Джеймс Джойс - Улисс (часть 3)
Гомеров план снова шаток, если не сказать больше. Автор сопоставляет эпизоду приключение, следующее за "Сциллою и Харибдой" (XII, 260-398): на острове Тринакрия, вопреки предостережению Цирцеи, спутники Одиссея перебили слященных быков Гелиоса. Связь с беседою медиков (так обычно называют сидящую компанию, хотя из десятерых в ней не больше пяти-шести медиков) вся держится на утверждаемом в схеме Джойса соответствии: "Быки плодородие (плодоносность, плодовитость)". Бесспорно, это соответствие не надуманно, а вполне явственно - от египетского Аписа и до современного восприятия быка как "производителя", символа оплодотворяющей мощи. Но Гомеровы быки Гелиоса - исключение. Во всем мифе о них мотива плодородия вовсе нет, а есть обратное утверждение: "В каждом их стаде числом пятьдесят; и число их вечно одно; не плодятся они (XII, 130-131). Этих-то бесплодных животных Джойс делает символом плодородия, а речи сидящих школяров уподобляет убийству их, поскольку в этих речах нет почтения к материнству и стремления плодить чад. Увольте. Подобными рассуждениями нетрудно установить связь эпизода с любою наобум взятою страницей Гомера. Или Гайдара.
Если же, напротив, принять Джойсово соответствие, то к нему естественно добавляется ряд других. По схемам, Тринакрия - Родильный Приют, Гелиос Хорн, нимфы Лампетия и Фаэтуса, пасущие быков, - сестры в приюте. Но даже теперь не кажется убедительным последнее и главное соответствие: "Преступление - мошенничество". В речах медиков Джойс специально сгустил только их наукообразие, но не озаботился в них ввести какие-либо яркие и резкие выпады против "быков" плодовитости и материнства. Никаких особых кощунств против этих принципов, никакого истового "античадородия" тут нет. Нет равно и "мошенничества" как нарушения долга, завета "плодитесь и размножайтесь", ибо все - юноши, неженаты, и каждый еще вполне может оказаться многодетным отцом. Зато есть обратный момент: один из главных заводил, Маллиган, в полном согласии со своей классической и фаллической ролью карнавального шута, представляет буйную стихию вольных совокуплений и оплодотворений.
В итоге надо признать, что сколько-нибудь весомых, не притянутых за уши соответствий меж данным эпизодом и Гомеровым мифом об убийстве быков нет.
Тематический план. Джойс начинал "Улисса", предполагая для каждой его главы одну сверхзадачу: соответствие с некоторым эпизодом "Одиссеи". Затем постепенно особое и самодовлеющее значение для художника приобрела форма, способ письма - и возникла вторая сверхзадача: реализация в каждой главе новой техники, нового ведущего приема. Одновременно возникла и проблема совмещения, согласования этих задач: понятно, что они вполне могут мешать друг другу. Тем не менее, "Быков Солнца" Джойс решает наделить еще более сложным заданием. Формальная сверхзадача является здесь столь же странной и неожиданной для прозы вообще, сколь естественной и назревшей для прозы Джойса: она состоит в создании серии стилистических моделей, объемлющих всю историю английского литературного языка, от древности до современности. Уникальное стилистическое чутье, талант писать любым стилем проявились рано у Джойса и постоянно искали выхода. Еще в школе, как вспоминает брат, он писал сочинения, имитируя стиль какого-нибудь автора Карлейля, Ньюмена, Маколея, Де Квинси (их всех мы встретим в "Быках"). Тяга к стилистической имитации оставила уже немалый след и в "Улиссе": мы ее видели в "Эоле", в "Циклопах". И наконец, теперь моделирование стилей прямо ставится во главу угла.
Серия моделей показывает развитие, эволюцию стиля - и в сочетании с темой "Быков", с местом их действия, это рождает у Джойса новую эксцентрическую идею, в духе его миметизма и любимых им телесных метафор и параллелей. Вынашивание и рождение плода давно было для него одной из главных метафор процесса творчества. Помимо того, беременность, развитие зародыша, роды интересовали его сами по себе, в молодости он начинал изучать медицину, а в 1908 г., когда у Норы случился выкидыш, он со вниманием осмотрел погибшего эмбриона. И он решает, что, наряду с развитием стиля, эпизод еще изобразит и развитие эмбриона в материнской утробе, процесс онтогенеза: отчего бы не уподобить эти процессы, считая зарождение литературного языка его зачатием, а современный вольный язык, жаргонный и разговорный, - младенцем, вышедшим из утробы в мир? (Действительно, отчего бы?) Он составил подробную помесячную таблицу развития эмбриона и всегда держал ее на столе. Но можно пойти дальше. В биологии онтогенезу параллелен филогенез, процесс развития форм жизни - и развитие стиля может отразить также и этот процесс, иметь перекличку и с ним. Так что задуманная серия моделей, писал Джойс другу, "связана со стадиями развития эмбриона и с периодами эволюции фауны вообще".
Такова экзотическая картина всех задач "Быков Солнца". Не говоря об эстетической оправданности, трудно считать ее практически выполнимой и еще трудней - выполненной. Мы уже видели, что традиционное соответствие с Гомером здесь шатко и сомнительно. Та же судьба постигает и биологические задания. Автором расставлен в тексте ряд небольших деталей - как правило, единичных слов, - намекающих на стадии развития зародыша, как и на стадии биоэволюции (к примеру, "дракон" и "змеи" в модели Мандевилля - как указания на "эпоху рептилий"). Рядом с ними, однако, множество других деталей, более крупных, никак не согласующихся с этим развитием; и в итоге Дж.Эзертон, крупнейший специалист по "Быкам Солнца", заключает так: "Мне представляется невозможным свести все Джойсовы подробности в последовательную картину".
Но главная, стилистическая задача выполнена виртуозно. Большинство прототипов узнаваемы сразу, без колебаний; но некоторые не столь очевидны, и в разных исследованиях и комментариях до сих пор существуют расхождения в списках образцов (хотя обычно общее их число - 32). Степень и точность следования образцам очень разнится. Джойс брал многие из них из антологий, очень небезупречных с современной точки зрения, и в ряде случаев его язык оспорим. Однако эти филологические тонкости - ничто перед вопросами и тупиками, встающими при переводе такого текста. Общий принцип выбирать не приходится - историю может передать лишь история, стиль и язык должны меняться от древних истоков до современного жаргона. И, слава Богу, история русского литературного языка, от киевских и болгарских истоков до символизма и жаргона начала века (дальнейшее не касается нас), по разнообразию стилей и словарей, по диапазону произошедших изменений, смело выдерживает сравнение с любым из новых языков Европы. Основные проблемы дальше: как же отобразить, спроецировать их историю на нашу? что здесь "соответствует" чему? одинакова ли современная непонятность у "Повести временных лет" и у того, что называют "язык короля Альфреда и епископа Эльфрика"? Лишь иногда имеются надежные параллели: скажем, "Мандевилль" сочинение из разряда, хорошо в России знакомого, как "Физиологи", Индикоплов; или XVIII в., когда у нас не было, конечно, великой школы романа, но сказочно расширившийся (хоть и испортившийся отчасти) язык позволяет передать все почти, что угодно... Как общий принцип (но не без исключений) перевод старался выдерживать совпадение столетий, а также пропорцию архаизмов и "непонятных" слов. Но произвол, конечно, был неизбежен; многие пласты языка, по их слишком специфической русскости или конкретности ассоциаций, исключались - как, например, местные говоры (хотя сам Джойс в юности переводил силезский диалект в пьесе Гауптмана ирландским деревенским диалектом!) - словом, представленный опыт отнюдь не исключает других решений. Любители лингвистической тяжелой (весьма) атлетики приглашаются.
Дополнительные планы. Достаточно очевидно, что орган, сопоставляемый автором "Быкам Солнца", - матка, рождающая утроба, искусство же повивальное. Символ эпизода - матери, цвет - белый.
Джойс начал работу над эпизодом в Цюрихе и закончил в Триесте в мае 1920 г. Он трудился с огромною напряженностью, затратив, по своим подсчетам, 1000 часов работы. "Быков Солнца" он твердо считал труднейшим эпизодом романа - как для автора, так и для читателя. В сентябре - декабре 1920 г. эпизод еще успели опубликовать в "Литл ривью", покуда дело о прекращении публикации не дошло до процесса.
На Полдень к Холлсу Грядем - троекратное восклицание, как указал Джойс, следует стилю "арвальской песни", обрядового гимна "арвальских братьев" древнеримских жрецов, возносивших моления Марсу и Ларам об урожае и плодородии полей.
Хорхорн - глава Приюта д-р Хорн, согласно контексту, он же - бог Гелиос.
Гоп-ля мужичок гоп-ля! - возглас повитухи при рождении мальчика. Поскольку нить эпизода, по замыслу, движется от зачатия к рождению, возглас свидетельствует, что начальные строки не входят в эту нить, являсь заставкой или "молитвой" автора при начатии труда.
