Чарльз Сноу - Коридоры власти
Наверху в гостиной слышался звон стекла и гул голосов: гости пили, не забывая при этом окидывать острым взглядом вновь прибывшего. В каждом движении чувствовалось довольство, приятное сознание того, что они находятся внутри магического круга - словно пассажиры, танцующие на палубе океанского парохода, когда внизу плещет море. Все то же, подумал я. Для большинства присутствующих жизнь всегда была такова, и они воображают, что она всегда такой и останется.
Как обычно, на приемах Дианы было интересно наблюдать - кто сейчас в чести. Коллингвуд стоял у камина - как всегда, невозмутимый, самодовольный, немногословный. Некоторое время с ним беседовал Монти Кейв, который этой весной получил повышение. Кейв сильно опередил своих соперников; Диана ради него пустила в ход все свое влияние, его прочили в канцлеры Казначейства. Знакомые продолжали гадать, выйдет ли Диана за него замуж или нет, но она, обычно вовсе не склонная медлить и колебаться, сейчас, несмотря на свое решение покончить с одиночеством, все еще мешкала. Когда дело шло о борьбе за власть, она была достаточно тверда, но для второго замужества твердости ей явно не хватало. Она все еще была способна мечтать о любви. И тут воля ей изменяла. Она была счастлива с первым мужем и хотела счастья со вторым. Брак ради брака ее не устраивал.
Приехал Лентон, побыл немного, но нашел время, чтобы побеседовать с хозяйкой. Хоть обязанности премьер-министра и отнимали у него много времени, все же людей, считавших его посредственностью, он мог кое-чему научить. Например - никогда не наживать себе врагов без крайней надобности, а главное, никогда не наживать себе врагов, пренебрегая людьми. Все такой же любезный и несколько свиноподобный, он, прежде чем уйти, успел озарить милой улыбкой каждого своего сторонника. Я заметил, как он шепнул что-то Дугласу Осбалдистону, которого я прежде у Дианы не встречал и который в прежние годы, когда еще была здорова его жена и отношения у нас была более дружеские, поддразнивал нас с Маргарет из-за наших великосветских знакомств.
Диана шагает в ногу с веком, думал я. Прежде она не удостаивала своим вниманием высших государственных чиновников, а теперь у нее в гостях, помимо Дугласа, был и еще один казначейский служащий того же ранга. Дуглас, как и следовало ожидать, вернулся в Казначейство - причем на один из высших постов, специально для него созданный. Он добился всего, о чем когда-то мечтал вышедший ныне в отставку Гектор Роуз. Маргарет продолжала навещать в больнице его жену, и сам он нередко обедал у нас и теперь, после моего ухода из Уайтхолла. Однако трещина в наших с ним отношениях так и не затянулась. Дуглас пытался исправить дело; холодность не была взаимной, в ней был повинен я.
Из толпы гостей меня окликнул Сэммикинс. Он искал себе компаньона, чтобы закончить вечер у Пратта. "Не везет мне! Уже шестой отказ!" объявил он во все горло, и хохот его, развеселый, но не слишком уместный, загремел почти как Роландов рог в долине Ронсеваля. В ату минуту появилась Кэро - ослепительно красивая, с виду веселая и беззаботная. Она похлопала брата по плечу, сказала что-то приветливое Маргарет. Но тут кто-то ее окликнул, и она с живостью повернулась к нему. Больше в тот вечер ни ко мне, ни к Маргарет она не подходила.
Кто-то сжал мне локоть. Это был лорд Лафкин. Многозначительно, скрипучим голосом он сказал: "Кстати, насчет Худа". Хотя это и прозвучало многозначительно, но в первое мгновение я ничего не понял. Ничего! Вокруг бурлил и шумел людской водоворот. А та история все продолжалась. Я начисто забыл об этом человеке. А вот Лафкин не забыл.
- Теперь он у меня не выкрутится, - сказал он.
Лафкин не успокоился, пока не отомстил. Любой другой человек, занимающий такое положение, давно махнул бы рукой. Казалось невероятным, что знаменитый промышленный магнат тратил свою энергию - и не день, не дна, а недели и месяцы, - чтобы добиться увольнения из чужой фирмы не очень крупного служащего. И однако, именно это он и сделал. Он полагал, что это вовсе не месть, а справедливое возмездие. Он говорил об этом безо всякого торжества, даже без особого удовольствия. Просто он считал, что должен был так поступить и долг свой выполнил. Это в порядке вещей.
В разгар приема, окруженный выхоленными, преуспевающими людьми, я впервые за весь вечер вспомнил Роджера. Его тут не было. Его никогда не пригласили бы. А если бы и пригласили, вряд ли он приехал бы. Маргарет не раз звала их с Элен к нам, но они пришли всего лишь однажды. При встречах он держался, как всегда, дружелюбно и непринужденно, но в то же время упорно избегал людей, с которыми был близок в период своего расцвета, и мест, где тогда бывал, словно и люди эти и эти места вызывали у него острую неприязнь.
Он по-прежнему оставался членом парламента. Но теперь, после того как были окончательно оформлены разводы и он женился на Элен, его избирательный округ отказался выдвинуть его кандидатом на следующих выборах. Впрочем, он не отчаивался. Они с Элен жили скромно, окружавшая их обстановка очень мало напоминала роскошь Лорд-Норт-стрит. Роджер состоял членом правления нескольких компаний - туда заботливо, хоть и не слишком деликатно, пристроил его Лафкин; этим его доходы и ограничивались. Что же касается их семейной жизни, то мы слишком редко с ними встречались, чтобы судить о ней, и все же Маргарет, относившаяся к этому браку с предубеждением, в конце концов согласилась, что он, видимо, прочный и счастливый.
Элен она по-прежнему недолюбливала. Отчасти потому, что симпатизировала Кэро, а отчасти - думал я, внутренне усмехаясь, - потому, что кое в чем они с Элен были не так уж несхожи.
Обе энергичные, обе способны на бурные чувства и на самопожертвование, хотя Элен недоставало легкости и беспечности, от природы свойственных Маргарет.
- Она из тех, для кого существует одна-единственная привязанность, - со снисходительной усмешкой сказала мне как-то Маргарет. - На все прочие ее уже не хватает. Это как-то не по мне. Ну, а ему это нравится - и это, надо полагать, главное.
Оставив Лафкина в жаркой, ярко освещенной гостиной, я вышел на балкон в поисках Маргарет. Она была там с Фрэнсисом Гетлифом и еще с кем-то; я отвел ее в сторону. Поглощенный новостью, которую сообщил мне Лафкин, я совсем забыл, где я нахожусь. Казалось, на меня вдруг нахлынуло давнее горе - а может радость? - и мне Просто необходимо было поделиться с Маргарет. Она внимательно слушала, не сводя с меня глаз, потом перевела взгляд на сверкающую огнями гостиную. Гораздо быстрее, чем я, она поняла, что, в сущности, я говорил ей не о Лафкине и не о Худе, но о поражении, которое потерпел Роджер и мы вместе с ним. В сущности, я говорил о том, что все мы пытались сделать и не сумели.
- Да, - сказала Маргарет, - нам нужна победа.
Она не падала духом. Она снова посмотрела в сторону гостиной: все то же! - подумала она, как подумал я немного раньше.
- Хоть какая-то победа нам нужна, - повторила она. Она не сдавалась и мне не позволяла сдаться.
К нам подошел Фрэнсис Гетлиф. На мгновение мы с Маргарет неловко замолчали. Можно было подумать, что мы сплетничали о нем, злословили на его счет. Фрэнсис больше не был с нами. Он сдался. И не потому, что переменил свои взгляды, просто вступить в борьбу еще раз он был не в силах. Он безвыездно жил теперь в Кембридже и с головой ушел в исследовательскую работу; Уже и сегодня он успел с поистине юношеским волнением рассказать об одной своей новой идее.
Вместе пережить поражение, думал я, так же пагубно для дружбы, как оказаться в разных лагерях. Мы с Фрэнсисом были дружны тридцать лет. И однако, какая-то доля простоты и непосредственности не могла не уйти из наших с ним отношений, как ушла она и из наших отношений с Дугласом. Небольшая потеря, если принять во внимание борьбу, которую мы выдержали, а все же потеря.
Втроем мы поговорили немного о колледже и о Кембридже. Прошли в конец балкона. Над садом, над крышами светилось рыжее ночное небо Лондона рассеянное отражение жизней, наполняющих огромный город. Мы заговорили о наших детях, заговорили оживленней, с особенной нежностью старых друзей, обраставших семьями на глазах друг у друга. Воспоминание о недавней борьбе и даже о том, из-за чего шла борьба, понемногу померкло. Приятно было поговорить о наших детях. Единственной загадкой для нас в тот вечер оставалась Пенелопа. И она, и Артур Плимптон были в Соединенных Штатах, и оба обрели семейное счастье - но только не друг с другом. Фрэнсис усмехнулся своей мрачноватой мечтательной усмешкой и заметил, что в дураках, как видно, оказался он.
Под ярким от ночных огней лондонским небом мы говорили о наших детях и об их будущем. Говорили так, словно их будущее светло и надежно и мы всегда будем радоваться, глядя на них.
