Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд
У Орлова от неожиданности и напряжения даже закружилась голова и кровь обильно бросилась в лицо. Он не мог поверить в случившееся. Это было похоже на какой-то фантастический сон. Но тут с места подпрыгнул уже совершенно багровый Павел Васильевич Бородкин и изо всех сил начал ударять ладонями друг о друга. За ним как цепная реакция подхватили и все остальные. Подобно внезапной грозе громыхнул и обрушился шум аплодисментов. Все дружно повскакивали с мест и изо всех сил начали хлопать и что-то кричать.
У Орлова же от волнения подкашивались ноги. Он растерянно взглянул на гостя, не шутит ли тот, но модно одетый порученец уже сам направился к нему с раскрытой коробкой в руках. Орлов замедленно приподнялся с места, а в это же самое время в голове у него, словно огненные петарды, прыгали и взрывались сумасшедшие мысли и вопросы: «Нет, это неправда, на партийном собрании подобных наград не вручают… Он еще не успел вырастить в своих рядах трех рабочих — ленинских орденоносцев, а лишь одного — героя кузнеца Баркова… Представление в Москву на него не посылали… Никто из друзей из министерства не позвонил… и даже на награждение не приехал…»
Но тут же откуда-то из самой глубины сознания вынырнули другие доводы, которые резонно заметили: «Но это все же не детский сад, и такими вещами не шутят!.. Может быть, отсутствие всякой информации — просто заранее подготовленный сюрприз?.. Неужели все-таки правда?!»
Сидевшим в зале было заметно, что слова московского гостя застали генерального врасплох, что он крайне смущен, удивлен и даже как-то нерешителен. Порученец же уверенно приблизился к Орлову, пожал приветственно его руку, извлек из одной красной коробочки золотую звездочку и ловко прикрепил ее на пиджак награжденного. А затем повернулся к залу лицом и, улыбаясь, захлопал в ладоши.
Ошеломленный директор механически успел отметить про себя холодные руки гостя и какой-то необычный озноб, прокатившийся по его телу после прикосновений порученца.
Через некоторое время умолкли аплодисменты и взоры присутствующих устремились к сконфуженной фигуре нового героя. А тот, весь взволнованный и не менее красный, чем Бородкин, обращаясь к залу, смущенно проговорил, что подобный факт для него является полной неожиданностью, просто непредвиденным сюрпризом, что он чрезвычайно польщен и счастлив от такой высокой оценки Родиной его скромного труда и что в оставшееся время не пожалеет ни сил, ни энергии на благо и всего города и, конечно же, своего родного предприятия.
Тут помощник московского гостя, к новому удивлению Орлова и присутствующих, предоставил слово для приветствия награжденного представителям других организаций. Вот это оперативность!
На сцену один за другим поднимались рыжий пионер из подшефной школы, который басистым голосом благодарил за исключительную заботу о детях, какая-то страшненькая старуха от организации ветеранов и вертлявый тип с котообразной физиономией от трудового коллектива родственного предприятия, который и вовсе просто расшаркался о заслугах и достоинствах директора, словно говорил о своем родном отце, а не о постороннем для него человеке. В начале выступления изо рта у вертлявого вылетел и вообще какой-то престранный математический каламбур. Первая фраза его речи звучала так:
— Сегодня, когда исполнилось шестьдесят шесть дней со дня шестидесятилетия всем нам дорогого и уважаемого Льва Петровича Орлова…
Конечно, никому другому и в голову-то не пришло бы подсчитать, сколько дней пролетело с момента юбилея, а этот вот, смотрите, не поленился, чудак…
Затем начались поздравления от своих, заводских. Люди подходили, трясли герою руки, говорили душещипательные слова. А Орлов механически слушал, благодарил, а самому при этом казалось, что он участвует в каком-то странном фантасмагорическом представлении. Но все равно было так удивительно приятно…
Вскоре, конечно же, подлетел и Павел Васильевич Бородкин. Долго тряс руку, преданно поедая глазами, а затем, нахально облобызав, ляпнул, что, мол, с вас, Лев Петрович, по полной программе причитается.
Орлов в ответ дружелюбно усмехнулся, хлопнув того по сутулой спине:
— Да, Паша, погоди, не рви узду, дай человеку в себя хоть прийти. Что за вопрос! За этим дело не встанет. Не беспокойся, такой мальчишник соберем! Такой шикарный банкет в Лужково закатим, с цыганами, гитарами, да с фейерверком! Потом, как волшебный сон, всю оставшуюся жизнь вспоминать будешь!
Сказать откровенно, по всей логике развернувшихся событий такую приятнейшую неожиданность, безусловно бы, надлежало немедленно, пусть даже и наспех, сбрызнуть, но Орлова почему-то неудержимо потянуло домой. По всей вероятности, сказалось такое сильное внезапное волнение. Да он и сейчас пребывал в каком-то растерянном состоянии. К тому же ужасно хотелось добраться до телефонного аппарата, брякнуть в Москву и уточнить насчет всего этого… Душу продолжало глодать непонятное сомнение. Хотя сомневайся не сомневайся, а дело сделано. Награда получена у всех на глазах и уже начала свою новую жизнь. Так долго ждал, а вот получил, и не верится. Черт его знает! Может быть, и с другими… героями картина подобная?
Растроганный неожиданно свалившимся счастьем в окружении своих приближенных, гудящих как стая пчел, Орлов вышел из опустевшего зала и, отшучиваясь от наседавших коллег, остановился в вестибюле, крутя по сторонам головой. Он уже давно вынашивал намерения подойти к московскому гостю и тет-а-тет с ним немного пошептаться, но тот с помощником как назло куда-то запропастился.
И здесь надо отметить одну небольшую деталь, или иными словами так, маленький штришок к общей картине этого необычного мероприятия. Если бы Орлов в данный момент был более наблюдательным, то мог бы легко заприметить стоявшую не так далеко от него, возле одной из мраморных колонн, задумчивую и чрезвычайно чем-то озабоченную свою старую подругу Аллу Борисовну Пусько, а в их личном общении просто Аллопусика. Она в отличие от других была чем-то явно встревожена и, наблюдая за происходящим и шумно вздыхая, нервно покусывала свои красивые чувственные губы. Но Орлову сейчас было не до того.
«Нет, надо домой пробираться, — подумал он, — обрадовать благоверную супругу, которая наверняка ни о чем и не подозревает… если, конечно, кто-то уже не успел растрезвонить… Подобные вести ведь быстро разлетаются».
Он отправил своего референта Сергея проверить автомашину и предупредить шофера, что сейчас выйдет. Через пару минут тот вернулся с водителем, который, бледнея и недоуменно пожимая плечами, сообщил, что машина непонятно отчего, но вдруг заглохла и ни за что не желает заводиться. Вот уж не кстати! Орлов ругнул про себя дуру машину и олуха шофера и уже подумывал над тем, а не прогуляться ли до дома пешком, итак совсем ходить перестал, но тут на улице как-то быстро стемнело, неожиданно и грозно заметался порывистый ветер и послышались артиллерийские раскаты грома. Нечего было и думать о пешей прогулке. Вот-вот на голову обрушится сильнейший ливень.
Тут референт директора, завидя надвигавшуюся угрозу, со всей прытью кинулся снова на улицу и с подключившимся к нему Абрамзоном вмиг тормознул первую попавшуюся приличную автомашину. В две секунды договорились с водителем, улыбчивым парнем в кепке и клетчатом пиджаке, сунув предварительно ему в руку хрустящую трешку, доставить героического шефа к подъезду дома.
На вопрос же, знает ли он, как быстрей проехать к нужному адресу, тот по-детски улыбнулся и ответил как-то чудно:
— Знамо дело… Сложностев никаких. Пути известные…
То ли уж он пошутил, выразившись так вычурно и неуклюже, то ли уж закваска в нем была деревенская, Серега так и не понял, да и некогда было тут рассуждать.
Небо к этому времени уже налилось пугающей чернотой и раз за разом все так и взрывалось страшными огненными змеями. Обнаглевший, нахрапистый ветер, жутко завывая и кружа по воздуху уличный мусор, начал больно бросаться песком в лицо и рвать с людей одежду и головные уборы, а от сильных ударов грома было просто не по себе.
Усадив Орлова на заднее сиденье, Серега нетерпеливо скомандовал: «Давай жми!» — и черная «Волга» тут же рванула с места в карьер. Очередная вспышка молнии лишь успела выхватить из сгустившегося мрака заднюю часть автомашины с куском непонятного номера. Буквы было уже не разобрать, а из цифр с превеликим трудом можно было рассмотреть лишь последние — три ссутулившихся черных шестерки.
Добравшись успешно домой, новоиспеченный герой, понятное дело, выложил с порога жене о неожиданном награждении. Аделина Павловна, охнув, всплеснула руками, и, засветившись лицом, повисла на шее у мужа:
— Это, Левушка, для тебя, может быть, неожиданность, а я вот давно поджидала. Уж кому-кому, а тебе-то, конечно же, по заслугам… Нечего тут и говорить! — и она, привычное бабье дело, тут же залилась потоком радостных слез.
