Элизабет Гаскелл - Север и Юг
Глава 40
Не в лад
Я не ошибся в том, что отступил,
Ведь то, что не имел, нельзя забрать.
Отныне, горькой правды не тая,
Своим несчастьем я вознагражден.
А тот, другой, должно быть, рад,
В награду получив любовь, которой я лишен.
Томас УайеттМаргарет не ожидала, что визит мистера Белла доставит ей удовольствие. Она только надеялась, что приезд старого друга порадует отца. Но когда крестный приехал, они тут же стали добрыми друзьями. Гость сказал, что на самом деле его покорила не она – красивая и славная девушка, – а ее наследственная сила, которой он не мог сопротивляться. В свою очередь, Маргарет ответила, что он выглядит свежим и юным, несмотря на свою мантию и квадратную академическую шапочку.
– Вы свежи и молоды в своем добром сердце. Вот что я хотела сказать. Впрочем, должна признаться, что ваши мнения кажутся мне самыми закостенелыми из всех, что я встречала за последнее время.
– Хейл, послушай свою дочь. Пребывание в Милтоне испортило ее. Она тут превратилась в демократку, красную республиканку, социалистку и члена Мирного общества…
– Папа, это все из-за того, что я восхваляю прогресс мировой торговли. Будь его воля, мистер Белл до сих пор менял бы шкуры животных на желуди.
– Нет, я бы возделывал землю и выращивал картофель. И еще я стриг бы диких зверей и ткал полотно. Так что не преувеличивайте, мисс! Хотя я действительно устал от этой суеты. Все расталкивают друг друга в спешке стать богачами.
– Не каждый может сидеть в уютно обставленных комнатах колледжа и лениво смотреть со стороны на свои растущие богатства, – заметил мистер Хейл. – Не сомневаюсь, что многие люди были бы благодарны, если бы их собственность вдруг возросла в цене, как в твоем случае.
– Не думаю, что это обрадовало бы их. Им нравятся борьба и суматоха. Кто бы из этих людей согласился сидеть в кабинете, изучая прошлое и грезя о будущем в пророческом духе ученой братии? Зачем им подобные занятия? Фу-фу-фу! Я не верю, что в Милтоне найдется человек, способный тихо сидеть на одном месте. А ведь это великое искусство!
– Не удивлюсь, если милтонцы считают, что жители Оксфорда не умеют двигаться. Было бы неплохо перемешать их друг с другом.
– Это пошло бы на пользу только милтонцам. Им часто нравятся вещи, неприятные для других людей.
– Но ведь вы тоже из Милтона, – заметила Маргарет. – Я думала, вы гордитесь своим родным городом.
– Пока не вижу, чем гордиться. Вот если бы ты приехала в Оксфорд, Маргарет, я показал бы тебе настоящие места славы.
– Хорошо, – сказал мистер Хейл. – Сегодня вечером к нам на чай придет мистер Торнтон. Он гордится Милтоном с таким же энтузиазмом, как ты – Оксфордом. В общении друг с другом вы оба должны расширить свои взгляды.
– Спасибо, но я не хочу расширять свои взгляды, – ответил мистер Белл.
– Мистер Торнтон придет к нам на чаепитие? – уточнила Маргарет.
– Часов в пять, а может, чуть позже. Он не мог указать точного времени. Попросил, чтобы мы его не ждали.
Мистер Торнтон решил не спрашивать у матери, насколько обстоятельным был ее разговор о неправильном поведении Маргарет. Он знал, что отчет о проведенной беседе расстроит его своей необъективностью. Ему было хорошо известно, как будет выглядеть случившееся с ее точки зрения. Он и без того ежился, когда мать произносила имя Маргарет. Порицая и ревнуя мисс Хейл, мистер Торнтон продолжал любить ее – мучительно и страстно. Он мечтал о ней – представлял себе, как она танцует перед ним с распростертыми руками, легко и весело. И он ненавидел себя за этот манящий образ, лишенный ее характера. Словно некий злой демон завладевал ее формой, отштампованной в его сознании. Поэтому, пробуждаясь от грез, мистер Торнтон с трудом мог отделить Уну от Дуэссы[6], и отвращение, которое он питал к последней, казалось, затмевало и искажало первую.
Однако гордость не позволяла ему признать свою слабость, заставлявшую его избегать встреч с Маргарет. Он не сторонился ее, но и не искал возможности увидеться с ней. Убеждая себя в могучей силе самоконтроля, мистер Торнтон задерживался на работе едва ли не до полуночи. Сегодня же каждое свое действие он совершал с необычной для себя медлительностью – и в результате добрался до дома мистера Хейла только после восьми вечера. Затем они с мистером Беллом долго обсуждали новый договор аренды. В итоге его собеседник, сидевший у камина в кабинете мистера Хейла, начал устало настаивать на том, что все дела улажены и что они могли бы подняться наверх. Но мистер Торнтон боялся переходить в гостиную. Он сердился и считал мистера Белла скучным собеседником, в то время как тот находил мистера Торнтона грубым и несдержанным парнем, утратившим и разум, и манеры. Наконец легкий шум на верхнем этаже привлек их внимание и возбудил любопытство. Войдя в гостиную, они увидели Маргарет, читавшую вслух письмо из Лондона. При появлении джентльменов послание было тут же отодвинуто в сторону, но мистер Торнтон услышал, как мистер Хейл сказал мистеру Беллу:
– Это письмо от Генри Леннокса. Оно вселило в Маргарет большие надежды.
Мистер Белл кивнул. Когда мистер Торнтон посмотрел на Маргарет, та покраснела, как майская роза. Ему захотелось выйти из комнаты и больше никогда не возвращаться в этот дом.
– Ваш деловой разговор так затянулся, – сказал мистер Хейл. – Мы с Маргарет подумали, что вы действительно вняли нашему совету и попытались изменить друг друга.
– И вы надеялись, что от нас ничего не останется, кроме хвостов, как у килкеннийских котов?[7] На чьи же убеждения, как наиболее жизнестойкие, вы ставили?
Мистер Торнтон не имел понятия, о чем они говорили. Он посчитал невежливым перебивать двух джентльменов, но мистер Хейл нашел уместным просветить его.
– Видите ли, мистер Торнтон, сегодня утром мы обвинили мистера Белла в средневековом оксфордском фанатизме, который восстановил его против Милтона. Представляете? Родного города! Мы с Маргарет предположили, что ему было бы полезно пообщаться с одним из милтонских фабрикантов.
– Прошу прощения! Маргарет сказала, что это милтонским промышленникам было бы полезно пообщаться с представителем Оксфорда. Не так ли, мисс?
– Я верю, что обеим группам не помешало бы общение друг с другом. И я уже не помню, чья это была идея – моя или папина.
– Итак, мистер Торнтон, – подытожил мистер Белл. – Там, внизу, в кабинете мистера Хейла, мы должны были просвещать друг друга, а не говорить о разорении Смитов и Харрисонов. Однако мне хотелось бы внести свою лепту. Меня интересует, когда жители Милтона намерены жить? Пока все их существование тратится на сбор средств для будущей жизни.
– Под «жизнью», я полагаю, вы имеете в виду различные удовольствия? – уточнил мистер Торнтон.
– Да, удовольствия. Я не уточняю, какие именно, поскольку уверен, что мы оба рассматриваем большую часть наслаждений как некое обобщенное удовольствие.
– Тем не менее я определил бы природу удовольствий.
– Ну, скажем, удовольствие от досуга, удовольствие от власти, которое приносят с собой деньги. Вам же нравится увеличение вашего капитала? Для чего вам деньги?
Мистер Торнтон выдержал небольшую паузу.
– На самом деле я не знаю, для чего мне деньги. Цель моей жизни другая.
– Какая?
– Это личная тема. Отвечая на ваш вопрос, я должен был бы открыть информацию, которую не готов выносить для публичного ознакомления.
– Нет, давайте не будем затрагивать личности в нашей дискуссии, – сказал мистер Хейл. – Никто из вас не может быть представителем каких-то социальных групп. Вы слишком индивидуальны для таких обобщений.
– Не знаю, считать ли это комплиментом, – ответил мистер Белл. – Мне нравится видеть себя представителем Оксфорда, с его красотой, образованностью и гордой историей. Что ты скажешь, Маргарет? Я могу иметь такие претензии?
– Я никогда не бывала в Оксфорде. Наверное, имеется разница между представителями города и представителями горожан.
– Совершенно верно, мисс. И теперь я вспомнил, что это ты возражала мне утром, защищая жителей и промышленников Милтона.
Маргарет заметила удивленный взгляд мистера Торнтона, и ее раздосадовало толкование ее мнения мистером Беллом, которое хозяин милтонской фабрики мог неправильно понять.
– Хотел бы я показать тебе нашу Хай-стрит и площадь Рэдклиффа, – продолжил мистер Белл. – Я специально не упоминаю наши колледжи, чтобы в своих суждениях о чарах Милтона уважаемый мистер Торнтон не приводил в пример местные фабрики. У меня имеется полное право на критику родного города. Не забывайте, я милтонский парень.
Его слова рассердили мистера Торнтона больше, чем он ожидал. Ему действительно было не до шуток. В другое время он позабавился бы этим немного брезгливым осуждением Милтона, где жизнь бурлила и противоречила привычкам оксфордского академика. Но в данный момент, раздраженный и задетый за живое, он бросился на защиту того, что даже не было серьезно атаковано.
