Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами
- Но-о, не признаю никак… Кто будете, добры молодцы?
- Здравствуй, дедушко Иван! Не признал? Я из Изъядора, Федор, сын Михаила Андреича. Прошлой зимой к вам заезжали.
- Старые глаза подводят, вижу, личность знакомая, a никак не признаю - кто. А второй-то?
Лодку деда Ивана течением уже далеконько снесло, дед смешно стоял, повернувшись боком и приложив ладонь к уху, стоял и ждал ответа. Но Федя схитрил, выждал приличного расстояния и ответил издалека:
- А брат мой двоюродный. К нам поднимается, погостить едет.
Дед закивал, закивал, будто и вправду признал Фединого братана:
- Но, но… так и есть,- и махнул рукой, словно благословляя.
Не раз они видели лодки, вытащенные носом на берег, а наверху - дым костров. Иногда кто-то и покажется на обрыве, молча посмотрит, как люди поднимаются на шестах вверх по течению, и снова уйдет к работе. Луга расчищают, самое время. Своими соображениями Федя поделился с Ильей, когда они окончательно приехали на место.
- Ну, прибыли наконец.- Они вышли из-за поворота лесной речушки, и Федя приткнул лодку к невысокому, травянистому берегу. -Все, Илья. Теперь выйдем да поговорим, как дальше быть.
Илья удивился, он, видимо, думал, что приплыли они хоть в маленькую, но деревушку. А тут сплошная парма, и человеческим жильем даже не пахнет. Только берег у воды, куда причалила лодка, немного утоптан. Федя вслед за Ильей тоже вышел на берег, взял из лодки вещи, ружье, топор…
- Здесь наша с батей охотничья избушка, Илья. Сейчас туда идем, печь топим, еду варим. Спешить теперь некуда.- И он направился к высоким разлапистым ёлкам. Хорошо заметная тропа вела их мимо вековых елей вверх по берегу и саженей через десять привела к маленькой избушке, съежившейся под двускатной крышей.
Шагах в пятнадцати в стороне стояла другая избушка, чуть поменьше, односкатная, но тоже из бревен, основательная. A еще чуть дальше - лабаз на высоких стойках. Федя почувствовал себя совсем дома.
Здесь все было свое, семейное, родовое. Он повесил ружье на деревянный колышек, специально вбитый под навесом. Шабур и зипун разложил там же, на завалинке, сам сел на шабур и хлопнул рукою по зипуну, приглашая садиться Илью.
- Давай, Илья, отдохнем. Я скажу тебе, чего надумал в пути…- повел разговор Федя, когда Илья уселся рядышком.- Так, значит. Если мы сразу с тобой в деревню заявимся, мы всех переполошим: человек ты новый, вопросы пойдут, кто да откуда, да какими судьбами. Что-то ведь надо и сказать людям, не с неба же ты упал. Так ведь?
- Не с неба,- подтвердил Илья.
- Вот я и подумал: оставлю тебя здесь пока. Охотники летом по тайге не ходят, никто тебя тут не увидит, не услышит. А завтра утром я быстренько домой смотаюсь. Надо все бате рассказать. Сам понимаешь, в таком деле без бати не обойтись, на кривой его не объедешь. Глядишь, что-нибудь присоветует. Он меня уже ждет, до сенокоса хотели мы новый луг расчистить. Тебе же надо дальше пробиваться, в Россию, так ведь?
- Так, Федя. Ты говоришь, что купцы сюда ездят, значит, дорога какая-то есть. Вы мне объясните, как идти, а я уж сам выберусь.
- Дорога-то есть. Но купцы только зимой ездят, если с грузом. А летом тяжко. С верховьев этой речки можно на Эжвинский Черь выйти. Я ходил туда, к бабушке, знаю путь, могу показать. А дальше надо у бати спросить. Согласен?
- Ишь ты какой!-весело рассмеялся Илья.- Сначала завел меня в свои дебри, а потом спрашивает: согласен ли?- Илья похлопал Федю по плечу.- Согласен, Федя, согласен, ты все правильно делаешь, спасибо тебе большое за помощь, за заботу.
- Я недолго, Илья. Отсюда напрямую до нашего дома неполных три чомкоста. Завтра рано утром уйду, к завтраку буду дома. Пока то, се, с отцом поговорить, время пройдет. Но тут все есть, Илья, хлеб есть, соль есть, сушеные пироги, на чердаке вяленое лосиное мясо - не пропадешь. По реке с ружьем пройдись, уточку подстрелишь. Хариуса наловишь, хорошую уху заваришь…
- Не пропаду, Федя. Только покажи, где что лежит, чем можно воспользоваться, а уж я соображу, не барин.
- Когда вернусь, мы баньку протопим,- пообещал Федя, показывая рукой на односкатную избушку, похожую на шалаш.- Ох жаркая у нас банька… Я тебя горячим веничком похлестаю, чтобы ты больше у
солдатиков ружья не отбирал…
Илья засмеялся от души. Так приятно было осознавать, что позади остались трудности пути, опасность быть пойманным и наказанным, а то и застреленным - при попытке к бегству.
Внутри избушки было так же обжито и обустроено, как и в той, в которой они ночевали. Только оконце чуть поболе и застеклено настоящим стеклом. Федя чувствовал здесь себя полным хозяином, все делал уверенно и проворно. Да и то сказать, тут ему знакома была каждая щель в стене. Илья только разжег очаг в избушке, чтобы протопить и обновить воздух, а у Феди на костре уже булькала каша. Федя провел Илью сначала в лабаз, открыл дверь и показал на подвешенные на колышках наберушки-лукошки.
- Здесь сушеные пироги, здесь картошка. В той большой - сухари, а в той, в углу, грибы. Соль в избушке на полке. Ружье, смотри, там висит, вот тебе патроны, из них три с пулей. Но пулей сейчас стрелять некого. Вяленое мясо сначала замочи,- учил Федя.- Огниво в избушке около каменки, кусок напильника и кремень там же, и трута много.
- Хорошо, Федя, спасибо тебе. Здесь можно хоть год продержаться: и запасы, и охота с рыбалкой, и баня…
- Если захочешь, оставайся совсем. Охотиться будешь
- Нет, Федя, не могу. Нам еще большие дела предстоят. Вот свалим царя, устроим новую жизнь по новым законам, тогда и приеду - охотиться. А теперь нет, не могу - главная схватка еще впереди.
- Схватка - это когда дерутся,- сказал Федя.- А когда дерутся, еще неизвестно, чей верх будет, всяко может повернуться, так ведь?
- Мы обязательно победим, Федя. Трудовой народ будет с нами. А народ не может не победить. Тут, видишь главное, чтобы все поняли, за что борются. Если ты поймёшь, твой отец поймет, верх обязательно наш будет.
- Ну-ну. Твои слова да богу в уши.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Утром Федя встал чуть свет, выпил чаю, подвязался ремнем поверх шабура, сунул под ремень топор, за пазуху три ячменных сухаря и - рванулся к дому. Тропа была проложена по красивым сосновым борам, она спускалась в лощины, пряталась в высокой траве и снова и снова выстреливала наверх, на беломошник, под высокие сосновые кроны. По сваленным деревьям пересекала три ручья. Все знакомое, родное, свое. Первый раз по этой тропе Федя прошел с отцом на охоту, когда исполнилось ему девять лет. И с тех пор бесчисленно проходил здесь и летом, и зимой, и осенью, и с отцом, и один, и вместе с Бусько, впрягшись в длинные, тяжело груженные нарты. Федины годы невелики, а пота на этой тропе пролито уже немало. И каждый пень знаком, затес, муравейник, а под ногами каждая выбоина, толстый корень поперек тропы… Сегодня, налегке, ноги сами летели, сами несли и несли домой. Только в одном месте чуть замешкался: поперек тропы свалило ветром старую сосну, Федя не стал оставлять ее на потом, разрубил и оттащил вершинку в сторону, чтобы не запинаться. Чистой должна быть тропа. По ней еще дед ходил да, поди, и прадед тоже. Родовая тропа, своя.
Перейдя через последний перед деревней ручей, Федя одним махом поднялся на бугор. Отсюда деревня была хорошо видна и слышна: мычали коровы, лаяли собаки. Лес расступился, ветер донес такие знакомые, приятно щекочущие запахи дыма и хлева - жизни. Показались за деревьями задние стены пристроек. Не успел от леса и десятка саженей пройти - навстречу, прижав уши, большими прыжками летит Бусько: учуял-таки… Бусько прыгнул, ткнулся холодным шершавым носом в Федину ладонь, инерция пронесла пса еще на несколько прыжков, за спиною Феди он повернулся, едва не кувыркнувшись через голову, и снова понесся, теперь уже впереди, весело и громко лая, возвращался, кружил возле Феди, стараясь лизнуть молодого хозяина в руку. Феде было так радостно его возвращение, хотелось нагнуться и приласкать Бусько, но он только раз погладил собаку:
- Но, но, Бусько, не шали. Свиделись, ну, свиделись…
В открытых дверях сеновала появился отец, в руках у него колодка грабель. Никогда-то у отца руки не бывают пустыми. Поднял ладонь, защищая глаза от солнца, узнал сына, улыбнулся скупо - чуть вздрогнули губы, снова исчез. Бусько маханул через изгородь, чуть коснувшись ногами верхней жердины, промчался по меже, по помосту и скрылся на сеновале: доложиться отцу, главному хозяину. Взлаял там, снова вылетел навстречу. Федя сразу поднялся на сеновал. Отец сидел на низенькой скамейке и прилаживал колодку грабель, незлобиво отмахиваясь от Бусько.
- Но, прибыл наконец.- Батя посмотрел на сына, молотком загнал деревянный зубец в отверстие колодки.
- Прибыл,- кивнул коротко Федя, вытащил из-под ремня топор, через голову разбалахонился и повесил шабур на ближний колышек, торчащий из стены.
- А чего это ты из лесу идешь?- спросил отец, никак не показывая своего удивления.- Отчего не с реки?
