой: не ляжешь под матроса - не пожрешь. А здесь... Губернатор обещает: новая жизнь. А что, думаю, Лиззи, чем тебе не житуха? Губернатор мужик не вредный, пьеса эта вся из себя такая, про любовь-морковь. Работа не бей лежачего, и компания подобралась подходящая - все свои в доску: Кэйбл, Арскотт... Так нет же, майору Россу, видно, рожа моя не глянулась. Опять повязали. Теперь уж точно крышка мне - вздернут. Вот вам и вся жизнь Лиззи Морден. А ты, Вайзенхэммер, как сюда попал.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Измена. Чудовищная несправедливость. Ложь. Произвол.
ЛИЗ. Говори по-английски, Вайзенхэммер.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я не виноват. Я не воровал и буду повторять это столько раз, сколько понадобится.
ЛИЗ. Плевать им на твои слова. Раз они говорят, что ты вор, значит ты вор.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я не вор. Я вернусь в Англию, в табачную лавку "Рикетт и Лоудз". Я скажу: я вернулся. Я ни в чем не виноват.
ЛИЗ. Никто тебя слушать не станет.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Если так думать, то и жить незачем.
П а у з а.
Прости, Лиз. Через семь лет я вернусь.
ЛИЗ. А чего тебе делать в Англии? Ты же не англичанин.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я родился в Англии. Значит, я англичанин. Что я должен сделать, чтобы все поверили, что я англичанин?
ЛИЗ. Надо чтоб мозги были английские. Я вот ненавижу Англию, но мозги у меня английские. Или вот Арскотт. Он с тех пор, как его сюда притащили, ни слова не сказал. Но у него мозги английские, это сразу видно.
ЦЕЗАРЬ. А мне английские мозги не нужны. С английскими мозгами я бы давно умер. А я хочу умереть на Мадагаскаре и встретиться с праотцами.
ЛИЗ. Какая разница? Когда подохнешь, уже не важно, где это случилось.
ЦЕЗАРЬ. Если я умру здесь, мой дух умрет вместе со мной. Я хочу домой. Я опять убегу.
АРСКОТТ. Отсюда не убежишь.
ЦЕЗАРЬ. В этот раз я просто испугался. В следующий раз я обращусь за помощью к праотцам, они помогут мне убежать.
АРСКОТТ (кричит). Отсюда не убежишь!
ЛИЗ. Слыхал? Вот, что значит английские мозги.
ЦЕЗАРЬ. Праотцы мне помогут.
АРСКОТТ. Говорю тебе, отсюда не убежишь.
П а у з а .
Здесь тебя все время водит по кругу. Можно идти, идти, идти, но так и не дойти до Китая. Сам не заметишь, как вернешься назад. По собственным следам. Если, конечно, дикари не доберутся до тебя раньше. В этой дикой пустыне все шиворот-навыворот, даже компас здесь не работает. Вот, смотри, ты же умеешь читать. Почему он не сработал? Что он показывает?
Достает тщательно сложенный листок бумаги и протягивает его Вайзенхэммеру.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Здесь написано "Север".
АРСКОТТ. Почему же тогда он не сработал. Если двигаться строго на Север, можно дойти до Китая. Почему же я ходил по кругу?
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Потому что это не компас.
АРСКОТТ. Я отдал за него матросу последний шиллинг. Он сказал, что это компас.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это просто листок бумаги, на котором написано "Север". Он солгал тебе. Обманул. предал.
Появляются САЙДВЭЙ, МЭРИ И ДАКЛИНГ.
САЙДВЭЙ. Леди и джентельмены, собратья-актеры, мы пришли навестить вас, выразить вам глубокое сострадание и смиренно спросить, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
ЛИЗ. Убирайтесь!
МЭРИ. Лиз, мы пришли репетировать пьесу.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Репетировать?!
ДАКЛИНГ. Лейтенант пошел просить за вас губернатора. Гарри разрешил нам навестить вас.
МЭРИ. Лейтенант просил меня подменить его сегодня, чтобы не терять время. Давайте начнем со сцены Мелинды и Брейзена.
ВАЙЗЕНХЭММЕР. Как я могу играть капитана Брейзена в кандалах?
МЭРИ. Это театр. Мы поверим, что ты капитан Брейзен.
АРСКОТТ. А когда появляется сержант Кайт?
САЙДВЭЙ (кланяется Лиз). Мадам, я принес вам ваш веер.
Протягивает "веер". ЛИЗ берет его.
СЦЕНА 2.
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО НАСТАВЛЯЕТ РАЛЬФА.
ФИЛЛИП, РАЛЬФ
ФИЛЛИП. Мне сказали, лейтенант, вы собираетесь прервать репетиции.
РАЛЬФ. Половина моих актеров в кандалах, сэр.
ФИЛЛИП. Это, конечно, неприятность, но ее можно преодолеть. Но скажите, лейтенант, это единственная причина?
РАЛЬФ. Слишком многим не по душе эта затея, сэр.
ФИЛЛИП. Боитесь?
РАЛЬФ. Нет, сэр, но я не хочу вызвать неудовольствие старших по званию.
ФИЛЛИП. Нарушать условности, лейтенант, это значит наживать себе врагов. Эта пьеса многих раздражает.
РАЛЬФ. То-то и оно...
ФИЛЛИП. Сократ раздражал жителей Афин, и это стоило ему жизни.
РАЛЬФ. Сэр...
ФИЛЛИП. Могли бы вы представить себе мир без Сократа?
РАЛЬФ. Сэр, я...
ФИЛЛИП. В диалоге Платона "Менон" Сократ доказывает, что сын раба способен усвоить законы геометрии не хуже, чем сын его господина. Помните этот диалог? Иными словами, Сократ доказывает, что разум человека не зависит от обстоятельств его рождения.
РАЛЬФ. Сэр, я...
ФИЛЛИП. Присядьте, лейтенант. Просто нужно напомнить рабу, что у него есть разум. А разум предполагает наличие таланта и добродетели...
РАЛЬФ. Я понимаю, сэр...
ФИЛЛИП. Если обращаться с рабом, как с человеком, он избавится от страха и станет хорошим математиком. Еще немного поддержки, и из него получится выдающийся математик. Разве нельзя применить эту истину к вашим актерам?
РАЛЬФ. К некоторым из них да, сэр. Но другие... Джон Арскотт...
ФИЛЛИП. Он получил двести ударов плетьми за попытку бежать. Пройдет время, прежде чем он снова почувствует себя человеком.
РАЛЬФ. Лиз Морден...
ФИЛЛИП. Лиз Морден...
П а у з а .
У меня были свои причины, когда я просил вас поставить ее на роль Мелинды. Морден одна из самых трудных женщин в колонии.
РАЛЬФ. Воистину так, сэр.
ФИЛЛИП. Она пала так низко, что стала ничтожнее последнего раба: всех ненавидит, ни во что не верит, говорит одни непристойности.
РАЛЬФ. К тому же временами она делается буйной.
ФИЛЛИП. Да, да. Она послужит хорошим примером.
РАЛЬФ. Когда ее повесят?
ФИЛЛИП. Нет, лейтенант, если ее удастся спасти.
РАЛЬФ. Его преподобие говорит, что давно махнул на нее рукой...
