Джон Пассос - 42-я параллель
В старших классах он стал находить в Библии странные места, где говорилось о том же, о чем толковали ребята, когда им надоедало играть в прятки в высокой траве позади лесного склада, рассказ про Онана, про Левита с его наложницей и Песнь Соломона; это вызывало какое-то странное ощущение, и у него сильно билось сердце, словно он слушал разговоры квартирантов-железнодорожников, урывками доносившиеся из-за стены, и он уже знал, что такое шлюха и отчего женщины так толстеют спереди, и все это тревожило его, и он был очень осторожен в разговорах с матерью, чтобы она не догадалась, что ему известны такие вещи.
Брат Чарли, Джим, женился на дочери извозопромышленника в Миннеаполисе. В ту весну, когда Чарли кончал восьмой класс, он приехал погостить к матери. Джим курил сигары тут же в доме и подтрунивал над матерью, и при нем и разговору не было о чтении Библии. Раз в воскресенье Джим взял с собой Чарли удить рыбу вверх по Шайенну и сказал, что если он приедет к нему на каникулы в Туин-Ситиз (*158), то он устроит его на работу в гараж, который он открывает вместе со своим тестем. Ему приятно было хвастать перед другими школьниками, что он получит место на все лето. Он рад был уехать, потому что домой вернулась с фельдшерских курсов сестра Эстер и отчаянно приставала к нему, что и говорит-то он, как уличный мальчишка, и платье дерет и пачкает, и пирога ест слишком много.
В то утро когда он один, без провожатых, отправился на станцию в Мурхед с ручным чемоданчиком, который дала ему Эстер, он чувствовал себя превосходно. На вокзале он попытался было купить пачку папирос, но продавец стал дразнить его молокососом и папирос не продал. Когда он вышел, был прекрасный весенний день, но уже сильно припекало солнце. Пот выступал на боках лошадей, тянувших по мосту груженные мукой подводы. Пока он дожидался поезда, становилось все душнее и мглистей. Красный отсвет солнца ложился на широкие спины сгрудившихся вдоль полотна элеваторов. Он слышал, как один пассажир говорил другому: "Похоже, что собирается торнадо", и когда он сел в вагон, то высунулся в окошко и смотрел, как багровые грозовые тучи громоздились на северо-западе над полосой светло-зеленой пшеницы, упиравшейся прямо в облака. Ему очень хотелось поглядеть на торнадо, он никогда не видал урагана, но, когда молния стала бичом хлестать из туч, он слегка струхнул, хотя его ободряло сознание, что он на людях и рядом кондуктор и пассажиры. Это не был торнадо, был сильный грозовой ливень, и пшеничные поля становились свинцовыми, когда по ним проходили широкие свистящие приминающие полосы дождя. Потом снова выглянуло солнце, и Чарли открыл окно, и запахло весной, и по всем березовым рощам и среди темных елей вокруг маленьких светлых прудов весело распевали птицы.
Джим встретил его на вокзале в грузовом фордике. Они заехали на товарную станцию, и Чарли помог погрузить множество тяжелых тюков с запасными частями из Детройта в адрес гаража Фогеля. Чарли старался принять вид прирожденного горожанина, но от звона трамваев и цоканья подков ломовых лошадей, выбивавших искры из булыжника, и от хорошеньких белокурых девиц, и магазинных витрин и немецких пивных и от гула, доносившегося с фабрик и мастерских, голова у него шла кругом. Джим в синем рабочем костюме казался выше ростом и тоньше и говорил отрывисто и резко.
- Ты смотри, подтянись, когда приедем домой, старик отец Хедвиг у меня из немцев, ну и бывает придирчив, как все старые немцы, - сказал Джим, когда они кончили погрузку и стали потихоньку пробираться по запруженной улице.
- Само собой, Джим, - сказал Чарли, и ему стало чуточку не по себе, а каково-то ему будет жить в Миннеаполисе. Да и Джим мог бы встретить его поприветливей.
Старый Фогель был плотный краснолицый мужчина с неопрятными седыми волосами и большим пузом, он любил клецки и тушеное мясо с густой подливкой и пиво, а Хедвиг, жена Джима, была его единственной дочерью. Жена у него давно умерла, и по дому хозяйничала средних лет немка, которую все звали тетушка Гартман. Она так и ходила за мужчинами с тряпкой в руке, и заботами ее и Хедвиг, которая к осени ждала ребенка и раздраженно глядела на все своими голубыми глазами, в доме было так чисто, что на полу, покрытом линолеумом, впору было тесто раскатывать. Боясь уличной пыли, они никогда не открывали окон. Конюшни были тут же за домом, во дворе, а немного поодаль стояла старая шорная мастерская, которую только что переделали в гараж. Когда Джим с Чарли подъехали к дому, маляры, взгромоздившись на лестницу, вешали новую блестящую вывеску, на которой красным по белому было выведено: ГАРАЖ ФОГЕЛЯ.
- А, старый черт, - пробормотал Джим, - говорил, что фирма будет "Фогель и Андерсон", а тут на тебе. - Все пахло конюшней, и конюх-негр проводил по двору худую лошадь, покрытую попоной.
Все лето Чарли мыл машины и чистил трансмиссии и перетягивал тормоза. Всегда грязный, засаленный, в грязном и сальном комбинезоне, он сидел в гараже с семи утра до позднего вечера, когда, валясь от усталости, он едва добирался до своей койки, которую ему поставили на чердачке над гаражом. Джим давал ему доллар в неделю на карманные расходы и каждый раз приговаривал, что это так уж, по доброте душевной, потому что Чарли и без того задаром учится делу. В субботу вечером он всегда принимал ванну последним, и на его долю доставалась чуть теплая водица, так что ему большого труда стоило отмыть гаражную копоть. Старик Фогель был социалист, в церкви не бывал, а воскресенье проводил, потягивая пиво с друзьями. За воскресным обедом все говорили по-немецки, и Джим с Чарли угрюмо высиживали обед, не проронив ни слова, но старик Фогель накачивая их пивом и отпускал шуточки, и Хедвиг и тетушка Гартман оглушительно хохотали, а после обеда голова у Чарли кружилась от пива, которое казалось ему ужасно горьким, но которое он скрепя сердце пил, и старый Фогель дразнил его, предлагая выкурить сигару, и наконец отпускал поглядеть город. Он ходил по улицам, ошалелый от пива и чувствуя, что переел, или ехал на трамвае в Сент-Пол посмотреть на новый Капитолий штата или на озеро Гарриэт или в Биг-Айленд-парк, где катался на американских горках или бродил по аллеям до тех пор, пока ноги у него чуть но отваливались от усталости. Вначале у него не было знакомых сверстников, и он пристрастился к чтению. Он регулярно покупал номера "Попюлар меканикс", и "Сайнтифик Америкэн", и "Адвенчур", и "Уорлд уайд мэгэзин" (*159). У него уже разработан был проект, как, построив по чертежам "Сайнтифик Америкэн" ялик, он отправится вниз по Миссисипи до самого залива. Жить будет охотой на уток и рыбной ловлей. И он стал копить доллары на покупку ружья.
Но в конце концов жизнь у старого Фогеля ему даже нравилась, не приходилось по крайней мере читать Библию и ходить в церковь, и он любил возиться с моторами и научился управлять грузовым "фордом". Вскоре он познакомился с Бэком и Слимом Джонсами, двумя братьями, примерно его лет, которые жили в том же квартале. Они относились к нему с почтением, ведь он работал в гараже. Бэк продавал газеты и имел до тонкостей разработанную систему, как проникать в кино через выходные двери, и знал все заборы, с которых хорошо были видны состязания в футбол. Подружившись с ними, он убегал к ним каждое воскресенье, как только кончался обед, и они отлично проводили время, разъезжая зайцем по всему городу на мучных грузовиках или на трамвайном буфере, спасаясь от преследования на дровяные плоты, купаясь или лазая по камням речных порогов. Домой он возвращался потный, в измазанном праздничном платье и выслушивал нотации Хедвиг за опоздание к ужину. Старик Фогель гонял прочь мальчиков Джонсов каждый раз, как накрывал их возле гаража, но, когда они с Джимом куда-нибудь уходили, к мальчикам присоединялся Гэс, конюх-негр, и, распространяя запах конюшни, рассказывал им о скачках и гулящих женщинах и попойках в Луисвилл и о единственно правильном способе лишать девушек невинности и о том, как он со своей милой забавляется все ночи напролет без передышки.
В День труда (*137) старик Фогель повез Джима, дочь и тетушку Гартман кататься в шарабане, запряженном парой вороных, стоявших у него в конюшне для продажи, а Чарли оставили присмотреть за гаражом и на тот случай, если кто-нибудь придет за бензином или маслом. Пришли Бэк и Слим и стали возмущаться: ну не чертовски ли это несправедливо, как же, у всех сегодня праздник, а им приходится сидеть дома. И как раз сегодня двойной розыгрыш на выставочном стадионе и еще бездна всяких состязаний. Началось с того, что Чарли стал учить Бэка управлять грузовиком, потом, чтобы показать все как следует, он завел мотор, потом как-то само собой случилось, что он предложил прокатить их квартал-другой. Объехав квартал, он пошел запереть гараж, и вот они уже весело катили по направлению к Миннегаге. Чарли дал себе зарок быть очень осторожным и вернуться домой задолго до возвращения домашних, но как-то случилось, что он заехал на какой-то асфальтированный проезд и чуть не налетел на запряженную пони колясочку, полную девочек, которая неожиданно появилась из-за угла. По дороге домой, когда они весело попивали сарсапариллу прямо из бутылки, Бэк вдруг сказал, что за ними на мотоцикле гонится полисмен. Чарли дал полный газ, чтобы удрать от полисмена, слишком круто свернул на перекрестке и с размаху налетел на телеграфный столб. Бэк и Слим мигом смылись, оставив Чарли разделываться с полисменом.
