Азия Биби - Приговоренная. За стакан воды
Поднявшись, прокурор сказал:
— Хорошо, что ты мне все рассказала. Теперь твою судьбу решит Господь.
И вот, сидя на кровати из веревок, врезавшихся в тело, я размышляла о том, как же Господь мог решить, что я виновна в богохульстве. И о каком Господе идет речь? Как бы его ни называли — Богом, Аллахом или как-то еще, Господь милостив, он не приговаривает к смерти невиновных. А ведь я просидела здесь целый год — и все для того, чтобы теперь ждать, когда мне наденут веревку на шею… В голове у меня все еще звучал голос судьи, утверждавший, что в течение года были собраны все необходимые доказательства, на основании которых меня приговаривают к смертной казни. Но доказательства чего? Того, что трое порядочных женщин не любят меня за то, что я христианка? И потом судья еще добавил: «Без смягчающих обстоятельств». Хоть я и необразованна, но не глупа. Я знала, что это значит: мне нет оправдания. Но оправдания за что? Я должна оправдываться за то, что живу или за то, что у меня другая вера? Нет, я определенно ничего не понимаю в правосудии своей страны.
Тут в двери камер постучали: пора было идти на прогулку. Но мне не хотелось никуда идти. Я бы лучше осталась одна в своей яме: мне были невыносимы подозрительные взгляды окружающих. Гнусный Калил с грохотом распахнул мою дверь.
— Я знаю твой приговор. Наконец-то ты заплатишь за все свои злодеяния! А пока тебя не повесили, пошевеливайся, пора на прогулку.
— Мне не хочется, — ответила я тихо.
Калил покраснел от ярости и с размаху пнул кровать, которая перевернулась прямо на меня.
— Тебя не спрашивают! — заорал он. — Шевели ногами, дрянь!
Во двор вышло человек двадцать. Небо было серое, зима вот-вот должна была накрыть землю железным покрывалом. Я дрожала. Женщины перешептывались, недобро поглядывая на меня. Я поняла, что все уже знают о моем приговоре.
Когда я приближалась, меня сторонились, как зачумленной.
И все же одна незнакомка подошла ко мне.
— Здравствуй. Меня зовут Буджина, я тут недавно. А ты кто?
— Азия. Но тебе не стоит говорить со мной, а то от тебя тоже все отвернутся.
— Почему же? — спросила она, глядя на меня по-доброму.
Немного замявшись, я наконец проговорила:
— Я — христианка, и сегодня утром меня приговорили к смерти за богохульство.
— И ты правда его совершила? — спросила Буджина, явно не ожидавшая от меня такого.
— Нет, конечно, нет! Но меня оклеветали женщины, которые не хотели пить со мной из одного стакана: они решили, что я осквернила его.
— Это ужасно! И за это тебя приговорили к смерти?
Я была счастлива встретить в таком месте человека, который наконец-то отреагировал на мои слова нормально…
Раздался удар колокола.
— Прогулка окончена! — крикнул охранник.
Буджина улыбнулась.
— Не теряй надежды, Азия. Пока ты жива, все еще возможно. Молись, не переставай молиться.
Я помахала ей.
— До скорого.
Я была рада, что у меня в тюрьме появилась подруга, но теперь я не знала, сколько мне еще осталось… Буджина утешила меня, проявив сочувствие, но когда я вернулась в камеру, то снова стала размышлять о своей судьбе. Как бы я хотела уметь писать! Если бы я владела грамотой, то могла бы оставить письмо мужу и детям.
Думая о них, я решила все же написать его мысленно. Если завтра я увижусь с адвокатом, хотя он приходит не так уж часто, то я попрошу его записать это и передать моей семье. Это станет моим завещанием.
«Мой дорогой Ашик, мои дорогие дети, вам придется выдержать тяжкое испытание. Сегодня утром меня приговорили к смерти. Признаюсь, что, хотя я плакала, услышав приговор, но в глубине души была к нему готова. Я не ждала ни милосердия, ни храбрости от судей, которые находились под давлением муллы и религиозных фанатиков.
С тех пор как я узнала о том, что скоро умру, и вернулась в эту камеру, я неустанно думаю о тебе, мой Ашик, и о вас, мои драгоценные дети. Я корю себя за то, что оставила вас одних в такую трудную минуту. Тебе, Имран, мой старший сын, исполнилось восемнадцать лет, и я желаю тебе найти достойную супругу, которая будет так же счастлива с тобой, как я с твоим отцом. Тебе, моя старшая дочь Насима, уже двадцать два года, и ты уже обрела мужа и заботливую новую семью; я желаю тебе подарить отцу внуков, которых ты воспитаешь в христианском милосердии, как мы всегда воспитывали тебя. Тебе, нежная моя Иша, уже пятнадцать, но ты родилась слабой на голову. Мы с папой всегда считали тебя подарком Господа, ты такая добрая и великодушная. Наверное, ты не поймешь, почему мамы нет рядом, но в моем сердце всегда будет уголок для тебя и только для тебя. Сидра, тебе всего тринадцать, но я знаю, что с тех пор, как я в тюрьме, на тебя легли все заботы о доме и о старшей сестре Ише, которой нужна помощь. Я упрекаю себя за то, что тебе приходится заниматься взрослой работой вместо того, чтобы играть в куклы. Малышка Ишам, тебе придется лишиться мамы в девять лет. Господи, как несправедлива жизнь! Но, продолжая ходить в школу, ты вооружишься знаниями, которые потом помогут тебе выстоять против человеческой несправедливости.
Дети мои, не теряйте решимости и веры в Иисуса Христа. Будущее улыбается вам, и когда я окажусь там, в объятиях Господа, я буду наблюдать за вами с небес. Но, прошу вас, всех пятерых, будьте разумны, не делайте ничего, что могло бы разгневать мусульман или нарушить законы этой страны. Дочери мои, я желаю, чтобы вам повезло найти хорошего мужа, такого, как ваш отец.
Ашик, я люблю тебя со дня нашей встречи, и двадцать два года, прожитых вместе, тому доказательство. Я всегда неустанно благодарила небеса за то, что они послали мне тебя, и я смогла выйти замуж по любви, а не по сговору, как это принято в нашей провинции. Мы так хорошо подходим друг другу, но судьбу не изменить… Подлые люди встали у нас на пути, и теперь ты остался один с плодами нашей любви на руках. Но не теряй стойкости и гордости за нашу семью.
Дети мои, с тех пор, как меня заперли в тюрьме, я выслушала истории жизни других женщин, к которым судьба была так же жестока.
Могу сказать, что вам повезло: вы знали свою мать и жили, окруженные любовью. Нам с отцом всегда больше всего на свете хотелось быть счастливыми и сделать счастливыми вас, даже когда жизнь была не так уж сладка. Мы — христиане и бедняки, но семья — это наше солнце. Мне бы так хотелось посмотреть, как вы вырастете, выучитесь и станете достойными людьми — но вы и так ими станете!
Вы знаете, из-за чего я умру, и, надеюсь, не станете винить меня за то, что я покину вас так рано, ведь я невиновна и не делала ничего из того, в чем меня обвиняют. И ты тоже знаешь это, Ашик, как и то, что я не способна на жестокость. Но порой я бываю упряма.
Что же до моего приговора — я не буду мучиться долго, моя казнь будет быстрой. Не знаю пока, когда именно меня повесят, но не переживайте, мои дорогие, я пойду на виселицу с высоко поднятой головой, без страха, ведь Спаситель и Дева Мария примут меня в свои объятия. Любимый муж, расти наших детей так, как мне хотелось бы делать это вместе с тобой.
Ашик и мои дорогие дети, я покидаю вас навсегда, но буду любить вас вечно».
5
Министр-христианин
В нашей культуре не принято, чтобы супруга умела читать. Она узнает о мире только благодаря мужу. Но мой добрый муж Ашик знает о нем не больше меня, ведь он тоже не учился грамоте.
Мы оба понятия не имели о том, что происходило за пределами деревни, но это не помешало нам быть счастливыми, растить детей и заниматься каждый своей работой. Вечерами время порой тянулось медленно, а так как друзей, кроме Жозефины и ее мужа Самсона, у нас почти не было, однажды мы приняли безумное решение: купить телевизор в лавке молодого сметливого торговца Фахада. Он продавал старую технику — в городе ее списывали в утиль, а он чинил что угодно: мотоциклы, машины, транзисторы, а порой и плуги.
Наша семья была небогата. Денег, которые мы с Ашиком приносили в дом, хватало ровно на еду, одежду и, прежде всего, на образование детей. Обучение в государственной школе в Иттан Вали стоило не слишком дорого по меркам землевладельцев, но для нас 3000 рупий в месяц — это была серьезная сумма. И все же мы с Ашиком давно решили, что приложим все усилия для того, чтобы дать детям все возможности устроиться в жизни. Мы пришли к выводу, что если наш сын и дочери получат образование, то смогут устроиться на хорошую работу в городе. Даже в офисе, почему нет? В тринадцать лет, работая в Лахоре у господина Акбара и госпожи Шазии, я видела, как они часто принимали гостей у себя дома. Порой мне приходилось прислуживать за столом женщинам, которые говорили о работе. Я понимала не слишком много, но, казалось, речь шла о серьезных вещах, потому что господин Акбар очень интересовался их опытом. Тогда я осознала, что обязанности девочки не всегда сводятся к работе по дому, что они могут заниматься чем-то, что будет интересно и мужчинам в костюмах…
