(Джордж Байрон - Марино Фальеро, дож венецианский
Какую ж роль ему ты намечаешь?
Израэль
Главы, быть может.
Календаро
Как, и ты ему
Уступишь руководство?
Израэль
Да, конечно.
В чем цель моя? В победе нашей общей.
А власти не ищу я. Опыт мой,
Пожалуй, ловкость: - вот за что решили
Вы все избрать меня вождем, покуда
Получше нет. И если я нашел
Того, кого ты сам бы счел достойней,
Ужели я из чувства самолюбья
И в жажде краткой власти - общим благом
Рискну во имя личных интересов,
Не уступлю тому, кто превосходит
Меня как вождь? Нет, Календаро! Плохо
Ты знаешь друга! Но - решите сами.
Прощай пока, до встречи в должный час.
Позорче будь, и все пойдет прекрасно.
Календаро
Мой Израэль достойный! Ты всегда
Был храбр и верен, в голове и сердце
Тая те планы, что всегда готов я
Исполнить. Мне иных вождей не надо.
Не знаю, как товарищи решат,
Но я с тобой, - как прежде, так и ныне,
Во всех делах. Теперь - прощай, а в полночь,
Как ты сказал, мы встретимся опять.
Уходят.
АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Часть площади между каналом и церковью Санти Джованни э Паоло.
Перед церковью статуя всадника. Невдалеке на канале притаилась
гондола. Входит дож, один, переодетый.
Дож
Я поспешил. Но близок час, и голос,
Под сводом ночи прогремев, шатнет
Дворцы вот эти предсказаньем грозным,
До основанья мрамор сотряся,
И спящих от ужасных грез пробудит,
От смутного, но страшного предчувствья
Грядущих бед... Да, гордый город! Время
Кровь черную твою очистить: с ней
Ты стал чумным бараком тирании!
Мне выпало исполнить это дело;
Я не хотел и вот наказан; видел:
Растет патрицианская чума,
И сам, проспав опасность, заразился.
Я осквернен - и смыть волной целебной
Обязан пятна. Вот великий храм!
Здесь предки спят, чьих статуй тень ложится
На пол, нас отделяющий от мертвых;
И те сердца, где кровь бурлила наша,
Теперь лишь горстка пепла; что когда-то
Героев создавало, стало пылью;
Щепотка праха потрясала мир!
Храм тех святых, кто род наш охраняют,
Двух дожей склеп, моих отцов, погибших
Один в бою, другой среди трудов;
Склеп целой вереницы полководцев
И мудрецов, чьи подвиги и раны
Наследье мне! Разверзнитесь, гроба!
Пусть мертвецы заполнят все приделы,
На паперть выйдут - глянуть на меня!
И храм и род свидетелями будут,
Чем я подвигнут на такое дело;
Честь их герба, и благородство крови,
И славный титул - все посрамлено
Во _мне_. Не _мной_ - неблагодарной знатью;
Мы бились, чтоб до нас ее поднять,
Не выше нас. В особенности ты,
Отважный Орделафо! Ты погиб,
Где дрался я, - под Зарой; гекатомбы
Врагов, уложенные мной, потомком,
Подобной ли награды заслужили?
О тени! Улыбнитесь мне! Коль есть
Меж нами связь, моя задача - ваша:
Во мне и ваша честь, и ваше имя,
И судьбы рода. Дайте мне удачу
И город наш я сделаю свободным
И вечным и поставлю имя рода
Достойным вас и ныне и в веках!
Входит Израэль Бертуччо.
Израэль
Кто это?
Дож
Друг Венеции.
Израэль
Да, он...
Привет, мой дож; пришли вы раньше срока.
Дож
Готов идти на вашу сходку я.
Израэль
Слуга ваш! Я горжусь и счастлив, видя
Столь быстрое согласье. С нашей встречи
Сомнения у вас исчезли, видно.
Дож
Нет. Все же я отдам остаток жизни
На это дело. Жребий пал в тот миг,
Когда про вашу я узнал измену.
Не вздрагивай! Я _точен_. Мягким словом
Я не прикрою черное деянье,
Хоть сам готов свершить его. Когда
Ты соблазнял меня и я не бросил
Тебя в тюрьму, уже тогда я стал
Сообщником преступнейшим. Ты можешь
Предать меня, как мог и я тебя.
Израэль
Мой дож, я слов не заслужил столь странных.
Я не шпион; мы оба не шпионы.
Дож
"Мы оба"!.. Да, ты вправе говорить
О _нас_... Но к делу. Если дело выйдет
Венеция, свободной и цветущей,
Когда уже мы будем спать в гробах,
Пошлет к могилам нашим поколенья
Своих детей - ручонками кидать
На прах освободителей цветы,
Тогда деянье наше оправдают
Его итоги, и войдем, два Брута,
В грядущие анналы. Если ж нет
И мы падем, устроив заговор
И кровь пролив, хотя бы с чистой целью,
То мы - навек изменники, мой милый!
И ты и я, твой государь недавний,
Твой сомятежник через шесть часов!
Израэль
Не время рассуждать об этом; я бы
Нашел ответ. Пойдемте же на сходку;
Коль будем медлить, нас увидеть могут.
Дож
Нас видели и видят.
Израэль
Видят?! Кто?
Найду я - и клинок мой...
Дож
Спрячь, не нужно:
Не человек следит. Взгляни туда;
Что видишь?
Израэль
Только статую бойца
На гордом скакуне - при тусклом свете
Луны туманной.
Дож
Этот воин - пращур
Моих отцов, и памятник ему
Воздвиг наш город, им спасенный дважды.
По-твоему, он видит нас иль нет?
Израэль
Воображенье, государь! Нет глаз
У мрамора.
Дож
Но есть они у смерти.
Знай: дух живет в таких вещах и видит
И действует - незрим, но ощущаем.
И если чары могут вызвать мертвых,
То в нашем деле эти чары есть.
Такие деды, как мои, не в силах
Покоиться, коль вождь, последний в роде,
У их гробов святых со злобной чернью
Затеял сговор.
Израэль
Надо было взвесить
Все это раньше, чем примкнуть к великой
Борьбе. Вы сожалеете, я вижу?
Дож
Нет! но _страдаю_, и нельзя иначе.
Вмиг не погасишь ореол всей жизни;
В ничтожество не сократишься вмиг,
Чтоб убивать из-за угла, не медля...
Но не страшись. В страданье этом, в ясном
Сознании причин его - залог
Спокойствия для вас. И в клике вашей
Ни одного мастерового нет
С моей обидой и моею жаждой
Возмездия! Те средства, что я должен
Избрать, благодаря тиранам злобным,
Деянья те, которыми я мщу,
К ним ненависть внушают мне двойную!
Израэль
Идемте. О! Бьет час.
Дож
Идем, идем!
Надгробный звон! Венеции иль наш?
Израэль
Верней сказать - победный звон свободы
Ликующей. Сюда; недалеко.
Уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дом, где собираются заговорщики.
Даголино, Доро, Бертрам, Феделе,
Тревизано, Календаро,
Антонио делла Бенде и др.
Календаро
(входя)
Все здесь?
Даголино
С тобою - все, за исключеньем
Трех арсенальских. Израэля нет,
Но ждем его вот-вот.
Календаро
А где Бертрам?
Бертрам
Я здесь.
Календаро
Не смог ты свой отряд пополнить
До нужного числа?
Бертрам
Нет, кой-кого
Наметил я, но не рискнул доверить
Им тайну: раньше надо убедиться,
Достойны ли они доверья.
Календаро
Тайну
Им и не надо знать. Кто, кроме нас
И самых избранных друзей, о деле
Вполне осведомлен? Все полагают,
Что их Сенат призвал негласно, чтобы
Со знатными разделаться юнцами,
Беспутством оскорбившими закон.
Но коль начнут и сталь презренной кровью
Сенаторов гнуснейших обагрят,
То и других пойдут разить с разгону,
Вслед за вождями, следуя примеру,
А я такой подам, что им придется,
Из самолюбья и спасая жизнь,
Всех истребить, не медля ни минуты.
Бертрам
Всех - ты сказал?
Календаро
А ты б щадил? Кого же?
Бертрам
Я? Я щадить не вправе. Я спросил,
Подумав, что найдутся и меж гнусных
Те, чьи года и качества позволят
Их пожалеть.
Календаро
Да, жалостью, какой
Заслуживают те куски гадюки
Разрубленной, что корчатся под солнцем
В последней спазме ядовитой жизни.
Нет! Я скорее пожалел бы каждый
Зуб ядоносный в челюстях змеи
Раздувшейся, чем одного из этих!
Любой из них - звено единой цепи,
Часть общего дыханья, плоти, массы.
Они живут, пьют, жрут, плодятся, давят,
Пируют, лгут и убивают - вместе.
Пусть и подохнут, как _один_!
Даголино
Останься
_Один_ в живых - опасен он, как все.
Суть не в числе их - тысяча иль десять;
Мы выкорчевать _дух_ патрицианства
Должны; один лишь уцелей росток
От старого ствола - он укрепится
В земле и разрастется вновь листвою
Угрюмою и горький плод родит!
Должны, Бертрам, мы тверды быть.
Календаро
Смотри!
Я за тобой слежу, Бертрам.
Бертрам
Кто здесь
Не верит мне?
Календаро
Не я; иначе ты бы
Нам о доверье здесь не толковал.
Тебе мы верим, но мягкосердечность
Пугает нас твоя.
Бертрам
Вам всем известно,
Кто я и что. Как вы, и я восстал
На угнетенье. Пусть я мягок сердцем,
Как многие здесь думают, - согласен.
Но храбр я или нет, об этом скажешь
Ты, Календаро, кто видал меня
В _работе_. А возможные сомненья
