Мор Йокаи - Венгерский набоб
Мы еще в этом убедимся...
В день вступления мужа в должность Флора поехала с Фанни в город, где отведена была для Сент-Ирмаи резиденция при комитатской управе.
Самому-то Рудольфу хотелось, чтобы назначение его отмечалось с наименьшей помпой; чем-то чересчур восточным казалось ему, что имущее сословие, ни гроша на общественные нужды не дающее, тысячи и тысячи выбрасывает на одно какое-нибудь торжественное шествие и, ex nobili officio [по дворянской обязанности (лат.)] исправляя должность, обязано притом состояние свое подрывать.
И все-таки редкостное зрелище предлагали любопытным взорам эти съехавшиеся в город парадные дворянские бандерии с уездными предводителями во главе, с девизами на знаменах; эта дюжина молодых дворян в роскошных мадьярских национальных костюмах по бокам губернаторской кареты; это несметное множество людей, запрудивших улицы, усеявших крыши, и длинные вереницы разукрашенных экипажей, в которых восседали вельможи в своих отороченных лебяжьим пухом мантиях с застежками.
Знатнейшие дамы наблюдали за шествием с балкона губернской управы, среди них и графиня Карпати.
Она почти никого не узнавала из проезжавших мимо, так меняли внешность по-восточному пышные кунтуши и восточная величавость. Многие из юных всадников саблями отсалютовали ей.
Наконец сам губернатор проследовал с эскортом из двенадцати конных витязей. С обнаженной головой сидел он в открытой карете, и искренняя растроганность читалась на его красивом, благородном лице. О приближении губернатора возвещало везде звонкое "ура", - все наслышаны были о высоких его качествах, и все радовались, что комитат истинного патриота, справедливейшего человека приобретает в лице своего главы. Даже ни разу не видавшие Рудольфа тотчас узнавали его по лицу, с которого можно было античного героя лепить. Такими представляются воображению полководцы, которые, возвратясь с полей победоносных сражений, сбираются законы издавать: недавняя гроза врагов, они теперь - надежда народа и кумиры женщин.
Трепеща взирает на него графиня Карпати. Таким, пожалуй, лучше бы его все-таки не видеть!
Шествие втягивается в ворота управы, и спустя полчаса Рудольф уже стоит в огромном конференц-зале, возвышенной, одушевленной речью восторгая слушателей, чьи сердца готовы вон выпрыгнуть от этих пылких, сладостных, вдохновляющих слов! А Фанни слушает его с галереи. Ах, не видеть бы его лучше вот таким и не слышать! Она теперь не просто любит его - боготворит.
Но вдруг замечает, что снизу, из зала, кто-то усердно машет ей, подавая приветственные знаки и изгибаясь всем телом, даже на стул вскочив в конце концов для пущей приметности. Сначала Фанни его не узнала; лишь позже, всколыхнув множество неприятных чувств, пробудилось у нее воспоминание, что где-то видела она уже это мало симпатичное лицо. Г-н Кечкереи...
Что привело сюда достойного сего мужа? Ведь без причины он не любил себя утруждать.
Фанни стало очень не по себе при виде этого раздражавшего ее человека, который, к вящей ее досаде, глаз с нее не спускал.
За обычными церемониями последовал роскошный, как водится, обед, и гости вернулись в конференц-зал, с волшебной быстротой преображенный в бальный.
Весь цвет комитатского общества собрался здесь. Известнейшие мужи, красивейшие дамы.
Танцы открыл Рудольф в паре с герцогиней N. - дамой самой высокочтимой; потом стал, как принято, танцевать по очереди с остальными.
Сердце у Фанни так и забилось, она вся задрожала, увидев приближающегося к ней Рудольфа. Флору как раз пригласил на тур вальса кто-то из юных кавалеров, и она сидела одна.
Рудольф с изящным поклоном остановился перед ней и вежливо предложил сделать круг.
Как он был хорош в эту минуту!
Фанни не посмела даже в лицо ему взглянуть. А Рудольф, наклонясь вперед, уже руку ей предлагал.
Бедняжка еле нашла в себе силы вымолвить:
- Мне нельзя, сударь. Я после тяжелой болезни...
И так при этом побледнела, что Рудольфу оставалось только поверить.
В нескольких учтивых словах выразил он сожаленье, что лишается такого счастья, и отошел.
Фанни же долго не решалась поднять глаза, точно боясь, что он все еще перед ней... Наконец подняла - и увидела перед собой г-на Кечкереи.
- Настоящая мадонна Кармельская! [Кармель - священная гора в Палестине, место паломничества и обитания отшельников; ее название принял монашеский орден кармелитов] - воскликнул наш шевалье, далеко отнеся шляпу в знак почтения, и доверительно приблизился на шаг.
Фанни внутренне напряглась и насторожилась, точно догадываясь, что пред этим человеком надобно таиться. С холодной улыбкой приняла она его приветствие, притворясь, будто ничуть не боится.
- То, что вы не танцуете, для общества - огромная потеря, но столь же большое приобретение для меня, который тоже не танцует, - сказал наш герой со льстивой развязностью и уселся непринужденно рядом, раскинув фалды фрака и обхватив руками колено. - Вас не утомит, если мы поболтаем немного?
- Я слушательница терпеливая.
- Приятная новость взволновала на этих днях столицу, узнавшие ее рады безмерно.
- Что же это за новость?
- Что вы, сударыня, зиму в Пеште проведете.
- Это еще не наверно.
- Ах, вы меня в отчаяние повергаете. Неужто друг мой Карпати - супруг столь нелюбезный, что пожелание жены не торопится выполнить?
- Я не говорила никому, что в Пеште желаю жить.
"Скрытничает дамочка, - подумал Кечкереи, - пештский-то их особняк отделан уже. Выведаем сейчас".
- А ведь пештские салоны много интересного в этом сезоне обещают. Мы настоящее светское общество там соберем. Сепкиешди приедут, граф Гергей с матушкой, молодой Дарваи, кумир либеральной партии, бравый наш Реже Чендеи и Мишка Киш, гениальный авантюрист...
Фанни поигрывала равнодушно веером, никто из них ее не интересовал. ("Про этих всех она знает уже, эти не сюрприз для нее. Попробуем такого назвать, о ком и нам самим неизвестно; ну-ка".)
- Могу даже сказать с определенностью, что и триумфатор наш, Рудольф, тоже в столице зиму проведет со своей красавицей женой.
Ох! Неужто выдала себя? Сумела ли боль скрыть от внезапного удара?.. Нет, по ней не видно ничего. Одна лаконичная фраза в ответ:
- Не думаю, что мы поедем в Пешт.
С этим она поднялась. Танцы кончились, как раз и Флора подоспела, и они рука об руку пошли, прогуливаясь, по залу.
Кечкереи благодушно покачивался на канапе, раздумывая: "Отчего же это она задышала так тяжело, говоря: "Не думаю, что мы поедем в Пешт"?"
Оказавшись подле Рудольфа, Кечкереи не преминул воспользоваться случаем, - подхватил его под руку и прошелся с ним на манер лучшего друга на глазах блистательного общества.
Уместно напомнить тут о безупречном реноме г-на Кечкереи: отношения поддерживать с ним почиталось в свете вещью вполне "конвенантной" [от франц. "convenant" - принятый, приличный, подобающий].
(Придется в скобках извиниться за обилие иностранных словечек, но у меня просто не хватает смелости даже для салонного жаргона мадьярские соответствия изобретать; предоставляю сие лучшим против меня специалистам.)
Бравый г-н Кечкереи со своим спутником как раз остановился под люстрой, не знаю уж, то ли себя получше показать, то ли Рудольфа. Две юные дамы, царицы бала, под руку прошествовали мимо, и как были обе красивы! Видя их улыбающимися друг дружке, думалось невольно: что за диво! Солнышко солнышку светит.
- Ну, каковы? - в упоении сказал Кечкереи. - Кому бедный мифический Парис яблоко бы отдал, придись ему между этими богинями выбирать? И под руку. Поистине belle alliance! [нежный, прекрасный союз (франц.)] Нет, что я: affreuse alliance! [грозный, страшный союз (франц.)] Они ведь и поврозь весь мир могут покорить, зачем же им еще объединяться? Берегись, друг мой: это опасное союзничество. Карпати - обворожительная женщина.
- Моя жена красивей... - возразил Рудольф с трогательной безапелляционностью.
- Преклоняюсь перед тобой за такие слова. Ты чудо средь мужчин! Воистину жена твоя - ангел. Карпати бледнеет в сравнении с ней. Это вообще не тот тип, что нравится людям ума. Ее красота слишком чувственна.
- Ну-ну, я вовсе не требую ради одной другую чернить, - готов даже признать, что и Карпати очень красива. Вкусы разные, кому-то именно она может казаться идеалом.
- Совершенно верно, вот, к примеру, бедный Абеллино, который считал одно время, что после Елены или Нинон де Ланкло [де Ланкло Нинон (1620-1705) - одна из красивейших и образованнейших дам парижского полусвета] женщины красивей не родилось. И попробовал бы кто с ним поспорить! Совсем без ума был от нее. Чуть даже не разорился: шестьдесят тысяч форинтов на нее издержал.
- Как так? - спросил Рудольф в изумлении.
- Ma foi! [Клянусь богом, ей-богу! (франц.)] Вот наивный вопрос, рассмеялся Кечкереи добродушно. - Ты что же, не знаешь, как деньги тратят на молодых дам?
