Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади
- Эх ты, глупышка, - с укоризной говорит Нипернаади, - отчего ты не хочешь показать мне свои новые туфли? А я-то радовался, думал, теперь уж Кати счастлива. А Кати-то не счастлива?
Девушка сгребает подарки с изножья кровати и выкладывает на сундук.
- Да вот они, - говорит она, отступая в сторону, словно одежда и туфли вдруг утратили для нее половину своей ценности.
- Ах, до чего хороши! Восклицает Нипернаади. - И все это накупил дядя?
- Не подумай плохого, - говорит Кати. - Я знать не знала, что он покупает это мне. Я думала — это для Лийз. Уже он и деньги уплатил и мы вдвоем сидели в телеге, только тогда дядя сказал, чтобы я себе взяла. А я — нет, я отказывалась. Тогда Яак сказал, что у него с тобой свои счеты, он, мол, востребует с тебя эту сумму. А ты ведь обещал купить мне одежду и башмаки, вот я и взяла, я же знала, что ты возместить дяде его расходы. Так что ты не смотри на эти вещи, как на дядины подарки, ты за них должен дяде заплатить.
- Разумеется, заплачу, - самолюбиво заявил Нипернаади. - И почему ты взяла так мало? Почему не купила еще себе и шелковую шаль, шелковую юбку? И туфель могла бы взять побольше, что значит одна пара по осенней грязи? И на голову могла бы купить что-нибудь, может, когда п придется надеть, в церковь там или на какой-нибудь праздник. Маловато купила, на деньги за моего быка могла бы себе и побольше позволить. Но все равно я рад — теперь тебе больше не мерзнуть, не стыдиться своей одежды. Скоро, значит, и к пастору съездим?
- Когда? - спрашивает Кати, вдруг враз подобравшись.
- Да хоть завтра, - смеется Нипернаади. - По мне-то хоть завтра.
Кати задумчиво разглаживает одежду и произносит:
- Завтра... не слишком ли быстро, к чему так спешить? Ты же знаешь, мне еще надо кое-что сшить. И со скотиной еще сколько забот и хлопот, управлюсь ли я с шитьем так быстро? Ты должен быть терпелив со мной, Тоомас. Я ведь из дому пришла совсем раздетая, ни рубашки порядочной, ни юбки. Теперь я хочу себе кое-что пошить. Знаешь, Тоомас, ты сам подумай, ну, пойду я с тобой к пастору оборванкой, люди крик подымут — хозяин Хансуоя посватал нищую.
- Пусть говорят, что хотят, мне все равно, - сказал Нипернаади.
- И все-таки, - не уступала Кати, - я не хочу, чтоб из-за меня пошли всякие разговоры. Да и ни к чему такая спешка.
- Значит, через неделю? - спрашивает Нипернаади.
Кати задумалась:
- За неделю я не успею ничего. Неужели сейчас так важно назначать какой-то день? Как буду готова — скажу тебе и поедем к пастору.
Нипернаади опустился на кровать, вздохнул:
- Странная ты девушка, Кати. Пока мы были в доме твоей матери, ты и дня терпеть не хотела, а теперь вот нисколько не торопишься. Может, есть тут какая-то причина? Мне кажется, что мой дядя нравится тебе больше, чем я.
Тут на глаза у Кати навернулись слезы.
- Как у тебя язык поворачивается говорить такое! - всхлипывая, воскликнула она и упала на кровать. Зарыла голову в подушку, плечи ее сотрясались в плаче. Нипернаади погладил ее волосы и сказал:
- Зачем плакать, Кати? Знаешь, я так тебя люблю, что ты могла бы даже выйти за моего дядю, раз он тебе нравится больше. Разве я не говорил тебе, когда мы шли сюда осенними ночами, что на моем хуторе найдешь покой и счастье? И если с моим дядей ты будешь счастливей, я оставлю хутор и уйду навсегда.
- О, великий боже, - с досадой воскликнула Кати, - ну как тебе объяснить — не нужен мне твой дядя, слышишь, и никогда не был нужен. Зачем ты его тычешь мне, нет у меня на это ни малейшего желания. И вообще ты очень странный, я тебя нисколечко не понимаю. Твой дядя давно уже трахнул бы кулаком по столу, глянул бы исподлобья и рявкнул: «Молчи, Кати!» А ты просишь, торгуешься, интересуешься, что я думаю. А я не умею думать, мне нужно велеть. Нет, Тоомас, если ты и дальше будешь так поступать, я с этим шитьем и к рождеству не управлюсь и к будущему летнем празднику не будет у меня обновки. А ты разозлись и вели: «Кати, чтоб завтра к утру весь наряд был готов, поедем к пастору — и никаких уверток и возражений, я этого сроду не терплю!» И если ты так скажешь, я пойму, ничего тут не поделаешь, живо примусь за шитье, буду шить ночь напролет и завтра к утру непременно буду готова. Если ты громко прикажешь.
- Кати, - рассмеялся Нипернаади, - завтра к утру твой наряд должен быть готов и мы едем к пастору, и чтоб никаких уверток и возражений, я этого сроду не терплю — слыхала?
Кати взглянула на Нипернаади и мрачно сказала:
- Нет, Тоомас, нет, не умеешь ты приказывать — ты будто и не рос на хуторе хозяйским сыном, будто не привык распоряжаться людьми. Ты словно ветер — бывает, беснуешься — буря бурей, а потом на недели прикорнешь под кустом и нет тебя. А женщине буря нудна всегда, она тогда счастлива, когда у нее над головой висит грозовая туча. В меру солнца и в меру дождя, но грозовая туча вечно над головой. И твой дядя это умеет. Он такой тяжеловесный, один ножищи чего стоят, когда он спрыгивает с телеги, я невольно хватаюсь за нее, боюсь, что земля вот-вот задрожит, закачается. Правда, Тоомас, ты бы подыскал ему жену, человеку лучше жилось бы и не ездил бы он так часто за водкой.
- Я ее уже нашел, - вздохнул Нипернаади.
Кати стремительно вскочила с кровати и со жгучим любопытством уставилась на него.
- Кто она, кто? - живо спросила она. - Хозяйская дочка с хутора или женщина постарше?
- Об этом еще рано говорить, - ответил Нипернаади таинственно и встал.
Разочарованная Кати уселась обратно на кровать.
- Вот ты какой, - раздосадованно сказала она, - с тобой невозможно разговаривать. У тебя от меня секреты, ты мне не доверяешь. А твой дядя не такой: спросишь — он ответит. Всю душу выложит, ничего не утаит. Нет, Тоомас, не верю я, что ты меня когда-нибудь посватаешь, еще там, во ржи не верила. Все боялась, что ты убежишь, бросишь меня под открытым небом. Да и как мен верить тебе, если ты даже в пустяках не доверяешь мне.
Нипернаади взъерошил девушке волосы и засмеялся.
- Ты как маленький ежик, всегда колючки выставляешь, - сказал он. - Но из таких выходят хорошие, порядочные жены.
Со двора донеслись возгласы и лай собаки.
- Тоомас! - звал хозяин Хансуоя. - Тоомас, куда ты подевался?
- Слышишь, какой ревнивый старик? - заметил Нипернаади.
- Иди, раз тебя зовут, - испугалась Кати. - Найдет тебя здесь, опять будут неприятности.
- Боишься его?
- Боюсь, - дрожа, ответила Кати. - Он такой большой и сердитый. Помнишь, как он вышел на быка? Иди, иди поскорей, я правда не хочу, чтобы из-за меня были неприятности.
- А я ничуть его не боюсь, - сказал Нипернаади, внезапно зевнув. - Больше того, я подумываю слегка его укротить. Пока меня не было, он возгордился, куражится не в меру. Стану я терпеть этакого горлопана у себя на хуторе. Завтра же выставлю его из Хансуоя — пусть проваливает со всем своим добром, сыном Яаном, невесткой Лийз и прочими делами. Надоели эти вечные свары, спесь и бахвальство. Хочу, чтоб у меня в доме был покой.
- Тогда я тоже уйду, - сказала Кати и боязливо съежилась.
- Вместе с дядей? - спросил Нипернаади.
- Нет, домой, к матери, - ответила Кати примирительно. - Не хочу смотреть, как ты выбрасываешь на улицу невинных людей. А лучше бы ты потерпел, дядя и так обещал поставить себе избушку где-нибудь в сторонке. А выгонишь ты его с хутора, народ будет говорить, что из-за меня. Я так не хочу.
- Ладно, посмотрим! - уже мягче сказал Нипернаади и вышел.
Хозяин Хансуоя стоял посреди двора и кричал:
- Тоомас, куда ты подевался, Тоомас?! Мне надо с тобой поговорить сегодня же.
Увидев перед собой Нипернаади, он взял его за руку и увел в дом. Сын Яан уже дремал, привалившись головой к столу.
- Отдай мне свою девушку! - сказал хозяин Хансуоя. - Ты спас мне жизнь, ты меня вылечил, отдай еще и свою девушку. А взамен проси чего хочешь. Хочешь, дам шесть коров и трех лошадей? Хочешь, двадцать ваков земли дам? Хочешь, отдам тебе свой лес, строевой лес, ни одно дерево еще не срублено, хочешь? Принести документы и план моего хутора- записать что я продал хутор тебе? А может, оставишь Хансуоя мне и возьмешь векселя?
- Ты пьян и говоришь глупости, - сказал Нипернаади, вставая.
- Я не пьян и не говорю глупости! - осердился хозяин Хансуоя.
- Да как ты сеешь говорить о Кати словно о какой-нибудь скотине на продажу!? - повысил голос Нипернаади.
- Понятно, Кати не продажный скот, это понятно, - ответил хозяин Хансуоя. - Но я же должен как-то от тебя избавиться! Кати сама сказала: «Если Тоомас на мне не женится, пойду за тебя». Вот так она сказала.
- Но я ведь женюсь на Кати, - возразил Нипернаади.
- В том-то и беда, что женишься, - воскликнул хозяин Хансуоя. - А вот не женился бы — то-то была бы радость. Хочешь шесть коров и трех лошадей? Иди в хлев, выбирай какие понравятся и гони к себе на хутор. А я дам тебе записочку, что продал тебе этот скот и с благодарностью принял денежки. Ох и несокрушимое у тебя сердце, черт побери, словно кремень. Ну что тебе стоит помочь мне? Жизнь спас, вылечил, отдай и Кати.