Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…
Стойко (вернее: бесчувственно) – именно из-за отсутствия надежды на окончательный успех. Надежда как-то постепенно испарилась… Я настолько не верила, что книга выйдет, что даже уже и не волновалась, и не психовала. Не волнуюсь же я, в самом деле, из-за того, что мне не суждено пройти по проволоке! Или из-за того, что не слетать на Луну… Смешно, глупо психовать из-за того, что – нереально.
Да, в то время я уже трезво смотрела на вещи. Без иллюзий. И без детской самонадеянности, которая когда-то толкнула меня на такое опрометчивое, как я теперь понимала, обещание, данное Моему Клоуну: «Обязательно будут!» (Имелось в виду, что будут книжки, и не одна!)
* * *
– Мелькайте! – говорил мне Егор Исаев. – Вы слишком редко появляетесь, о вас просто забывают…
Вспомнилось, как Енгибаров читал мне когда-то стихи Жака Превера про Птицу. О том, что нужно нарисовать ветку и ждать, когда прилетит Птица. И Моему Клоуну очень нравилось, что «продолжительность ожидания не имеет нииикакого значения!» Ну что ж, буду ждать. Буду терпеливо ждать, ведь продолжительность ожидания не имеет никакого значения.
Вообще, я и не тороплю события, даже мысленно. Потому что меня мучит то, что моя книга хоть как-то, но всё же продвигается, а о книге Людмилы Фёдоровны – ни слуху, ни духу. Обещания Марка Максимова, которому я когда-то (летом 1973 года) вручила рукопись Людмилы Фёдоровны, оказались всего лишь обещаниями. Максимов был в восторге от стихов Людмилы Фёдоровны, которые вышли в альманахе «День поэзии», а Максимов как раз был редактором этого альманаха. На составление книги он дал Людмиле Фёдоровне всего неделю, и она спешно её составила и напечатала, и Максимов (вроде бы) отнёс её в издательство. После чего Людмила Фёдоровна смиренно (в течение многих лет!) ждала издательского решения. А Максимов из издательства вскоре ушёл.
И теперь рукопись вообще не могут найти! Секретарь говорит:
– Наверное, она сейчас у кого-то на рецензировании…
– А у кого? И как давно? – спрашиваю я. – Ведь прошло уже столько лет!
Секретарь долго роется в картотеке…
– А вообще-то, рукопись Окназовой почему-то не зарегистрирована… – говорит недоумённо.
Значит, Максимов её до издательства даже не донёс?? С трудом, после долгих поисков и расспросов, выяснилось, что вроде донёс, кто-то когда-то рукопись видел. Но рукопись бесследно утеряна…
– Как же так? – сокрушаюсь я.
– Ну что, такое бывает, – говорит секретарь. – Видите, сколько у нас тут всего? Шкафы ломятся!… Да, бывает, что рукописи теряются. Ну, пусть заново приносит.
* * *
Не забыть:
Как печатали с Антоном и составляли книгу Людмилы Фёдоровны… Антон влюбился в её стихи! Многие выучил наизусть. Особенно ему нравились стихи про февраль, и в нём – вот эти строчки:
Заболеваю оптимизмом!
Мне солнце на душу легло.
И сердце просит новых истин,
И сладко чешется крыло!
Это крыло приводило Антона просто в восторг! Он с таким упоением произносил эту строчку: «И сладко чешется крыло!…», как будто в этот самый момент ощущал, как оно там у него чешется!…
* * *
А в Литконсультации с давних пор пылилась ещё одна моя рукопись. Это Борис Глебович когда-то предложил, чтобы я подготовила рукопись.
Сделала. Принесла. Он прочёл. И сказал:
– Если бы было предисловие какого-нибудь значительного человека, мы бы предложили вашу рукопись какому-нибудь издательству. В принципе мы имеем на это право.
Звоню Никулину. Это было как раз то время, когда мои стихи шли в его журнале.
– Салют, Мария! Ну, как дела? – говорит он.
Услышав про предисловие, говорит:
– Нет проблем!
– А когда вам позвонить?
– Ну, давай дня через три.
И в ту же ночь мне приснилось его предисловие: как будто я прихожу к нему, а он мне читает его вслух: про то, как я работала осветителем в цирке… и как мы познакомились, и как ему понравились мои стихи.
Через три дня звоню. Говорит: «Приезжай!»
Приехала.
– Хочу тебе прочесть вслух. Если что-то не так, тут же исправим.
И он начинает мне читать: про то, как я работала в цирке осветителем, и как мы познакомились… Всё точно, как в моём сне!
– Только у меня машинка сломалась. Можешь перепечатать сама?
– Конечно! Спасибо вам огромное!
– Да мне это было нетрудно. Даже приятно. Ты здорово пишешь о цирке. Это я тебе на полном серьёзе говорю. Удачи тебе!
Он вышел проводить меня к лифту…
Потом рукопись дали на рецензию Николаю Тарасову. А он отыскал одну неудачную строчку, прицепился к ней, сто раз её процитировал (как будто моя книга только из этой одной строчки и состоит!). И в заключение написал, что вообще-то стихи у меня не плохие, есть даже очень хорошие. Но будет ещё лучше, если я перепишу всю книгу заново!
С такой рецензией тыркаться в издательства было бесполезно. Борис Глебович сильно расстроился:
– Это надо же! Кто б мог подумать, что Коля такую рецензию напишет? Видно, что-то в ваших стихах его сильно задело. Кто б мог подумать…
Но через несколько лет в Литконсультацию зашёл главный редактор крупного молодёжного альманаха «Истоки». Зашёл с определённой целью: поискать в ворохе рукописей – интересных молодых авторов для своего альманаха. Тут-то ему и попалась на глаза моя рукопись…
Получаю от него письмо: вот, пишет, выловил ваши стихи из потока… хочу напечатать большую подборку, с предисловием Никулина. Так что, приезжайте в редакцию, познакомимся и привезите свою фотографию.
Приехала. Симпатичные такие люди. Самого главного, правда, который мне писал письмо, в тот день не было.
Полная приветливая женщина средних лет сказала:
– Взгляните на редактуру.
Взяла гранки. Читаю… и мне делается дурно. В каждом стихотворении – по две-три правки, иногда искажающие смысл, иногда сводящий его до плоскости. Например, строчку «Здесь не играют – здесь живут» она переделала в нечто плакатно-трафаретное: «Сейчас не праздник здесь, а труд». И все исправления в том же духе!
– Ужас!… – говорю я. – Я не согласна.
– С чем? – удивилась она.
– С каждым из этих исправлений. Не согласна. Стихи испорчены. Смысл искажён!
– Ну, знаете… я делала свою работу, без редактуры никак нельзя.
– А если стихи хорошие, и я уже сама над ними достаточно поработала, и всем нравятся – и вашему главному, и Никулину!…
– Без редактуры нельзя! – сказала твёрдо эта мягкая женщина. – Я ведь не просто так здесь сижу.
– Тогда я стихи забираю. И печататься у вас не буду!
Она побледнела.
– Как забираете? Вас сам главный редактор рекомендовал к печати!
– Не хочу, чтобы мои стихи выходили в таком виде. Мне будет стыдно…
Она взволнованно заколыхалась, как большой манный пудинг.
– Ну, погодите, погодите! Давайте обсудим…
И мы стали обсуждать. Я дралась за каждую сточку, за каждое слово… В итоге всё вернули на место. Но… вот хитрая редакторша! Когда вышел альманах, я всё же обнаружила в стихах три её исправления! Так что, когда дарила альманах друзьям, пришлось делать рукописные «исправления обратно».
* * *
– Хотите в нашу редакцию младшим редактором? – спросил меня Егор Исаев.
– А это каждый день работать?
– Ну, да, конечно.
– Не могу.
– Почему?
– У меня ведь сын маленький. С кем я его оставлю?
– А в детсад не хотите отдать?
– Детсад мы уже попробовали… Болеет очень. Не детсадовский он.
– Понятно…
– А вот рецензии писала бы с удовольствием, – сказала я.
– Ну, давайте тогда рецензии. Хотя жалко, конечно, что не хотите младшим редактором. В перспективе – были бы старшим редактором.
– Не могу, – сказала я.
– Ну да, не можете.
– Мне нужна надомная работа. Чтобы быть с ребёнком.
– А вы писали уже рецензии где-нибудь?
– В Литературной консультации, пять лет. И несколько лет в Детгизе.
– Значит, опыт есть. А вы что, ушли оттуда?
– Да нет, не ушла. Но не каждый месяц дают что-то на рецензию, и рукописи слишком маленького объёма. Так что в итоге получаются сущие копейки.
– Понятно… Ну, прямо сейчас и возьмите работу.
Мы вышли в приёмную, и он велел секретарю дать мне на рецензию какую-нибудь рукопись. Он сказал: «Это наш новый рецензент. Человек умный и ответственный, моя бывшая студентка. Я за неё ручаюсь».
Так я стала рецензировать рукописи в «Советском писателе». В терпеливом ожидании выхода своей книги…
* * *
Я принесла рукопись Людмилы Фёдоровны, которую мы с Антоном напечатали, и пошла с ней сразу в Исаеву. Рассказала о них – о Людмиле Фёдоровне и Валерии Всеволодовиче. И передала ему их приглашение зайти в гости, посмотреть картины.
