Бригитта Швайгер - Откуда в море соль
соседи спят. Рольф говорит, в том американском фильме бутылки были наполнены всего-навсего окрашенными жидкостями. Я съеживаюсь в горькое зернышко, которое хочет, чтобы его выплюнули. Завтра я запишу это в дневник.
Почему, когда я иду к Карлу, у меня тяжело на душе? Дом, в котором он живет с родителями, довольно бедный. Запахи из кухни ударяют в нос прямо от входной двери, откуда-то доносится хрюкающий голос его сестры, которая родилась здоровой, но у нее просмотрели воспаление оболочки головного мозга. Глухонемая, она неловкими шагами ходит туда-сюда, из кухни обратно в кухню, руки сложены на груди, что-то бормочет, кладет голову на плечо матери Карла, хочет, чтобы ее погладили, а мать Карла спрашивает, можно ли ей еще называть меня по имени, она гладит по головке тридцатилетнюю дочь, говорит, что малышка очень любит ласку и так нуждается в любви.
Карл наверху, говорит мать, он будет рад, что вы пришли. Но Карл на мой стук не отзывается. Когда он напивается, то чаще всего принимает две таблетки снотворного, чтобы выключиться на некоторое время. Я пришла не для того, чтобы спрашивать, как выглядят груди луны-рыбы. Я хотела бы знать, что он имел в виду, когда сказал мне однажды: ты для меня, наверное, то же, что для Калигулы луна. Карл читал Сартра и Камю. Я хранила все письма, которые он мне написал. Его письма были настолько умны, что я их не понимала, но гордилась тем, что они написаны мне. Вероятно, я стучала слишком тихо. Да, Карл много работает, возможно, он устал и прилег, говорит его мать, когда я прощаюсь. Привет вашему мужу, кричит она мне вслед.
Моя свекровь вяжет, вяжет она всегда, выдвинув вперед подбородок. У нее новый съемный зубной протез из Линца, абсолютно лишенный признаков индивидуальности. Эти сероватые зубки она кладет на ночь в стакан с водой. Когда она разговаривает, я боюсь, что они у нее от смеха могут неожиданно выпасть. Она хочет, чтобы я называла ее мамой. Когда она мне так улыбается, я от страха теряю дар речи. Что я буду делать, если они все у нее вдруг вывалятся и останется одна дырка? Куда я буду смотреть? Когда-то прежде она была бухгалтером. Уже тогда она обладала этим резким и пронзительным голосом, и если к ней кто-нибудь обращался с вопросом, тотчас в этом раскаивался. Про это рассказывает моя мама, которая часто ходила к ней со своими финансовыми заботами. Моя свекровь любит давать советы, которые она облекает в угрозы. Она способна запутать любую проблему, на которую пытаешься пролить свет с ее помощью. Говорят, что отец Рольфа приглашал свою жену в кабинет, если деловое свидание затягивалось.
Она намазывает маслом белый хлеб и посыпает его сахарным песком, потому что Рольф сказал ей, будто я лакомка. Угри пусть тебя не беспокоят, они пройдут через пару лет замужества, когда появятся дети. Только ешь. Она вяжет что-то серое. Ее муж тоже был маленький и серый. У него было высокое давление, и поэтому приходилось избегать пряностей. Когда во время обеда она отворачивалась, он быстро высыпал кучу соли на свой кусок мяса. По ночам он спал в гостиной, потому что там он мог высоко класть ноги. Из-за своей болезни. Говорят. Свекровь все вяжет из серой шерсти. Она мне говорит, ты должна вязать. Она хотела бы сдать одну комнату какой-нибудь милой студентке, но ведь сегодня больше не существует милых молодых девушек. Кроме того, Рольф сказал ей, что студенток здесь вообще нет. Она возмутилась: тот, кто посещает гимназию, уже студент. И она с удовольствием сдала бы комнату, чтобы не быть одной. Рольф против, потому что, если его мама сдаст комнату, это будет не слишком хорошо выглядеть. Мой муж, говорит она, чавкал за столом и очень любил слушать марши. Она говорит, послушай, ты ведь меня все-таки любишь, ты чудно сложена, я свяжу тебе замечательный пуловер. Рольф сделает большие глаза!
Я вспоминаю похороны моего свекра. У нас был урок латыни. Учитель подошел к окну и нам всем тоже разрешил подойти. Процессия как раз проходила мимо гимназии, и я увидела Рольфа, идущего впереди вместе со своей матерью. Он был самой главной фигурой процессии, потому что был единственным сыном и потому что в нем отец продолжал жить. И было так печально, что теперь у него осталась только мать. Может быть, поэтому я вышла за него замуж? Я вспоминаю один майский вечер, когда Рольф был уже совсем взрослым, он как-то сразу повзрослел. В тот вечер он оставил свой велосипед на площали у фонтана, и все они: он, Альберт, Карл и другие мальчишки из его класса
стали носиться вокруг фонтана. Зачем? Как бы то ни было, Хильда стояла рядом со мной, она показала на Альберта, а я тогда показала на Рольфа, это было как тайный сговор. Я еще не знала, что у Альберта на подбородке родинка. У Альберта вообще ничего не было. У Карла тоже. У Рольфа уже был велосипед, и он однажды позволил мне посидеть на раме. Мама тогда очень ругалась, папа улыбался с чувством некоторого удовлетворения, а я подумала про себя: вот и влюбилась. Мама Рольфа как раз сейчас ввязывает в свое изделие один прекрасный день из ее семейной жизни. Это случилось на горе Пёстлинг, и под сердцем она носила Рольфа, а под ними расстилался Линц, это было после войны, и муж признался, что она - первая женщина, с которой у него что-то было. У меня тоже, у меня тоже до Рольфа никого не было. Только он один. Надо же, говорит она, такое теперь редко встретишь.
Учитель латыни еще существует. Я встречаю его на городской площади, он говорит "дражайшая" и показывает листок, который носит всегда с собой. Там все двойки и тройки, которые он выставил в прошлом учебном году. Он просит, чтобы я их сравнила с теми двойками и тройками, которые поставили его коллеги. Они записаны тут же, и таким образом выясняется, что он не самый строгий, а лишь второй по строгости. Я не понимаю, радует это его или беспокоит. Быть может, он носит этот листок при себе и для того, чтобы скоротать долгие летние каникулы. Говорят, у него рак легких и его хотят вытолкнуть на пенсию. Но на пенсию он не идет, поскольку вся та публика, которая, получив диплом, преподает сегодня, ни на что не годится. Сегодня ведь кто угодно может получить высшее образование. Даже рабочие. Можете себе представить, говорит он, визит к врачу, который прежде был рабочим, потом получил аттестат. И что ж теперь, перед ним раздеваться? Учитель носит кожаные бриджи и бордовую куртку с серебряными пуговицами. Откуда у меня возьмется рак легких, если я не курю уже не один десяток лет? Он говорит, что Рольф всегда был его лучшим учеником. А "дражайшая" ведь уже гимназисткой знала, что рождена не для академических штудий. Он целует мне руку, а я желаю ему скорейшего выхода на пенсию.
Посмотри, кого я тебе принес!
Я не хочу никакой собаки.
Естественно, так и должно быть. Рольф покупает себе собаку, чтобы доставить мне удовольствие, а я не хочу, чтобы в доме, где нет сада, жила собака. Я думал, ты любишь животных, говорит он. Именно потому, что я люблю животных. Но ведь теперь он его уже купил, это так просто: идет и покупает, потому что ему хочется иметь что-нибудь живое и потому, что жена до сих пор не обрадовала его известием, что она в интересном положении, и вот мы гладим коричневую в крапинку шерсть, примиряемся с острыми зубками и розовым язычком, с этими грустными глазами в собачьих морщинках, щенок чистопородный, это видно по его небу, а также подтверждается ценой. Рольф его как следует отдрессирует, а мне предстоит придумать ему имя. Лоуренс? Лоуренс не годится, имя должно начинаться на Б. Блиц? Как тебе пришло в голову: Блиц? Просто у одной собаки по кличке Блиц не было своего дома, хотя была хозяйка, и вот однажды этого Блица нашли в лесу застреленным, и хозяйку разозлило, что ей не принесли сразу труп, раз уж пристрелили собаку, которая была ее собственностью. Она бы с удовольствием сделала из его шкуры прикроватный коврик. Итак, мы окрестили его Блицем, и все стало на свои места. Но только, пожалуйста, не балуй его, говорит Рольф, и если ты не рада, то, по крайней мере, покупай ему мясо через день. Я ведь не слишком много требую от тебя, не правда ли? Но ты же все-таки рада! Ты правда рада? Да!
Блиц скулит, когда Рольф приближается к нему с поводком, раз, два, три, наказание необходимо. До тех пор пока эта скотина не научится соблюдать чистоту в комнате, ей нужно помогать. Он же испортит нам пол. Неужели ты не понимаешь
он должен повиноваться беспрекословно. Иначе и быть не может. С собакой не следует вступать в дискуссии! Но ты этого не понимаешь. Вряд ли Рольф ожидал, что я пойму его воспитательные методы. Я просто должна предоставить это ему. А Блиц еще настолько глуп, что лижет Рольфу руку, когда наказание позади! Он становится покорным. Своевременно и терпеливо виляет хвостом, смахивает стакан, когда дает волю своей радости рядом с журнальным столиком, тут же получает за это по морде, а ему просто нужно понять, как поступают с собакой, которая все время что-то портит? И в сотый раз: не позволяй собаке свободно бегать по квартире, когда ты занята! И не повторяй без конца, что животному нужен сад. Раз уж тебе все равно не приходит в голову что-нибудь другое.
