Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади
Потом в один прекрасный день быка продали проезжему скупщику за триста двадцать крон, и старик поднялся с кровати.
Сделал несколько шагов по комнате, схватился за бедро и застонал.
- Такая жгучая боль, как шилом пронзает! - пожаловался он Кати. - Как думаешь, не поехать ли в Хярмасте к врачу? Пуст взглянет, что же там там сильно саднит, так болит — совсем беда, на ноги встать не могу!
- Непременно надо показать врачу бедро, - согласилась Кати. - Нипернаади, правда, мажет рану всякими лекарствами, да ведь он никакой не врач, может, совсем неправильно делает? Не дай бог воспаление или еще что-нибудь случится, так и ногу еще отрежут.
- Боже упаси! - испуганно воскликнул хозяин Хансуоя. - Нет, в самом деле, Нипернаади никакой не врач. Он такой же хозяин, что он может знать о серьезных ранах и о страшной боли в бедре!
Ступил еще несколько шагов, потом со стоном опустился на кровать и сказал:
- Нет, дьявол, там внутри точно что-то подозрительное, иначе бы так не болело. Тут только врач может помочь толковым советом. А что, Кати, если бы ты со мной поехала возницей? Не могу же я, насквозь больной человек, ехать один, наверняка в канаву заеду.
У Кати ноги ослабели, она резко отвернулась и проговорила:
- Нет, нет, я не могу. Что тогда скажет Тоомас?
- Только и слышишь — Тоомас! - рассердился Яак и снова застонал. - О чем ни заговоришь, только и слышишь — Тоомас. Ты хочешь, чтобы я тут помер, как собака? Ни сочувствия в тебе, ни жалости к людям. Ты злая и жестокая и любишь только своего Тоомаса. А Тоомас мой родственник, он не может быть против того, что ты помогаешь и заботишься обо мне. Он же сам велел тебе за мной ухаживать?
- Когда ты хочешь поехать? - робко спросила Кати. - Завтра, послезавтра?
- Да прямо сейчас, - ответил хозяин Хансуоя. - Нога болит так, что медлить нельзя ни минуты.
- Подожди немного, я сбегаю в поле, поговорю с Нипернаади, - сказала Кати.
И, как птичка, полетела со двора в поле. Добежала вся красная, тяжело переводя дыхание. Встала перед Нипернаади, не поднимая глаз, смотрела на свои руки и молчала. Нипернаади бросил жать, посмотрел на Кати и спросил:
- Что-нибудь случилось? Ты бежала во всю прыть и отдышаться не можешь, будто принесла весть о пожаре.
- Ничего не случилось, - отвечала Кати. - Просто пришла посмотреть, что ты делаешь, как косишь. Я еще не видела, как ты косишь.
Нипернаади снова взял косу и, широко взмахивая, принялся косить. Он шел вперед, а Кати тянулась за ним следом. Но ничего не говорила. И Нипернаади ни о чем не спрашивал. Так шло время.
Потом Нипернаади остановился, подправил косу, с улыбкой посмотрел на Кати и спросил:
- Ну, девочка, может, надумала и скажешь все-таки, что тебя сюда привело?
- Мне и вправду нечего тебе сказать, - отозвалась Кати. - Только вот дядя попросил, чтобы я поехала с ним к врачу. Больше ничего.
- К врачу? - удивился Нипернаади. - Да его рана давно уже затянулась, и старик здоров как никогда. И не рана то была, а легкая царапина, пустячная и ничтожная. Зачем ему ехать к врачу?
Тут Кати прорвало.
- Ты плохой человек, Тоомас, - сказала она укоризненно. - Почему ты всегда говоришь о своем дяде плохо? Он в самом деле не на шутку хворает, все время стонет, жалуется. У него наверняка какое-нибудь воспаление или отравление. И он так исхудал, пожелтел, совсем не ест, только угрюмо смотрит в угол и стонет, мне кажется, они и вправду плох.
Нипернаади снова взял косу и сказал:
- Раз ты так считаешь и дядя не обманывает, можешь поехать с ним к врачу. Но смотри, будь умницей.
- И ты не запрещаешь? - удивилась Кати. - Ты серьезно разрешаешь поехать?
И не дожидаясь ответа, она понеслась домой, зардевшаяся, возбужденная.
Хозяин Хансуоя уже запряг лошадь и ждал Кати.
- Долгонько ты разговариваешь со своим Тоомасом! - сердито сказал он. - Тебя и не дождешься.
- Такие дела быстро не делаются, - радостно объяснила Кати, схватила платок и села рядом с хозяином. Потом взяла вожжи, кнут, и, тарахтя колесами, они выехали со двора.
Яан, заслышав, что отец отправился с Кати в Хярмасте, ругаясь, ушел с поля домой.
Нет, он этого дела так не оставит. С того дня, как на хутор пришла Кати, никакого порядка уже нет. Где это видано, чтобы папаша с девкой уезжал в Хярмасте, а он, сын, оставался дома? Спятил что ли старик? Его бросает дома, а сам,крадучись, словно вор, бежит со двора. Ни с кем не разговаривает, только шепчет девчонке на ухо, вводит в соблазн. Только все искал состоятельную женщину, чтобы не меньше десяти коров и трех лошадей, в деньгах или в натуре, жена принесла бы ему на хутор, а теперь охаживает голодранку и никакого имущества с нее не требует. Нет, это дело надо прояснить, вот вернется старик домой, он этому Яаку покажет. А то продал быка за триста двадцать крон, деньги в карман и галопом в Хярмасте. Почему бы им не поехать вдвоем, отцу и сыну? Ох и дурак этот Нипернаади, не видит, что старик у него из-под носа девчонку уводит. Сам, говорит, хозяин, а в поле косит, как батрак какой-нибудь, и даже не заикается о жалованье. Косит, мучится, а старик пользуется случаем, рад стараться!
Дождавшись, когда Нипернаади придет с поля и вся семья соберется за столом, Яан говорит:
- Старику пора бы уже вернуться, небось загуляли там с Кати и до утра не приедут.
Лийз усмехается, Моормаа насмешливо разглядывает Нипернаади, а Тоомас ест как ни в чем не бывало.
- Я своему старику не доверяю, - продолжает Яан. - Вечера теперь темные, а ночи и подавно, бог знает, что может случиться.
- Хворый старик немощней ребенка, - отзывается Нипернаади.
- Это Яак немощней ребенка - смеется Лийз. - Это он хворый? Знаю я этого медведя, ему и десять быков нипочем. Эта пустячная царапина не сломила бы Яака, уж наверное тут были другие причины, куда серьезней.
Нипернаади вскакивает из-за стола, швыряет ложку в пустую миску и чеканит:
- Я знаю свою Кати, а вам лучше помолчать.
Но когда он садится на кровать и принимается играть на каннеле, Яан подсаживается к нему.
- Кати прекрасная девушка, - дружелюбно говорит он. - Но старику не верь. Лучше бы ты увез девушку к себе на хутор. Да и работа здесь скоро кончится, мы и сами управимся. Отец сам не сегодня-завтра выйдет в поле, он же вполне здоров. Так я думаю. Я бы тебе всего этого не говорил, но ты нам сделал много добра и я не потерплю, чтобы старик без меня ездил в Хярмасте. Сызмала мы вдвоем ездили; я еще в пеленках был, а отец уже меня с собой брал. Мы как близнецы, один без другого никуда. А теперь он взял девушку и поехал с ней. И мне ни слова.
Вечером хозяин Хансуоя с Кати вернулись, Кати в дом уже не пошла, взяла из телеги свои узлы, пожелала Яаку спокойной ночи и направилась в амбар, где была ее постель. Там она запалила свечу, разложила купленные вещи на кровати, села возле них и гладила, и прижимала к груди свои новые башмаки, юбки и платки. А хозяин, насвистывая, вошел в дом, держа в обеих руках по бутылке.
- На, сын, - приветливо сказал он, протягивая Яану бутылки. - Я тебе и новую трубку привез, такой чудесной ты отродясь не видывал. А Лийз — платок и нарядное платье, зингеровкую машинку я пока еще не купил. Всех домочадцев хотел ублажить, чтоб без обид и препирательств, будто я один поехал в поселок и гулял один. А я по делу ездил, у врача был, а Кати лошадью правила и покупки делать помогала.
- И что же врач? - спросил Яан, бутылки водки холодили ему колени.
- Он вот что сказал: «Ты здоров как бык и проваливай домой, вот его слова, - ответил смеясь Яак. - Тебя хорошо врачевали, - так он сказал, и ты в добром здравии. Денек-другой еще посиди дома спокойно, иначе рана откроется. Поберегись!» Так и сказал.
Сел за стол веселый, словоохотливый, расстегнул полушубок и пиджак.
- Не злись, - сказал он Нипернаади. - Кати умница, и ничего дурного с ней не стряслось. Я ее, как ребенка, от себя не отпускал. Но вот что я тебе скажу, Тоомас, если будешь со свадьбой тянуть и дурачить девушку, то у меня с ней будет очень серьезный разговор. Может, ты думаешь, что яблоко будет до самой зимы на ветке болтаться? Пришла пора плоду созреть -он упадет, а уж дело сборщика быть наготове. Вот что я тебе скажу. Да и она жалуется: «Тоомас теня не любит, поля ему куда милее!» На это я ей так ответил: «Не бойся, девочка, я хочу с Тоомасом обо всем этом поговорить, а если он и впрямь к тебе равнодушен, то у меня для тебя приготовлен и другой разговор». Она и говорит: «Пусть так и будет!» И я ответил: «Да, пусть так и будет!» И больше мы об этом деле не говорили. И теперь я спрашиваю тебя, Тоомас, а ты ответь мне, как на духу: какие у тебя намерения и когда ты думаешь уладить свои дела с этой девушкой? Скажи мне откровенно и без уклона!
- Скоро, - серьезно ответил Нипернаади, - завтра или послезавтра мы уйдем с твоего хутора!
- Уйдете с моего хутора? - перепугался хозяин Хансуоя. - И ты, и Кати? Нет, знать ничего не хочу об этом намерении. Да и врач мен сказал: «Тебе еще несколько дней придется провести дома, под присмотром ласковых и заботливых рук!» Вот как он сказал. А я ответил: «Заботливые руки имеются, значит, поправлюсь!» И теперь, когда я пошел на поправку, ты хочешь увести отсюда Кати? Нет, милый родственничек, назначь любую цену, но об уходе и речи быть не может. Ты спас мне жизнь, спаси и здоровье. И ни к чему тебе в поле косой махать, ты сам хозяин и здесь ты, ну, в гостях! Вот так я думаю.
