Джон Голсуорси - Цвет яблони
– Не знаю, приблизительно дюйма на два ниже вас.
– Вы мне не можете сказать объем ее талии?
Талия Мигэн…
– Н-ну, приблизительно средний размер.
– Хорошо, сию минуту!
Она ушла. Он растерянно разглядывал модели в окне, и внезапно ему показалось невероятным, что Мигэн – его Мигэн – может надеть другой наряд, вместо толстой шерстяной юбки, холщовой блузы и синего берета, в которых он привык ее видеть. Продавщица вернулась, неся целую охапку платьев, и Эшерст смотрел, как она прикидывала их к своей модной фигурке. Одно ему понравилось, вернее – понравился его серебристо-серый цвет, но представить себе Мигэн в этом платье было свыше его сил. Продавщица снова ушла и снова принесла несколько платьев. Но на Эшерста напало какое-то оцепенение. Как выбрать? Ведь ей еще нужна шляпа, и башмаки, и перчатки. А вдруг во всем этом наряде она будет вульгарной: нарядные платья как-то всегда простят деревенских людей. Почему бы ей не поехать в своей одежде? Нет! Это вызовет слишком много подозрений… Ведь он хочет увезти ее по-настоящему, тайно. Он поглядел на продавщицу. «Интересно, угадала ли она, в чем дело, не считает ли она меня негодяем?» – подумал он.
– Нельзя ли отложить для меня вот это серое, – смущенно проговорил он. – Я не могу сейчас решить. Я зайду еще попозже.
Продавщица вздохнула.
– О, пожалуйста. Это очень изящный костюм. Не думаю, чтоб вы нашли что-либо более подходящее.
– Конечно, конечно… – пробормотал Эшерст и вышел из магазина.
Он снова ушел от холодной подозрительности окружающих и, облегченно вздохнув, погрузился в мечты. Ему виделось доверчивое прелестное существо, с которым он свяжет свою жизнь. Он представлял себе, как ночью он потихоньку выскользнет с ней из дома и по залитому лунным светом лугу пойдет, обнимая ее одной рукой, а в другой неся ее новое платье, и как на рассвете, в дальнем лесу, она переоденется и ранний поезд с маленькой станции увезет их в свадебное путешествие, как их поглотит огромный Лондон, где мечты о счастье станут явью.
– Фрэнк Эшерст! Откуда ты? С самого регби не видались с тобой, старина!
Нахмуренное лицо Эшерста прояснилось: навстречу ему улыбались синие глаза на веселом молодом лице. Казалось, они излучали такое же солнечное сияние, как то, что покрыло легким загаром щеки юноши.
– Фил Холлидэй, какая встреча! – обрадовался Эшерст.
– Ты что здесь делаешь?
– Да ничего, просто приехал за деньгами. Я живу на ферме.
– Ты где завтракаешь? Пойдем завтракать к нам. Я тут со своими сестрицами. Они поправляются после кори.
И подхваченный ласковой рукой друга, Эшерст пошел за ним. Они поднялись на холм, спустились вниз и вышли за пределы города. В голосе Холлидэя, как солнце на его лице, играла неудержимая радость жизни. Он рассказывал, что, кроме плавания и гребли, «в этой заплесневелой дыре заняться нечем». Так они подошли к небольшой группе домов, стоявших над морем. Холлидэй повел его к своему отелю.
– Пойдем в мою комнату, там можешь умыться. Завтрак мигом будет готов.
Эшерст посмотрел на себя в зеркало. После комнатки на ферме, где он обходился одной гребенкой и двумя рубашками на смену, эта комната со щетками, гребнями, грудой одежды показалась ему необычайно роскошной.
«Странно, – подумал он, – как-то не отдаешь себе отчета…» – но в чем именно он не отдавал себе отчета, он сказать не мог.
Он прошел с Холлидэем в столовую, и три синеглазые белокурые головки разом обернулись, когда Холлидэй весело крикнул:
– Вот Фрэнк Эшерст, – а это мои маленькие сестренки.
Две были действительно маленькие: лет одиннадцати и десяти. Третьей, высокой и светловолосой, было лет семнадцать. Ее тонкие брови казались темнее волос и слегка подымались к вискам. Нежную бело-розовую кожу чуть тронуло солнце. Голоса у всех трех были звонкие и веселые, как у их брата. Они встали, быстро подали Фрэнку руки и, критически окинув его взглядом, сразу отвели глаза и стали говорить о том, что предполагалось делать в этот день. Настоящая Диана с подругами-нимфами! После жизни на ферме их живой, звонкий и чистый говор, непринужденные и все-таки изысканные манеры показались Эшерсту сначала странными, а потом настолько привычными, что сразу отдалили от него все, с чем он только что расстался. Маленьких девочек звали Сабина и Фрида. Старшую – Стелла.
– Послушайте, – вскричала вдруг Сабина, – пойдемте с нами ловить креветок, это страшно весело!
Этот неожиданно дружеский тон смутил Эшерста.
– Боюсь, что мне придется к вечеру уехать, – пробормотал он.
– О-о-о… Какая жалость!
– А разве нельзя задержаться?
Это сказала Стелла. Эшерст посмотрел на нее и с улыбкой покачал головой. Какая она хорошенькая!
– Ну останьтесь! – жалобно протянула Сабина.
Потом разговор перешел на плавание.
– А вы далеко умеете плавать?
– Мили две проплыву.
– Ого!
– Вот здорово!
– Неужели…
И три пары синих глаз, восторженно устремленных на него, вдруг подняли его в собственном мнении. Ощущение было необычайно приятным.
– Послушай, ты просто обязан остаться и пойти с нами на пляж… Здесь бы и переночевал, – сказал Холлидэй.
– Да, да, непременно!
Но Эшерст в ответ только улыбнулся и покачал головой. Его засыпали расспросами относительно его спортивных достижений. Выяснилось, что он в университете греб на гонках, играл в футбольной университетской команде и получил первый приз за бег на одну милю. Он встал из-за стола героем. Обе девочки стали настаивать, чтобы он посмотрел их пещеру в скале, и все отправились туда – Эшерст впереди с младшими, а Стелла с братом сзади.
Полутемная, сыроватая пещера была похожа на все пещеры, но зато там было озерцо, где копошились таинственные существа, которых можно было поймать и посадить в бутылку.
На стройных и загорелых ножках Сабины и Фриды не было чулок. Они быстро вошли в воду и стали уговаривать Эшерста присоединиться к ним, чтобы ловить всякую всячину. Он тоже снял башмаки и носки. Тот, кто чувствует красоту, часто забывает о времени, особенно когда рядом барахтаются в воде прелестные дети, а юная Диана, стоя на краю озерца, с восторгом встречает пойманную добычу. Эшерст вообще никогда не замечал, как бежит время. Он ахнул, когда, случайно вынув часы из кармана, увидел, что уже четвертый час. Сегодня, значит, не придется ему получить деньги: банк закроется прежде, чем он успеет добежать.
Девочки заметили выражение его лица и радостно запрыгали.
– Ура! Теперь вам придется остаться.
Эшерст ничего не ответил. Ему представилось лицо Мигэн, представилось, как она вздрогнула, с какой жадностью ловила его слова, когда он шепнул ей во время завтрака: «Я еду в Торки, милая, все куплю и к вечеру вернусь. Если будет хорошая погода, мы можем уйти сегодня ночью. Жди меня!»
Что она теперь подумает! Он вдруг заметил, что на него спокойно, испытующе смотрят глаза молодой девушки, такой стройной, такой белокурой и так похожей на Диану. Если бы эти синие глаза под слегка приподнятыми бровями могли проникнуть в его мысли, могли увидеть, что он собирался сделать этой ночью! Легкий возглас возмущения – и он остался» бы один в пещере. И со странным чувством стыда, недовольства и непонятной грусти Эшерст спрятал часы в карман и отрывисто сказал:
– Да. На сегодня я застрял.
– Ура-а! Значит, вы можете пойти с нами купаться.
Невозможно было устоять перед радостью этих хорошеньких девочек, перед улыбкой Стеллы, перед веселым возгласом Холлидэя: «Вот здорово, старина! Я тебе дам все, что нужно на ночь». Но тоска и угрызения совести вдруг охватили Эшерста, и он угрюмо сказал:
– Мне нужно послать телеграмму.
Ловля была забыта, все пошли в гостиницу. Эшерст послал телеграмму на имя миссис Наракомб: «Сожалею, задержался до утра, вернусь завтра». Наверно, Мигэн поймет, что у него было много дел. Ему стало легче на душе. День был чудесный, теплый, море спокойно синело, плавать Эшерст любил до самозабвения. Ему льстило внимание прелестных детей, радостно было смотреть на них, на Стеллу, на солнечную улыбку Холлидэя. Все ему казалось слегка нереальным и все же самым естественным на свете – как будто, перед тем как убежать с Мигэн, он в последний раз окунулся в нормальную жизнь.
Холлидэй дал ему купальный костюм, и все пошли к морю. Мужчины раздевались за одной скалой, девочки за другой. Эшерст первым бросился в воду и поплыл широкими бросками в море, стараясь оправдать свою репутацию хорошего пловца. Обернувшись, он увидел Холлидэя, плывшего вдоль берега, и трех девочек, которые брызгались, окунались и плескались на мелком месте. Он всегда презирал таких купальщиц, но сейчас их беспомощность показалась ему очаровательной: он даже гордился, что среди них он – единственный настоящий пловец. Он поплыл к ним, но вдруг, подумал, что им, может быть, неприятно вторжение чужого в их веселую компанию, и ему тоже было неловко подплывать близко к светловолосой тоненькой русалке. Однако Сабина тотчас начала упрашивать его научить ее плавать, и обе маленькие девочки настолько завладели им, что он даже не разглядел, стесняется ли его Стелла или нет. Вдруг он услышал легкий вскрик и обернулся. Стелла стояла по пояс в воде, с испуганным, мокрым лицом, протянув вперед тонкие белые руки.
