Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад
564
Этеокл и брат его Полиник, дети Эдипа, долго спорившие, кому должны принадлежат Фивы, умертвили наконец друг друга в поединке. Тела братьев положили на один костер; но поднявшееся с костра пламя раздвоилось, как бы в доказательство того, что безумная ненависть братьев не замолкла и по смерти.
«Tremuere rogi et novus adrena busto
Pellitur, exundan diviso vertice flammae.»
Statius, Theb. XIII, 430.
565
Деидамия, дочь Ликомеда, царя скиросского. При дворе Ликомеда Фетида скрыла сына своего Ахилла, переодев его в женское платье, для того, чтобы спасти от опасностей, угрожавших ему, согласно с оракулом, при осаде Трои. Но Улисс скоро открыл Ахилла, явившись ко двору Никомеда купцом с разными товарами, состоявшими из женских украшений и ратного доспеха: первые раскупили женщины, Ахилл же схватил оружие. Тогда Улисс уговорил будущего героя покинуть свою возлюбленную Деидамию и идти вместе с ним под Трою.
566
Улисс и Диомед заключены в одну огненную купу как неразлучные строители хитроумных ковов на погибель Трои. Сюда принадлежат: во-первых, похищение Палладия или Палладиума, статуи богини мудрости, упавшей с Олимпа и хранившейся в Трое в храме ее замка; от обладании этой статуей зависела, согласно с оракулом Аполлона, судьба Трои, почему Уллисс и Диомед согласились похитить ее и действительно похитили, пробравшись в замок Трои в одежде нищих (ст. 63). – Далее, по совету Улисса, Греки построили деревянного коня, внутри которого спрятались сам Улисс и другие героя; Трояне, поверив Синону, уверявшему, что конь построен как примирительное приношение Палладе, втащили громаду в Трою и, для удобнейшего прохождения ее, сломали даже часть стены; ночью Греки вышли из коня, отперли ворота и впустили приближавшиеся к тому времени войска Греков; тогда Эней, спасаясь из погибавшей Трои, бежал с немногими Троянами и, прибыв в Италию, положил основание будущей Римской Империи.
567
Греки не стали бы отвечать Данту или по своей гордости, или из ненависти к Латинам, потомкам Троян. – Замечательно, что Данте нигде в своей поэме не вступает в разговор с лицами из древней греческой истории: не есть ли это намек на его незнание греческого языка? Филалетес.
568
Больший рог заключает в себе душу более разумного Улисса, во зло употребившего более света, т. е. разума, а потому и объятого большим пламенем. Древним назван огонь потому, что протекло много веков с тех пор, как в нем заключены эти души.
569
Мысль глубокая! как трудно человеку лжи облечь в слово истину, которая, как огонь, его уничтожающий, объемлет его душу! Это явление еще разительнее выражено в след. песне (Ада XXVII, 4-18). Нельзя не подивиться также глубокомыслию поэта, превратившего этих людей в огненные языки, – людей, которых язык, по слову Апостола, быль огнь, воспаляющий круг жизни. «Et lingua ignis est, universitas iniquitatia. Lingua constituitur in membris nostris, quae maculat totum corpus, et inflammat rotam nativitatis nostrae Inflammata а gehenna.» Vulg. Jacob. III, 6. Копиш. Филалетес.
570
Следуя Виргилию, Данте принимает местопребывание волшебницы Цирцеи, превратившей спутников Улисса в свиней, не далеко от мыса Монте Чирчелло, между Террачиной и Гаэтой, – городом, так названным Энеем в честь его кормилицы Каэты.
571
Т. е. ни нежностью к сыну Телемаху, ни преданностью к отцу моему престарелому Лаэрту, ни любовью к супруге Пенелопе.
572
Этот неподражаемый рассказ о гибели Улисса, ни сколько несогласный с повествованием Гомеровым, служит новым доказательством тому, что Данте не знал греческого языка и не читал «Одиссея» в подлиннике. Правда, в его время существовал уже перевод ее, сделанный Пиндаром Тебанусом; но так как этот перевод отличался варварским языком, то и остался почти незамеченным современниками; только по смерти Данта, перевод Одиссеи, исполненный под иждивением Боккаччио и Петрарки Леонтием Пилатом, вошел во всеобщее употребление. Впрочем, если бы даже и была известна Данту Одиссея, он, вероятно, все-таки позволил бы себе это отступление, потому что, прибегая к мифологии и самой истории, поэт, как мы сказали, пользовался ими по столько, по сколько они могли служить ему для олицетворения его идей. До сих пор неизвестно, откуда заимствовал Данте этот рассказ об Улиссе: есть ли он его изобретение, или основан на средневековых преданиях? Об Улиссе было множество преданий уже в древности: так еще Плиний и Солин называли Улисса основателем Лиссабона; так у Тацита (De Germ. сар. III) сказано, что Улисс посещал берега северного Немецкого моря, где основал город Asciburgium. Накониц, даже в средние века, вероятно, ходило в народе много сказаний как об Улиссе, так и о неведомых странах другого полушария: ибо мы знаем, что еще за долго до открытия Колумба отважные моряки Скандинавии и Исландии посещали уже берега нынешней Америки.
573
Корсика, Болеарские и др. острова, омываемые Тирренским морем.
574
Т. е. до так наз. Геркулесовых столбов (Гибралтарского пролива), образуемых двумя горами, Абидой и Кальпой, где Геркулес поставил свой знаменитый девиз: nec plus ultra. Другими словами: Улисс достиг той границы, которая поставлена человеку (по понятиям того времени) самою силою божественной; перейти этот предел значит идти против воли Бога. Копишь.
575
Севилья город в Испании (Ада XX, 124. и пр.); Септа (Setta), древнее название африканского города Сеута.
576
По понятиям того времени, другая половина земного шара была покрыта морем.
577
Эти-то слова и составляют главное преступление Улисса как злого советника: ими он прикрывает греховность своего дерзкого предприятия, представляя его подвигом добродетели, подобно тому как лжепророки (Ierem. XXIII, см. выше) выдавали свои мечтания за что-то божественное, а потому и погибли, как Улисс, от вихря Господня. Копишь.
578
Обратив руль к востоку, они плыли на Ю. З. влево от прямой линии, проведенной на запад, пока достигли острова чистилища помещенного Дантом на другом полушарии прямо противоположно Иерусалиму, стало быть, под 32° Ю. широты и 158° 3. долготы по Гринвичскому меридиану, или почти в 450 немец. миль от северной оконечности Новозеландии. Филалетес.
579
Других небес, т. е. южного полюса.
580
Значит, они плыли 5 месяцев. Гора чистилища отстоит от Кадикса почти на 2050 миль; если принять месяц ровно в 30 дней, выйдет, что в день они плыли около 13 миль, что не должно казаться слишком малым, принимая в расчет несовершенство мореплавания во времена Улисса. Филалетес.
581
Испод луны, т. е. ее нижняя поверхность, которою луна постоянно обращена к земле.
582
Гора Чистилища (см. 124–126, прим.).
583
«Ессе! turbo Dominicae indignationis egredietur, et tempestas erumpens super caput impiorum veniet.» Vulg Jerem. XXИІІ, 19.
584
«И так в основе этого дивного рассказа об Улиссе лежит порицание человеческого высокомерия, тех хитросплетений ума, той изобретательности и предприимчивости, которые устремляют деятельность человека за пределы возможного: так то что уже Гораций в третьей Оде Второй Книги изобразил нам мореплавание вообще как дерзкое нарушение воли богов. Потому Улисса, как он выведен здесь, можно сравнить с древними Титанами или Кентаврами, дерзнувшими на брань с самыми богами, или с знаменитым Фаустом средних веков, который для того, что бы утолить жажду к познаниям и удовольствиям, осмелился пожертвовать и жизнью и вечным блаженством. – Кроме того, повествование о гибели Улисса имеет тесную связь и с самою местностью Divina Commedia. Гора, от которой восстал вихрь, погубивший корабль Улиссов, есть гора Чистилища. К этой цели Данте не мог привести Улисса без того, чтобы некоторым образом не нарушить единства плана своей поэмы, а еще более потому, что этим совершенно опровергалась бы идея о недосягаемости цели, лежащей вне пределов сил человеческих. Следственно прекрасным этим эпизодом поэт заранее приготовляет читателя к скорому переходу во второй отдел замогильного мира – Чистилище.» Каннегиссер.
585
Перилл, афинянин, подарил Фалариду, тирану арнгентскому, медную статую быка, устроенную таким образом, что когда сажали в нее человека и разогревали ее медленным огнем, то стоны несчастного совершенно походили на рев живого быка. Фаларид, приняв подарок, немедленно хотел испытать свойство статуи и для того употребил самого изобретателя, подвергнув его первого жестокой казни, им же изобретенной. Это уподобление намекает на то, что души, наказуемые здесь пламенем, похищенным ими у Бога, сами приготовили себе собственную муку.
586
Эта картина говорящего пламени превосходно задумана как в акустическом, так и нравственном отношениях. Слова говорящей души, не находя выхода из среды окружающего ее пламени, сперва производят только треск и рокот, какой издает разгорающееся пламя; но как скоро слова проложили себе дорогу сквозь острие пламени, тогда волны звука, возбужденные движением говорящего языка, сообщали колебание острию огня и в след за тем послышались вразумительные звуки речи (слич. также Ада XIII, 40 и д.). Филалетес.
