Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал
Уместно заметить, что у Сергея очень рано проявился дар разведчика. Он мог совершенно спокойно проникать в любую среду. Он для всех был своим, так как молчал и слушал. Из откровенных разговоров разного рода начальников так выходило, что в СССР развели целые стада льготников. Льготами пользовались ветераны Великой Отечественной войны, ветераны КПСС, ветераны труда, Заслуженные деятели культуры, Заслуженные артисты и т. д. Эти стада сметали всё: путёвки в санатории, квартиры, автомобили, гаражи, садовые участки и, конечно, продукты, ещё до их появления на прилавках магазинов, и все прочие товары.
Льготников было много, а у них были дети, внуки, родственники. Родину эта социально защищённая часть населения не любила, так как считала, что она им всё равно должна больше, чем даёт. Но партия и правительство их усиленно откармливали, так как видели в этих льготниках мобилизующий фактор. Во время «Ч» они должны были, если не увлечь своим примером (зря что ли хлеб ели), то хотя бы помочь партии и правительству отмобилизовать другую часть населения.
Другая часть населения не пользовалась ничем, но именно она обеспечивала все социальные льготы. Эту часть населения составляли люди, которым не повезло, которых отмобилизовали на призывах партии: «на борьбу…», «на битву…» и которых никто и никогда не защищал, не щадил и не берёг.
Сергей, бывая у своих бабушек, задумывался над тем, откуда происходит нищета, в которой они живут. Один дед начал воевать ещё с японцами, затем продолжил с финнами, потом в первых рядах Красной Армии вступил в бой с немцами. Он ещё до Великой Отечественной войны навоевался до «одури», и всё время в первых рядах. Даже если бы он захотел дожить до внуков — всё равно бы не успел. Первые ряды чаще становятся покойниками, а не льготниками.
Деду по–своему повезло. В конце 1941 года он попал в плен. Потом целая череда немецких концентрационных лагерей. В 1945 году — освобождение. При росте 1,82 метра в нём осталось весу 46 кг вместе со вшами. Но он был жив.
Родина отправила его в Новокузнецкие шахты, где было много ветеранов, начинавших воевать ещё в Испании. Потом на шахте произошёл взрыв, а взрывы на шахтах происходили ежедневно. Жёны шахтёров залазили на крыши домов, чтобы увидеть, на какой именно шахте произошла авария. Администрация шахт сначала подавала протяжный гудок, а потом вывешивала флаг, мол ваши мужья там внизу, бегом бегите…. А бабы смотрели, та ли это шахта, и их ли «очередь» подошла бежать…. Словом, деда засыпало угольком.
У второго деда судьба была похожая. А бабушки и в свои семьдесят, а потом и восемьдесят лет всё продолжали ходить на работу. Что–то где–то мыли, что–то где–то сторожили. Вожделенной мечтой маленького Сергея было желание овладеть одноствольным ружьём, выданным 74 — летней бабе Мане для охраны одной из заводских проходных. Мир не без добрых людей. Минимальная пенсия, взрослые дети, у которых по факту проживания в стране социализма были безграничные возможности, а по факту безотцовщины — никаких.
Рядом с ними была весёлая жизнь победителей, начавших воевать, как правило, в конце войны, а то и не воевавших вовсе, с трофеями, со связями. Им периодически вручали медали за не их подвиги. А у вдов и их детей на горизонте маячила одна тяжёлая работа, без всякой надежды на светлое будущее. Эти люди были социалистической, коммунистической или просто лагерной пылью.
Об этих людях Родина не заботилась совсем. Она их кошмарила, мочила и обугливала. В итоге «Родина–мать» добилась своего, с конца 70‑х годов ХХ века всё более и более стали проявляться следы «трупа». Родина Сергея тихо умирала, обглоданная до костей льготниками, мародёрами и просто партийными дармоедами.
Началась война в Афганистане. Родители мальчишек призывного возраста «впали» в тоску. Убитых на этой войне привозили тайно. Хоронили без панихид. Салютов над могилами не давали. Солдаты — мальчишки были в основном рождены как раз от «лагерной пыли» и выросли в нищете. Родина даже не накапливала здоровье этих детей, чтобы потом забрать его разом. Она их просто забирала и убивала. Родина откармливала внучат льготников, детей партхозноменклатуры. Для чего и кому нужны были эти внуки–дети, Сергей ещё не понимал. Но мудрые люди уже говорили, что «просрать» можно всё, даже империю. Для этого надо просто вырастить прожорливых свиней.
Конечно, ни один нормальный родитель при таком раскладе отдавать своего сына в армию не хотел. Родители не очень понимали, что именно должны защищать их дети. Их, родителей, нищету? При этом погибнуть и лишить их вообще всякой надежды? Речам членов политбюро уже никто не верил. Да и как было верить, если сыновей привозили в цинковых гробах со стеклянными окошками, в которых был виден только нос, и хоронить приказывали тихо, как воров. Всё было поставлено с ног на голову. Воры громко торжествовали, а героев тихо хоронили. Все убеждения в непогрешимости курса партии, правительства рассыпались, как пепел на ветру. А без убеждений работать, а тем более служить Родине невозможно.
Сергей не был исключением. Он не хотел в солдаты, но он был не прочь посмотреть изнутри жизнь советского офицера. Этот вычитанный лозунг: «элита, армия, рабы» — не давал ему покоя. Армия была посередине, как и в другом лозунге: «вера, царь, отечество».
Время шло, он влился в ряды тех, с кого собственно начинались все великие шалопаи и авантюристы всех стран мира. Он стал военным.
Глава 2
КУРСАНТЫ
Исходный «материал» в лице Сергея для любого военного училища был превосходный. Думать он умел, но без нужды не особенно хотел. Та взрослая жизнь, в которую он окунулся сразу после школы, научила его правилу: «меньше знаешь, крепче спишь».
Сравнивая вновь приобретённое знание с полученным из учебников истории школьным опытом, он однажды понял, что в России думать вообще вредно. За знания всегда приходится расплачиваться. Эту истину до него донесли в политическом училище.
Одни страны расплачиваются временем, растягивая знания, дающие некоторую свободу своему народу, на века. Другие, которые не хотят ничем расплачиваться, просто исчезают. Особняком стоит лишь Россия. Она расплачивается за вновь приобретаемые знания своим здоровьем.
Каждый новый российский вождь, едва поумнев, начинает прореживать и вырубать ряды тех, кто не успел поумнеть вслед за вождём. Прореживать — это хорошо. Быть прореженным — плохо. По крайней мере, Сергею было страшно обидно, когда его «завернули» из военно–политического училища при всех сданных экзаменах обратно. Проредили.
Но он был настырный. Он без всяких эмоций шёл к цели и в лоб, и с тылу.
Пригодились оба варианта. Как его и напутствовал гражданский педагог в военно–политическом училище, в училище тыла всё было честно. Там никто особо не скрывал, что и дать надо, и взять есть кому. Что толку строить из себя «целку», если вся страна уже знала, что большинство детишек членов политбюро ЦК КПСС, включая и детей наиболее ретивых генеральных секретарей, живёт на Западе, в основном в США. На эту тему даже смеялись. Да и как было не смеяться, если упакованные и сытые детки меняли Москву, столицу и город — герой своей Родины на американскую провинцию. Странно было только то, почему ни один ребёнок американских президентов, министров и клерков поменьше за всё существование Советской власти так и не захотел перебраться жить в Россию.
В училище тыла лукавства не было. Сергей «пёр» как танк. Он прекрасно понимал, что здесь все такие. Проходной бал в это училище был выше, чем в военно–политическое. А на инженерный факультет, на который поступал Сергей, шли в основном медалисты, отличники Советской Армии и ребята, окончившие техникумы. Мальчишки с медалями — это существа значительно умнее, чем девчонки с медалями.
Экзамен по математике показал, что он готовился и готовил почву не зря. Вредный полковник, никакого отношения не имеющий к математике, что тоже честно, зачем мучить педагогов, если почти всё решено заранее, строго начал выговаривать Сергею: «Молодой человек, вы хотите на инженерный факультет, чтобы подольше поучиться и поменьше послужить?». Сергей подумал про себя: «Оратор, ничего, мы пуганые, и бодро ответил, что как раз наоборот, чтобы как можно лучше служить Родине». Видимо, у полковника что–то не складывалось, деньги взял с кого–то за инжфак, а придётся пристраивать на другую специальность. Он бы с радостью поставил Сергею оценку ниже заслуженной, но Сергей проявил рвение и ещё раз, прямо при нём, решил все задачи экзаменационного билета уровнем выше школьного и шепнул полковнику, чтобы не отвлекать остальных абитуриентов: «Листочек останется!».
Он поступил и впервые в жизни был вполне счастлив. Его радовало всё: даже вылинявшая и заношенная форма, выданная всем курсантам с чужого плеча очередного выпуска, для прохождения курса молодого бойца.
