Томас Гарди - Рассказы
Наутро, когда пастор Тугуд сидел за завтраком, вспоминая вчерашнюю охоту, прибегает вдруг причетник и спрашивает еще в дверях, можно ли войти.
- Как же это мы, ваша милость, - говорит он. - У нас совсем из головы вон, а ведь та пара на колокольне до сих пор не обвенчана.
Пастор так и ахнул, чуть куском не подавился.
- Господи помилуй, - говорит он, - а ведь и правда! Как это вышло нескладно.
- И не говорите, сэр. Ведь мы, может статься, погубили несчастную женщину.
- Ах да! Помню, помню! Ей, по правде сказать, давно уже следовало обвенчаться.
- Подумать только, сэр, а ну как с ней там, на колокольне, что-нибудь случилось, и ни доктора, ни бабки...
(- Ах, бедняжка, - вздохнули женщины.) ...Как бы нас за это в суд не потащили. Да и для церкви, какой это позор для церкви!
- Замолчи ты, ради бога! Ты меня с ума сведешь! - говорит пастор. - И какого черта я их вчера не обвенчал, пьяных ли, трезвых ли! - (Духовные лица в те времена чертыхались не хуже простых смертных). - А ты что, сам ходил в церковь или спрашивал у деревенских?
- Да нет, что вы, сэр! Это я вот только что вспомнил. В церковных делах разве я смею вперед вас соваться? А сейчас, как подумал о них, меня словно обухом по голове. Кажется, тронь пальцем - сейчас упаду!
Ну, тут пастор бросил свой завтрак и вместе с причетником скорей побежал в церковь.
- Да их, наверно, и след простыл, - говорит на ходу мистер Тугуд. - И хорошо бы. Они небось как-нибудь выбрались и давно уже дома.
Все же они вошли в ограду, поглядели на колокольню и видят: высоко в окне белеет малюсенькое личико и крохотная рука помахивает им сверху.
- Бог мой, - говорит мистер Тугуд, - не знаю, как я им теперь на глаза покажусь! - Он тяжело опустился на чью-то могильную плиту. - И надо же было мне вчера к ним так придираться!
- Да, очень жаль, что мы с этим делом тогда же не покончили, - говорит причетник. - Но раз убеждения вашей милости не дозволяли вам их венчать что же, с этим надо считаться.
- Верно, друг мой, верно. А что, по ней не видно... не произошло там с ней чего-нибудь... преждевременного?
- Да мне видно ее только до плеч, сэр.
- Ну, а как лицо?
- Лицо страх какое бледное.
- Да что ты! Ну, будь что будет. Ох, и разломило же у меня поясницу после вчерашнего... Но приступим к делу божию.
Они вошли в церковь и только отперли ход на колокольню, как бедняжка Джейн и ее любезный Эндри выскочили оттуда, как голодные мыши из пустого буфета. Эндри едва живой и вполне трезвый, а его невеста бледная и продрогшая, но во всем прочем такая же, как вчера.
- Как? - говорит пастор, облегченно вздыхая, - вы с тех самых пор так тут и сидели?
- А то как же, сэр, - говорит невеста, падая от слабости на скамью. - И ни кусочка, ни глотка за все это время. Нам никак нельзя было выйти без посторонней помощи, вот мы и сидели.
- Но почему же вы не позвали кого-нибудь? - спросил пастор.
- Она не позволила, - говорит Эндри.
- Стыдно мне было, - всхлипнула Джейн. - Да узнай об этом кто-нибудь нас на всю жизнь ославили бы. Раз или два Эндри совсем было собрался ударить в колокол, но потом одумался и сказал: "Нет, лучше нам с голоду подохнуть, чем навек опозориться!" Вот мы все ждали и ждали, а вас все нет и нет.
- Да! И я очень об этом сожалею, - сказал пастор. - Но теперь мы с этим делом мигом покончим.
- Мне... мне бы пожевать чего-нибудь, - говорит Эндри. - Хоть корочку бы какую или луковку, и то бы ладно. Потому я так отощал, что у меня, кажется, все кишки к спине приросли, слышно, как они о становую кость трутся.
- Нет, раз уж все мы тут, и в полном порядке, - с беспокойством сказала невеста, - так давайте скорее кончать!
Эндри согласился повременить с едой, причетник позвал вторым свидетелем одного из прихожан, самого неболтливого, и скоро брачные узы были крепко завязаны, новобрачная успокоилась и заулыбалась, а у Эндри еще пуще живот подвело.
- Ну, а теперь, - сказал пастор Тугуд, - вы оба идите ко мне, мы вас накормим как следует на дорогу.
Они с благодарностью приняли приглашение и, выйдя с церковного двора, пошли одной тропинкой, а пастор с причетником - другой, и никто их не заметил, потому что час был еще ранний. Они вошли в пасторский дом, будто бы только что вернулись из поездки в Порт Бреди, и тут-то уж они набросились на еду и питье и пили и ели до отвалу.
Об этом случае долгое время никто не знал, но потом все-таки пошел слушок, а теперь и сами они иной раз со смехом вспоминают, какая у них была чудная свадьба. Хотя и то сказать, не бог весть что получила Джейн за все свои труды и старания. Разве вот только свое доброе имя спасла.
- Это тот самый Эндри, который явился к сквайру на рождество вместе с музыкантами? - спросил торговец семенами.
- Нет, нет, - ответил учитель Профитт. - То был его отец. И все произошло оттого, что Эндри чересчур любил покушать и выпить.
Видя, что все его слушают, учитель сразу начал рассказ:
СТАРЫЙ ЭНДРИ В РОЛИ МУЗЫКАНТА
Перевод Э. Раузиной
- Я был тогда еще мальчишкой и пел в церковном хоре; на рождество мы вместе с музыкантами всегда отправлялись в дом сквайра, а сквайр, все его семейство и гости (в тот раз среди них был архидиакон, лорд и леди Баксби и еще много других) рассаживались в большой зале и слушали, как мы играем и поем. Потом нас звали в людскую и угощали превосходным ужином. Так уж было заведено, и Эндри очень хорошо знал об этом. Мы как раз собирались к сквайру, когда повстречали его.
- Господи, - говорит, - до чего ж мне охота попировать вместе с вами! Жареное мясо, индейка, плумпудинг, эль - бывает же счастье людям! А сквайру-то что - одним человеком больше, одним меньше. Я уже слишком стар, чтобы сойти за мальчишку из хора, и чересчур бородат, чтоб меня приняли за девицу из тех, что с вами поют. Вот ежели б вы одолжили мне скрипку и я б пошел с вами как музыкант, а?
Ну, мы пожалели старика и дали ему старую скрипку, хотя Эндри понимал в музыке столько же, сколько лошадь в философии; вместе со всеми Эндри отправился в путь и, крепко зажав скрипку под мышкой, храбро вошел в дом сквайра. Он" суетился, раскладывал ноты, устанавливал свечи так, чтоб свет от них падал прямо на ноты, словно это дело было для него самое привычное, и все шло как нельзя лучше, пока мы не запели "Когда узрели пастухи", а потом "Взойди, звезда" и "О, радостные звуки". Только мы кончили последнюю песнь, поднимается мать сквайра, высокая сердитая старуха, большая любительница церковного пения, и обращается к Эндри:
- Послушай-ка, голубчик, ты, я вижу, не играешь вместе со всеми. В чем дело?
Все мы готовы были провалиться сквозь землю. Надо же попасть в такую переделку! У Эндри даже холодный пот на лбу выступил. А мы молчим, ждем как-то он выпутается из этой истории?
- Беда приключилась, сударыня, - говорит он, кланяясь с самым невинным видом, что твое дитя. - По дороге я упал и сломал смычок.
- Какая жалость, - говорит она. - А нельзя ли его починить?
- Куда там, сударыня, - отвечает Эндри. - Весь изломался.
- Посмотрим, нельзя ли тебе помочь, - говорит она.
На этом как будто все и кончилось, и мы запели "Возрадуйтесь, люди, восстаньте от сна" в ре мажор с двумя диезами. И только мы замолчали, как старуха снова обращается к Эндри:
- У нас на чердаке хранятся негодные музыкальные инструменты, и я велела поискать для тебя смычок, - и протягивает смычок бедняге Эндри, который не то что играть, а и держать его в руках не умел.
- Вот теперь у нас будет полный аккомпанемент, - говорит она.
Что тут было делать? Эндри стоит среди музыкантов, глядит в ноты, а лицо у него все сморщилось, как гнилое яблоко, потому что если кого и боялись в нашем приходе, так именно этой горбоносой старухи. Тогда Эндри пустился на хитрость - спрятался за чью-то спину и давай водить смычком взад-вперед над скрипкой, но не касаясь струн. Со стороны посмотреть, так показалось бы, что он всю душу вкладывает в игру. Быть может, все и обошлось бы, если бы один из гостей (не кто иной, как архидиакон) не углядел, что Эндри держит скрипку вверх тормашками, прижимая подбородком головку и придерживая рукой конец деки. Все гости встали с мест и окружили Эндри - они решили, что это какой-то новый способ игры на скрипке.
Тут-то все и раскрылось. Мать сквайра велела выгнать Эндри вон, как низкого обманщика, а сквайр заявил, что Эндри должен ровно через две недели освободить дом, который у него арендовал. Это происшествие в значительной мере нарушило мирное течение рождественского вечера.
Однако, когда мы пришли в людскую, Эндри уже сидел там как ни в чем не бывало - по приказу жены сквайра его впустили с черного хода, хотя за минуту перед тем сквайр приказал выгнать его через парадный. А о том, чтобы ему выезжать из дома, больше никто и не заикался. Но Эндри после того случая никогда уже не выступал в роли музыканта; а теперь его и на свете нет, бедняга давно лежит в могиле, чего и нам всем не миновать!
- А я совсем позабыл наших музыкантов с их скрипками и виолончелями, задумчиво проговорил Лэкленд. - Что они, по-прежнему играют в церкви?
