Вольфганг Шрайер - Похищение свободы
Марью пошелестел газетой и сообщил:
— Доктор Бика выступил в Коруше перед представителями крестьян, получивших земельные наделы на территории бывших латифундий в долине Соррая. Вот что он сказал: «Государственный аппарат тормозит дальнейшее проведение земельной реформы. Если бы не акции малоземельных крестьян, арендаторов и сельскохозяйственных рабочих, реформа забуксовала бы еще летом. У помещиков много союзников среди перекупщиков сельскохозяйственной продукции, маклеров, ветеринарных врачей и даже в кредитных отделениях национализированных банков…»
— Кто такой этот Бика?
— Государственный секретарь по аграрным проблемам, коммунист.
«Очевидно, один из тех, кто пытается усидеть на краешке стула», — подумалось Луишу.
— Просматривай почаще газеты. Несмотря ни на что, реформа продолжается. Вот здесь он говорит: «В середине августа в округе Эвора было занято лишь 70 тысяч гектаров помещичьих земель, а в конце сентября — уже 150 тысяч гектаров. Раздел земли проходил организованно, в строгом соответствии с законом под руководством профсоюза сельскохозяйственных рабочих и союза малоземельных крестьян».
Марью замолчал, отложил в сторону газету и включил радио — послышалась музыка. Он покрутил ручку настройки и поймал нужную ему волну. Диктор говорил:
— «Офицеры Южного региона побывали в кооперативе «1 Мая» и у сельскохозяйственных рабочих Бенавила, где некогда хозяйничал голод, и убедились в происходящих переменах. Они установили, что крики о жертвах произвольного занятия земель не имеют под собой никакой почвы. Все занятые земли ранее плохо обрабатывались. Процесс протекает корректно, под защитой вооруженных сил Юга…»
— Этому, очевидно, можно верить.
— Да, так оно и есть!
— Я в этом сомневаюсь.
— С каких пор, па?
— С тех пор, как Вашку был вынужден покинуть свой пост.
Диктор между тем продолжал:
— «Тем, кто до сих пор строит иллюзии, мы отвечаем цифрами. До 25 апреля 1974 года в стране производилось самое большее 500 тысяч тонн пшеницы в год. Нынешним летом урожай этой культуры достиг 650 тысяч тонн и полностью был убран в закрома. При планомерном расширении посевных площадей мы сможем в недалеком будущем полностью отказаться от ввоза зерна из-за границы…»
Луиш не прислушивался к словам диктора — гладкие речи не вызывали у него доверия. Башку Гонзалеш говорил совсем по-другому. Он, конечно, не был оратором традиционного типа, выступая по телевидению, часто заикался, сбивался, но он был парнем, которому народ верил, хотя симпатия народа сама по себе не могла оградить политика от ошибок.
Неужели коммунисты, опираясь на поддержку таких, как он, взяли на себя слишком много и тем самым упустили шанс? И разве только угроза потери власти заставила противников сплотиться? Конечно, все было не совсем так. Суареш всегда выступал против Народного фронта, сама эта идея действовала на него, как красная тряпка на быка. Но факт остается фактом: лишь в аграрном вопросе коммунисты и социалисты стояли на одинаковых позициях. Останется ли вообще ПКП в будущем году в правительстве? Вряд ли, но и это еще не конец.
Проехав Алькасер-ду-Сал, Луиш предложил Марью повести автомашину, но тот отказался.
— Боишься «серых»? — удивился Луиш. — На этой дороге их не будет.
— Полиция Суареша меня не волнует. Просто у меня нет желания.
Как же с ним трудно! Он мог обидеться на тебя за то, что ты не знал, кто такой доктор Бика, и сомневался в правдивости партийной прессы. Он не прощал никаких колебаний, и Луиш понимал почему. Из тезисов, в содержание которых сам он особенно не вдумывался, его мальчик черпал уверенность. Разве можно отбирать ее у него? И все же это необходимо, в противном случае это сделает сама жизнь, но более жестоким способом.
* * *Над плоскими крышами домов показалась буровая вышка. Бутылки в машине звякали на каждой выбоине. Деревня выглядела безлюдной, хотя день был в разгаре. И у Луиша возникло подозрение, что здесь что-то не так. Он сбросил газ и опустил стекло, но постукивания дизеля не услышал — он, очевидно, не работал. Может, именно в это время меняли бур, а может…
Вот и подворье Пату. Луиш объехал забор и убедился, каковы размеры катастрофы. Он увидел сто, нет, двести крестьян — мужчин, женщин, детей, часть из которых, судя по запыленным грузовикам, прибыли издалека.
— У вас всегда так много народа? — удивился Марью.
Он принял их за зрителей, будучи введен в заблуждение отсутствием шума. Все было так, как в Оливедаше и других местах, и со стороны могло показаться, что люди собрались на митинг или народный праздник. Когда же они подъехали ближе, тишину вдруг разорвал рев мотора, и Луиш, приглядевшись, заметил «мерседес» Шуберта, затертый толпой. Луиш затормозил и вылез из машины. За ним последовал Марью, наконец-то уяснивший, в чем дело.
— Па, ты что хочешь делать?
— Поговорить с людьми.
Подойдя к лимузину цвета слоновой кости, они увидели через стекло растерянного Мартина Шуберта. Крестьяне вели себя на редкость агрессивно: они бросали ему под радиатор железные трубы, предназначенные для футеровки пробуренной скважины, барабанили кулаками по крыше машины, а несколько парней пытались ее раскачать.
— Хочешь вызвать жандармов, не так ли?! — кричали они Шуберту, который, крепко вцепившись в руль, давил на педаль газа, но колеса в раскисшей почве пробуксовывали.
— Прекратить! — приказал человек в малиновой рубашке, широколицый, с настороженным взглядом, а в ветровое стекло крикнул: — Вы покинете деревню только вместе с вашими людьми и оборудованием!
В этот момент «мерседес» рванулся сквозь толпу так, что люди едва успели отскочить в сторону, и, описав полукруг, уткнулся в земляную насыпь, которую работники Пату возвели вокруг водосборника…
Толпа дружно рассмеялась и зааплодировала — в такой восторг привел ее маневр Шуберта, застрявшего, кажется, окончательно. И происходящее вновь приобрело характер праздника.
Шеф, загорелый, в спортивном костюме, вылез из машины и большими, чуть навыкате, блестящими глазами уставился на Луиша:
— Слава богу, вы здесь! Представляете, все вдруг куда-то скрылись, едва началась эта кутерьма.
— Надо вызвать полицию.
— Не смешите меня. Пока она появится, нас разнесут в пух и прах. Да, Луиш, это анархия! Думаю, моя выхлопная труба забита землей… — бессвязно говорил он, что было неудивительно после пережитого. — Разве их остановишь?
Луиш протиснулся к своей автомашине. В стороне, возле буровой установки, завязался жаркий спор. Рабочие бригады пытались защитить свою материальную часть, не потеряв еще надежду заработать.
Слышно было, как Энрике крикнул:
— Отойдите и ничего не ломайте! Поймите, мы такие же рабочие, как вы. Так за что же вы хотите нас погубить — лишить последнего заработка?
— Убирайтесь вон! Бурите у себя в Лиссабоне! — раздалось в ответ. — Лишить нас последней воды…
Старая песня. Что можно ей противопоставить? Трудновато, но ведь это их последний шанс. За спиной Луиш услышал, как шеф сказал Марью:
— …Совсем спятили, идиоты! Безграмотные люди! Помоги-ка отцу, передай вот это. Я этого сделать не могу, иначе они меня сожрут. Под революцией они понимают разрушение…
Луиш вскочил на крышу автомобиля, и вмиг от его храбрости не осталось и следа. Сверху все выглядело гораздо драматичнее, ведь собравшиеся здесь люди прибыли издалека. Как же помочь им понять, что они заблуждаются? Как убедить их разойтись по домам? Они же не хотят ничего слушать…
Луиш выпрямился и закричал:
— Внимание! Мужчины, я хочу вам кое-что сказать. Послушайте! — Почему, собственно, он обратился к мужчинам? Не нашел синонима обращению «дамы и господа»? Обращение «товарищи» к ним не очень-то подходило, да и приспосабливаться не стоило.
Но именно в обращении заключалась его первая ошибка, так как одна из женщин грубо потребовала:
— Представься нам хотя бы. Ты ведь тоже один из этих?
Она была ниже среднего роста и такая полная, что походила на пирамиду. Ног ее он сверху не видел, и ему казалось, что женщина вырастает прямо из земли. Говорила она зычным голосом, и все невольно обернулись к Ней.
— Я инженер, специалист по гидротехническому строительству. Мне известны ваши трудности: засуха свирепствовала у вас в течение пяти лет. Каждый знает, что такое нехватка воды и зачем ее выкачивают наверх. Это делают по всей стране. Теперь внимательно послушайте, что при этом происходит, прошу вас. Верхний водяной слой, который питает ваши колодцы…
— Вы сказали «питает»? — подал голос человек в малиновой рубашке. — Колодцы и так высыхают, а вы заберете остаток воды для себя!
— Это заблуждение! Водоносный слой мы вообще не тронем, пройдем его закрытыми трубами.
