Ричард Райт - Сын Америки
Сейчас в нашей власти решить вопрос, который в будущем может оказаться неразрешимым!
Ваша честь, у нас была уже одна Гражданская война; и, если богачи и собственники разбираются в психологии угнетаемых масс не лучше, чем в душевном мире этого мальчика, может вспыхнуть и вторая.
Я не предлагаю вам разрешить все эти проблемы, не покидая зала суда. Это выходит за пределы наших обязанностей, да и наших возможностей тоже. Но вопрос о том, будет этот черный мальчик жить или умрет, мы должны решить, помня о реальном положении вещей. Тогда по крайней мере ясно будет, что мы _видим_ и _знаем_! А видеть и знать - это значит понимать, что недалек день, когда эта единственная жизнь встанет перед нами, повторенная тысячу раз!
Ваша честь, я прошу сохранить этому мальчику жизнь, приговорив его к пожизненному заключению. Чем для Биггера Томаса будет тюрьма? Он получит там блага, которых никогда не имел, живя на свободе. Такой приговор будет больше чем простым актом милосердия по отношению к нему. В первый раз он почувствует, что _живет_. В первый раз попадет в орбиту нашей цивилизации. Он станет единицей, хотя бы и под номером вместо имени. В первый раз у него установятся определенные взаимоотношения с миром. Даже помещение, в котором он проведет всю свою жизнь, будет гораздо лучше тех, к которым он привык. Такой приговор явится первым признанием его как личности. Длинный ряд пустых лет впереди даст его чувствам и разуму прочный и надежный стержень, который поможет ему обрести в своей жизни смысл. Другие арестанты будут первыми людьми, с которыми он сможет общаться как равный с равными. Стальная решетка между ним и обществом, законы которого он преступил, будет надежной защитой от ненависти и страха.
Я повторяю, ваша честь, даруйте Биггеру Томасу жизнь. И вы укрепите два основных принципа нашей цивилизации, два краеугольных камня, на которых мы построили могущественнейшее государство в мире: свободу и уверенность в завтрашнем дне, сознание, что личность неприкосновенна и что ее права не могут быть нарушены.
Не будем забывать, что весь грандиозный размах нашей современной жизни, наши электростанции, железные дороги, лайнеры, самолеты и шахты - все это основано на этих двух принципах, возникло из нашей мечты о создании нерушимого оплота, который оградит человека и его совесть от насилия.
Ваша честь, общественный порядок поддерживается не судом и не военной силой. Само присутствие войск здесь служит доказательством, что этот порядок уплывает у нас между пальцами. Общественный порядок зиждется на общественном доверии; на уверенности в том, что _всем нам_ ничто не грозит и ничто _не будет_ грозить.
Когда богатые настаивают на проявлении и применении силы, на быстром мщении, на беспощадной казни, это значит, что они хотят защитить маленький уголок своего личного благополучия от миллионов, у которых они его вырвали, - угнетенных миллионов, в чьих сердцах жива еще мечта о собственном благополучии и счастье.
Ваша честь, во имя всего, что для нас дорого и свято, я прошу вас сохранить этому мальчику жизнь! Всеми силами своего существа я прошу вас об этом не только ради него, но и ради нас самих.
Биггер слышал, как в тишине зала прозвучали последние слова Макса. Когда Макс сел на свое место, Биггер увидел в его глазах усталость. Слышно было, как он тяжело дышит. Биггер не понял речи Макса, но по его интонации уловил смысл отдельных мест. Вдруг ему пришло в голову, что его жизнь не стоит тех усилий, которые Макс затратил, чтобы спасти ее. Судья постучал по столу молотком, возвещая перерыв. В зале стоял громкий шум, когда Биггер поднялся с места. Полисмены отвели его в ту же маленькую комнату и встали у дверей. Вошел Макс и сел рядом с ним, молча, опустив голову. Один полисмен принес поднос с едой и поставил его на стол.
- Ешьте, Биггер, - сказал Макс.
- Я не голоден.
- Я сделал все, что мог, - сказал Макс.
- Мне хорошо, - ответил Биггер.
В эту минуту Биггер не думал о том, удалось Максу спасти его жизнь или нет. Он был переполнен горделивым сознанием, что Макс произнес свою речь только ради него, ради того, чтобы спасти его жизнь. Он гордился не смыслом этой речи, но самим фактом. Для него это уже было много. Еда на подносе остывала. Сквозь приоткрытое окно доносился глухой рев толпы. Скоро нужно будет вернуться в зал и слушать Бэкли. На этом все кончится, останется только слово судьи. А когда судья скажет свое слово, он узнает, жить ему или умереть. Он опустил голову на руки и закрыл глаза. Он услышал, как Макс встал, чиркнул спичкой и закурил.
- Биггер! Возьмите выкурите сигарету.
Он взял сигарету, Макс поднес ему спичку; он глубоко втянул в себя дым и сразу почувствовал, что ему не хочется курить. Он вынул сигарету изо рта и смотрел, как вьется дым перед его воспаленными глазами. Вдруг он вздрогнул: в дверь заглянул полисмен.
- Через две минуты начинается заседание!
- Мы идем, - сказал Макс.
Под охраной полисменов, как и прежде, Биггер вернулся в зал. Он встал при входе судьи и снова сел.
- Слово имеет представитель обвинения, - сказал судья.
Биггер повернул голову и увидел, что Бэкли поднялся со своего места. Он был одет в черное, и в петлице у него торчал маленький розовый цветок. Весь его вид, вся повадка настолько были проникнуты зловещей уверенностью, что Биггер сразу почувствовал: он погиб. Что он может против такого человека? Бэкли облизнул губы и обвел взглядом публику; потом повернулся к судье.
- Ваша честь, мы живем в стране, где действует закон. В законе воплощена воля народа. Я нахожусь здесь как блюститель и слуга закона, представитель организованной воли народа, и мой долг - следить за тем, чтобы воля народа исполнялась неукоснительно и точно. Если же она будет нарушена, то лишь вопреки моим самым решительным и категорическим настояниям.
В качестве прокурора штата Иллинойс я требую от нашего высокочтимого суда, чтобы ввиду исключительного значения данного дела к подсудимому была применена высшая мера наказания, предусмотренная законом, единственная мера, способная устрашить убийцу, - смертная казнь!
Я требую этого во имя защиты нашего общества, наших близких, нашего семейного очага. Я требую этого во исполнение принятого мной под присягой обязательства в меру моих сил способствовать соблюдению закона, охране священной человеческой жизни, поддержанию существующего строя, предупреждению преступлений и строгому наказанию преступников. Никакими другими соображениями или мотивами я не руководствуюсь.
Я говорю от лица семьи Долтонов и семьи Мирсов, от лица ста миллионов честных и трудолюбивых американских граждан, привыкших свято чтить закон. Я представляю здесь те силы, которые обеспечивают мирный и свободный расцвет искусства и науки, тем украшая и обогащая нашу жизнь.
Я не стану принижать достоинство суда и справедливость требований народа, пытаясь опровергнуть нелепые, опасные и чуждые нам коммунистические идеи, выдвинутые защитой. Я полагаю, что лучшим отпором им послужит смертный приговор этому выродку человечества, Биггеру Томасу!
Может быть, мои слова звучат сурово, когда я, говорю: _Приговорите его к смертной казни и приведите приговор в исполнение, невзирая ни на какие мольбы о сострадании_. Но мною движет истинное сострадание и милосердие, ибо применение закона во всей его строгости позволит миллионам честных граждан спокойно заснуть сегодня, зная, что завтра на их дом и жизнь не ляжет черная тень смерти.
Может быть, мои слова звучат жестоко, когда я говорю: _Пусть подсудимый заплатит жизнью за свое злодеяние!_ Но на самом деле это означает лишь, что закон благодетелен, выступая на защиту миллионов достойных жизней, ограждая детей, стариков, немощных, слепых и слабых от тех, кто не уважает закон, глух к голосу разума и не знает удержу в своих гнусных поступках.
Может быть, мои слова звучат беспощадно, когда я говорю: _Подсудимый признал свою вину и заслуживает высшей меры наказания!_ Но на самом деле это означает лишь, что закон милостив и всесилен, ибо ему мы обязаны тем, что сидим сегодня здесь, в этом зале, творя беспристрастный и правый суд, и не дрожим от страха, что, может быть, в эту самую минуту какая-нибудь человекоподобная черная обезьяна влезает в окно нашего дома, чтобы насиловать, убивать и сжигать наших дочерей!
Ваша честь, я утверждаю, что закон священен; он - основа всех наших заветнейших ценностей. Он позволяет нам не заботиться о нашей физической безопасности и обращает нашу энергию на более высокие и благородные цели.
Когда человек впервые почувствовал, что может спокойно предаваться своим мыслям и чувствам, ибо священный закон заступил место ножа и ружья, он шагнул из звериного царства в человеческое.
Я утверждаю, что закон священен, ибо он сделал нас тем, что мы есть! И горе тем людям - и той цивилизации! - которые из страха или ложного сострадания расшатывают прочное здание закона, обеспечивающего нам гармоническое существование на этой земле.
