Иоганн Гете - Об искусстве (Сборник статей)
Здесь мне хотелось бы вставить несколько давно записанных размышлений. Пусть даже скажут, что я повторяюсь, лишь бы одновременно признавали, что и повторения бывают порой полезны.
Известно, что лучшие поэты и теоретики искусства всех народов вот уже на протяжении долгого времени стремятся к общечеловеческому. В каждом явлении, будь оно историческим, мифологическим, сказочным или даже просто вымышленным, сквозь национальное и личное проступает и просвечивает это всеобщее.
То же самое имеет место и в ходе практической жизни. Оно пробивается сквозь все грубо-земное, дикое, жестокое, неправедное, корыстное и лживое, стремясь все это залить смягчающим светом. Пусть на земле никогда не наступит всеобщий мир, мы не перестанем надеяться, что со временем неизбежные распри станут мягче, война менее жестокой, победа менее надменной.
Все, что в литературе отдельной нации может повлиять и напомнить об этом, должно быть усвоено всеми.
Нужно узнать особенности каждой нации, чтобы примириться с ними, вернее, чтобы именно на этой почве с нею общаться; ибо отличительные свойства нации подобны ее языку и монетам, они облегчают общение, более того, они только и делают его возможным.
Поистине всеобщая терпимость будет достигнута лишь тогда, когда мы дадим возможность каждому отдельному человеку или целому народу сохранить свои особенности, с тем, однако, чтобы он помнил, что отличительной чертой истинных достоинств является их причастность всечеловеческому.
Такому посредничеству и взаимному признанию немцы способствуют уже с давних пор. Тот, кто понимает и изучает немецкий язык, находится на ярмарке, где все народы предлагают свои товары; он играет роль толмача, обогащая при этом себя самого.
Поэтому каждого переводчика следует считать посредником этого всеобщего душевного торга, способствующим такому взаимному обмену. Ибо, что бы ни говорилось о неудовлетворительности переводческого труда, он всегда был и будет одним из важнейших и достойнейших дел, связующих воедино вселенную.
Коран говорит: "Бог дал каждому народу пророка, говорящего на его собственном языке". Так и каждый переводчик - пророк в своем отечестве. Лютеровский перевод Библии вызвал величайшие последствия, хотя критика и по сей день умаляет и хулит его. А все огромное дело библейского общества - в чем его ценность, если не в том, что благодаря ему каждому народу вручается Евангелие, переложенное на его лад и язык?
"FAUST". TRAGEDIE
DE Mr. DE GOETHE*
(1828)
______________
* "Фауст". Трагедия Гете (франц.).
Видя перед собой роскошное издание французского перевода моего "Фауста", я вспоминал те времена, когда это произведение было задумано, сочинено и с весьма своеобразными чувствами записано. Успех, который оно встретило и в ближних и в дальних краях, выраженный теперь еще и в этом типографском совершенстве, объясняется, пожалуй, той редкой особенностью, что в нем навсегда запечатлен определенный период развития человеческого духа, мучимого тем же, что мучит, и волнуемого тем же, что тревожит все человечество; его тяготит то же, что отвратительно человечеству, и воодушевляет его, что ему желанно. Все обстоятельства истории этой драмы теперь уже очень далеки от автора, да и в мире сегодня идут совсем иные битвы; но все же состояние человека и в радости и в горе остается в большинстве случаев без особых перемен, и рожденный в самые последние дни всегда найдет причину, чтобы оглянуться на радости и на страдания давно прошедших времен, чтобы хоть как-то приспособиться к тому, что еще ждет его самого.
Хотя эта драматическая поэма, по сути, возникает из сумрачной стихии и разыгрывается в многообразной, но исполненной страхов обстановке, однако французский язык, который всему придает веселую легкость, облегчает созерцание и понимание, делает ее значительно более ясной и обозримой. И теперь, смотря на эту крупноформатную (in folio) книгу, на бумагу, шрифты, печать, переплет - все это доведено до полного совершенства, - я уже не испытываю того впечатления, которое эта драма раньше производила на меня каждый раз, когда я после долгого перерыва снова брал ее в руки, чтобы убедиться, сохраняет ли она свои особенности.
Однако тем более замечательно, что художник настолько сблизился с этим произведением в том его первоначальном духе, что именно так воспринял все его сумрачные исходные особенности, и беспокойно стремительного героя сопровождает столь же беспокойный карандаш.
Господин Делакруа - живописец, наделенный бесспорным талантом, но, как это часто бывает в отношении молодежи к нам, старикам, - он доставляет немало хлопот парижским друзьям и знатокам искусства, потому что они не могут ни отрицать его достоинств, ни одобрять его в известной мере буйного стиля. Однако господин Делакруа, видимо, чувствует себя как дома в этом диковинном произведении, между небом и землей, между возможным и невозможным, между самым грубым и самым нежным, между всеми противоречиями; куда бы только ни завела дерзновенная игра фантазии - он везде "у себя". Тем самым снова приглушается блеск внешнего великолепия, дух уводится от ясной буквы в сумрачный мир и вновь возбуждается древнее ощущение сказочного повествования. Мы не решаемся больше ничего говорить, предполагая, что каждый, кто увидит эти значительные произведения, испытает чувства, более или менее подобные нашим...
ИЗ "ОБЩИХ РАЗМЫШЛЕНИЙ
О МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ"
(1827-1830)
V
Если в ближайшем будущем появится такая мировая литература, возникновение которой неизбежно при все возрастающей скорости средств сообщения и связи, мы не должны ожидать от нее ничего большего и ничего иного сверх того, что она может осуществить и осуществит.
Обширный мир, как бы далеко он ни простирался, - всегда лишь расширенное отечество, и, если внимательней присмотреться, он не даст нам ничего сверх того, что давала почва родины; все, что нравится массам, будет беспредельно распространяться и, как мы видим уже сейчас, будет находить сбыт во всех краях и местностях. Но серьезным и внутренне значительным творениям это удается не сразу. И все же те, кто посвящает себя высоким целям, кто возвышенно творит, будут быстрее и лучше узнавать друг друга. Везде в мире есть люди, озабоченные тем, чтобы сохранилось то, что было создано ранее, чтобы, исходя из него, шло действительно поступательное движение человечества. Но путь, который избирают такие люди, и шаг, которым они идут, доступны не всем. Люди, только потребляющие жизнь, хотят продвигаться побыстрее и поэтому отвергают и задерживают продвижение того, что могло бы их самих продвинуть вперед. Серьезным людям следовало бы объединиться, образуя тихое, почти потаенное братство, ибо тщетно было бы противоборствовать широкому потоку злободневности; однако необходимо стойко удерживать свои позиции, пока этот поток не спадет, не минует.
Главным утешением и наиболее действенным одобрением для таких мужей должно быть сознание, что истинное вместе с тем и полезно; когда они сами откроют эту закономерность и живо представят и докажут ее влияние, тогда они смогут и достаточно сильно воздействовать на мир в течение многих лет.
VI
Хотя во многих случаях бывает благотворно не столько сообщать читателю уже продуманные мысли, сколько пробуждать и возбуждать его собственное мышление, все же, пожалуй, благотворным будет вновь обратиться к приведенному выше замечанию, которое было записано уже давно.
Вопрос: полезно ли то или иное занятие, которому себя посвящает человек, повторяется очень часто, и особенно решительно задается теперь, когда уже никому не позволено жить спокойно, довольствуясь тем, что имеет, умеренно и ничего не требуя.
Мир вокруг нас пришел в такое бурное движение, что каждому грозит быть унесенным, затянутым в водоворот. Человек видит: для того чтобы он мог удовлетворять свои потребности, он вынужден заботиться о потребностях других людей, заботиться непосредственно и незамедлительно; тогда-то и возникает вопрос, что же он умеет, чем он может обеспечить исполнение своего настоятельного долга.
И тогда не остается ничего другого, как сказать самим себе: нас может спасти только чистейший и строжайший эгоизм; и это должно быть ясно осознанной, хорошо прочувствованной и спокойно высказанной решимостью.
Человек должен спросить сам себя: к чему он наиболее пригоден. И для того чтобы в соответствии с этим наилучшим образом воспитать себя, он должен смотреть на себя как на ученика, на подмастерья, на старшего подмастерья и уже после всего и лишь очень осторожно - как на мастера.
Если он сумеет, блюдя осмотрительную скромность, повышать свои требования к миру только по мере роста своих способностей, с тем чтобы, принося ему пользу, добиваться благосклонности мира, - тогда он постепенно, шаг за шагом достигнет своей цели, и, если ему даже удастся наивысшее свершение, он все же сможет действовать вполне спокойно.
