Джуд Морган - Тень скорби
Шарлотта пытается выбросить это из головы и сосредоточиться на завершении нового романа, но сквозняки сомнений все равно назойливо свистят рядом. Джен Эйр не ездит ни в какие путешествия. Джен Эйр для нее реальна, как дыхание, как боль и свет, который режет глаза и не дает спать, — но быть может, в конечном счете, она всего лишь, как Заморна, личная фантастическая прихоть, бесполезная для того, кто хочет договориться с миром.
А мир похож на судебного пристава, который преследует Брэнуэлла, на кредитора, который, сложив руки, поджидает в соседней комнате с ордером на твой арест в кармане. Папа не может заставить его уйти; папа, несмотря на всю энергичность и восстановленное зрение, пожилой человек и служитель Церкви, чье право на владение домом заканчивается вместе с жизнью. Брэнуэлл не в силах заставить его уйти: это все, что теперь можно о нем сказать. Так что карьера Беллов может оказаться простым отклонением от пути к истинной доле сестер Бронте — работе гувернантками и учительницами, поступлению на эти нелюбимые должности в любой дом, какой только удастся найти, чтобы перебиваться тем, что есть, пока не сделаешься старой девой. Поистине, все указывало на это. Чувствуешь, как тебя крутит, клонит и подталкивает к уготованному будущему, точно стрелку компаса.
Поэтому, когда начинается мечта, возникает мысль: что ж, мы привыкли к мечтам, мы знаем, что такое менять реальность. Мы делали это много лет назад, сочиняя истории, сшивая самодельные книги. Взгляните на бисерный почерк, на крохотные стежки. Но теперь мир, как это ни поразительно, заходит в нашу холодную комнату и хочет присоединиться.
Мечта начинается с отказа. «Смит, Элдер и Ко» не хотят публиковать «Учителя». Но вместо лаконичного сообщения отказ приходит как часть длинного продуманного письма, объясняющего, почему именно они не хотят его публиковать. Они отвергают не стиль Каррера Белла, но довольно скудный, монотонный образ его выражения. Они были бы очень заинтересованы увидеть полновесный трехтомный роман, вышедший из-под пера Каррера Белла.
Перо Каррера Белла летит. Дайте мне месяц, просит Шарлотта. Она по-прежнему ожидает неудачи, разочарования: возможно, она не успеет закончить его, возможно, она не попадет в струю. (Так они прозвали настроение писать за его физическую природу: повесть горячей струей расходится по сосудам от сердца к кончикам пальцев.) Через три недели, чувствуя, что глаза словно засыпаны песком, а верхушка черепа открыта, Шарлотта дописывает последние строчки «Джен Эйр». На следующий день она на железнодорожной станции в Китли вверяет рукопись молодому золотушному клерку, который, похоже, ничего не знает о предоплаченных посылках.
Затем привычное ожидание неудачи. Двухнедельное молчание: что ж, наверное, книга им не понравилась. (Снова проклятое волнение в час, когда приносят почту и разоблачается очень многое.) Неожиданно приходит письмо. Мистер Уильямс, рецензент фирмы, который был так оптимистичен, теперь стал еще оптимистичнее. Он и мистер Смит, глава фирмы, не только восхищаются книгой — они хотят ее опубликовать.
Прекрасно, вот тут, без сомнений, и кроется неудача — это будет на каких-нибудь хитрых условиях, вроде тех, что выдвинул примолкший мистер Ньюби. Но нет, «Смит, Элдер и Ко» предлагают ей сто фунтов за «Джен Эйр».
— Как ты можешь колебаться? — восклицает Эмили.
— Это кажется каким-то неправильным. То, как с вами обошелся мистер Ньюби… Может, попробовать вырваться из его лап и написать мистеру Смиту? Уверена…
— Если бы мы так сделали, то опустились бы до его уровня. Кроме того, мы уже получаем пробные оттиски, этого не остановишь. Вперед, вперед, Шарлотта, мы сделали свой выбор, ты — свой, и твой выбор оказался удачнее. Разве не видишь, что мы рады за тебя?
И рады тоже. Приниженно. И все-таки в чем-то должна таиться неудача.
Впрочем, эти мысли, наверное, от волнения. Мистер Уильямс в своем серьезном, глубокомысленном стиле делает кое-какие замечания по поводу ранних глав романа. Сцены, где юная героиня оказывается в Ловудской школе, которой управляет чудовищно лицемерный священник мистер Брокльхерст, яркие, но весьма мучительные. Эти эпизоды угнетения и страданий, кульминация которых наступает со смертью несчастной, безжалостно преследуемой девочки Элен Бернс, — может, их лучше урезать или подправить?..
Нет. Шарлотта упирается, настаивает: оставьте их, оставьте правду. Мария и Элизабет умерли, но правда жива. Прошло больше двадцати лет с тех пор, как Шарлотта стояла перед преподобным Кэрусом Уилсоном и дрожала, не способная ответить ему. Наконец он получит ответ.
Но даже это не вызывает затруднений. Мистер Уильямс соглашается, и теперь остается только ждать. Судя по опыту Эмили и Энн, дело это долгое.
Не успела она подписать своим именем, то есть именем Каррера Белла, договор, как уже начали приходить пробные оттиски. Она вообще уехала в Брукройд погостить у Элен, ничего не ожидая в ближайшие недели, и тут Эмили шлет корректуру ей вслед. Так, в перерывах между тихими беседами с Элен Шарлотта правит оттиски своей книги, а Элен шьет и смотрит не безразлично, но и без любопытства, потому что даже не мечтает спрашивать. Она отмечает, что ее брат Генри немного разошелся во мнениях со своими прихожанами по поводу участка под кладбище для диссентеров[105], однако дискуссии носят преимущественно спокойный характер. Шарлотта отвечает: «Хорошо» — и правит небольшую типографскую ошибку в описании того, как балдахин над кроватью мистера Рочестера поджигает сумасшедшая узница-жена.
— Ах, Шарлотта, только бы не забыть, у меня есть очень милый чепец для Тэбби и баночка яблочного сыра для Энн, очень хорошо помогает от кашля и простуд.
Да, совсем ослеп наш мистер Эдвард.
Я боялась худшего. Я боялась, что он помешался.
— Очень мило с твоей стороны, Элен.
— А как поживает милый мистер Николс?
— Ах, он навещает родственников в Ирландии. Не пойму, с чего ты решила, что он милый.
— Что? Только не говори, что он плохой, моя дорогая Шарлотта.
Читатель, я вышла за него замуж.
— Нет, он просто никакой.
Но теперь с корректурой покончено, а значит, судя по опыту Эмили и Энн, дальше наступит полный штиль и целую вечность ничего не будет происходить. Что ж, ничего не происходит в течение пары недель; а потом шесть авторских экземпляров «Джен Эйр», романа Каррера Белла, приходят в Хоуорт напечатанными, переплетенными и законченными. Последняя судорога пессимизма: безусловно, при такой скорости печать будет низкопробной… Нет. Нет, теперь придется распрощаться с этими мыслями. С сегодняшнего дня красная куртка и бренчащий колокольчик почтальона предвещают растущее изобилие чудесных бессмыслиц.
«Джен Эйр», пишет мистер Уильямс, книга сезона. Это означает, что она продается настолько быстро, что они уже готовят второе издание. Это означает пересылаемые мистером Уильямсом отзывы всех крупных газет и журналов, которые Шарлотта поначалу тихонько читает про себя, надув губы и краснея, как будто ей говорят невообразимо интимные вещи. Потом Эмили и Энн заставляют ее читать вслух. Книга, представляющая исключительный интерес… Удивительная книга… Все современные авторы серьезных романов блекнут в сравнении с Каррером Беллом… Нет, это вздор. Продолжай, Шарлотта, продолжай. Книга решительной силы… Выдающееся произведение… Книга, обладающая неповторимым очарованием… Из глубин скорбного жизненного опыта рождается голос, перекликающийся с опытом тысяч…
Это как отдаленный шум по всей линии горизонта, гром приближающейся освободительной армии или революции. Тем временем на внутренней стороне окон пасторского жилища появляется первый лед. А Сторож загоняет в переднюю лапу колючку, и Эмили ее вытаскивает, рыча на пса не хуже, чем он на нее. Брэнуэллу перепадают какие-то деньги, вероятно, из обычного источника, и он на целый день исчезает, чтобы вернуться домой на ватных ногах, с белым, как мука, лицом. Занятый ворчливой перепалкой с самим собой, он пытается понять, что же имел в виду этот чертов парень, что конкретно он хотел этим СКАЗАТЬ. Папа просит поблагодарить Элен за заботливый подарок — каминный экран. А мистер Уильямс пересылает Шарлотте письмо Теккерея с лестными отзывами о «Джен Эйр». Боже мой, того самого Теккерея, чья великолепная «Ярмарка тщеславия» выходила по частям в прошлом году, того самого, кем Шарлотта восхищается больше, чем всеми современными авторами. Это ослепляет и путает мысли. Как будто сама королева Виктория предложила ей поменяться местами.
И теперь не годится думать об этом, как о чем-то, что просто принадлежит далекому острову под названием Лондон, где странным вещам сам Бог велел происходить. Мистер Уильямс сообщает о письмах и записках из Эдинбурга и Дублина, из соседнего Лидса, от капитана морского судна, находящегося сейчас в плавании.
